На чисто дипломатическом уровне Россия не смогла получить выгоды от второй Карабахской войны. Но открытым остается вопрос относительно усиления лидерства Кремля в этом регионе на геополитическом уровне. О том, почему в Армении не простят России политические выкрутасы во время боевых действий, зачем Азербайджан сам просил россиян ввести войска в Нагорный Карабах, а также о проблемах, связанных с миротворческим контингентом, “Апострофу” рассказал дипломат, представитель Украины в Миссии ОБСЕ в Нагорном Карабахе (1997-1998, 2004-2006), Посол Украины в Иране (2010-2014) Александр САМАРСКИЙ.
Армению — в союзное государство. А нужно ли?
Итак, как бы там ни было с низким уровнем профессионализма посреднических усилий России, а также их псевдомиротворчеством в нагорнокарабахском конфликте, важной для понимания ее внешнеполитической эффективности является оценка полученного в итоге результата. В частности, то, насколько своими действиями Москве удалось сместить в свою пользу баланс в отношениях с каждой из сторон конфликта.
С начала войны баланс в отношениях Москвы с Баку и Ереваном был в ее пользу. Свидетельством чего является как раз то, что России удалось усадить обе стороны за стол переговоров. В то же время уже очевидно, что российское влияние не носило абсолютного характера. Напомню — Москва сделала целых 3 попытки, чтобы добиться прекращения огня.
Первые две, достигнутые при посредничестве Москвы, договоренности (от 10 и 17 октября 2020 г.), оказались ничего не стоящими, потому что почти сразу были нарушены обеими сторонами. Договоренность от 10 ноября, как уже отмечалось ранее, также была впервые нарушена уже примерно через две недели после подписания заявления.
Такое отношение сторон конфликта к договоренностям, достигнутым по инициативе и под патронатом Москвы (читай — под принуждением), уже само по себе вряд ли свидетельствует о прочности ее авторитета в регионе. По крайней мере, становится очевидным, что позиция Москвы в урегулировании конфликта перестала быть фактором, который безоговорочно принимается во внимание его сторонами.
Влияние “миротворческой” активности России на развитие ее двусторонних отношений со сторонами конфликта также выглядит достаточно неоднозначно.
Вследствие проигрыша войны Армения оказалась в еще большей внешнеполитической, экономической, военно-технической и др. зависимости от России.
Однако даже здесь положение дел с успехом Москвы не такое простое, как кажется. О каком смещении баланса сил в пользу России в отношениях с Арменией вообще может идти речь? Почти полная зависимость Армении от РФ во многих аспектах в течение последних десятилетий, переданные Москве за долги за энергоносители все основные армянские промышленные предприятия, полноценная российская военная база в Гюмри, российские пограничники на армянской границе, российские военные самолеты и вертолеты в армянском небе. Что там еще можно добавить? Даже размещение на территории Армении, вблизи границы с Азербайджаном, еще одной российской военной базы, о чем Россию покорнейше просит армянская оппозиция, ничего стратегически важного для укрепления позиций РФ в регионе уже не даст. Ну, разве еще остается присоединение Армении к Союзному государству России и Беларуси в качестве еще одного претендента на превращение в новый субъект Российской Федерации. Однако, так ли уж нужна Москве эта дополнительная головная боль?
Историческая память играет против России
Как известно, вассалитет совсем не означает автоматическое дружеское и доброжелательное отношение вассала к сюзерену. Более того, он возлагает определенные обязательства также и на сюзерена относительно своего вассала. И здесь, как говорится, есть нюансы. Ведь Москва четко продемонстрировала Армении свою ненадежность как сюзерена и внешнеполитического партнера благодаря вплетению своей мести в посредничество в конфликте, о чем говорилось ранее. Это достаточно типичное для Кремля поведение несло в себе мощный элемент детской капризности, который совершенно очевиден рядовым армянским гражданам. Тем более, что и воспринимается он, как предательство. Учтем, что сейчас РФ продолжает расшатывать внутриполитическую ситуацию в Армении, делая ставку на радикальные действия оппозиции и замену президента Пашиняна выдвиженцем, скорее всего, из насквозь пророссийского и коррумпированного карабахского клана. При таких условиях и тех потерях, которые понесла Армения, здесь уже как-то не до глубокой благодарности и задушевной любви к своему сюзерену за внешнеполитические игрища за ее счет.
Поэтому в долгосрочной перспективе надеяться на то, что армяне в основной своей массе забудут и простят России политические выкрутасы во время войны, вряд ли стоит. Просто надо знать армян и не игнорировать, как это обычно делает Москва, значение общественного мнения в политической жизни общества. Хорошая историческая память, в т.ч. злая, является одной из характерных черт армянской нации. И если раньше подозрительно-недружественное отношение к России у тех или иных представителей армянской общественности во многом было связано с негативным отношением к карабахскому клану, который, так казалось, “нагибал” всю Армению ради интересов т.н. “НКР”, то теперь это опосредованное звено постепенно уходит в прошлое. Сомнений в том, что армяне вспомнят РФ ее политику во Второй Карабахской войне, лично у меня нет.
Иначе говоря, долгосрочные перспективы развития армяно-российских отношений для РФ не столь положительные, как это может представляться сегодня. Сохранение нынешнего статус-кво в двусторонних отношениях опирается исключительно на то обстоятельство, что Еревану на данном этапе просто не на кого заменить Москву в своих внешнеполитических приоритетах. Такое положение дел является, в том числе, одним из результатов последовательной многолетней политики Армении, которая состояла в ориентировании почти исключительно на Москву. Впрочем, ситуация может резко измениться в случае, если Анкаре удастся сделать Еревану настолько выгодные предложения, что он просто не сможет от них отказаться.
Почему Баку выгодны российские “миротворцы”
Что касается изменения баланса в отношениях с Азербайджаном, то тут картина, пожалуй, на порядок сложнее, чем с Арменией в виду, в частности, довольно значительного количества факторов, влияющих на процесс такого перераспределения.
Подавляющее большинство экспертов считает, что в итоге войны баланс в азербайджано-российских отношениях сместился в пользу РФ. Аргументируется это тем, что Баку все же не удалось, из-за давления Москвы, восстановить контроль над частью своей территории, которая осталась за армянами. Более того, размещение по периметру этой территории, вдоль линии соприкосновения, российских “миротворцев” на практике означает превращение ее в российский протекторат. Именно это, как считается, усиливает зависимость Азербайджана от России и является, соответственно, значительной внешнеполитической победой Москвы и проигрышем Баку.
Действительно, на первый взгляд, оснований для подобных выводов достаточно. Однако на самом деле интерпретация этой ситуации как безусловной дипломатической победы России и поражения Азербайджана, оказавшегося теперь в большей зависимости от Москвы, является ошибочной. Она просто не учитывает целый ряд других факторов, которые также влияют на азербайджано-российские отношения.
Дело, прежде всего в том, что Азербайджан, в итоге войны восстановил свой контроль практически над всей своей государственной границей и львиной долей ранее оккупированных Арменией территорий. Его позиция в предполагаемом новом переговорном процессе по карабахскому урегулированию теперь кардинально отличается от той, которая сохранялась в течение почти 30 предыдущих лет. Баку как победитель, в принципе, значительно уменьшил свою уязвимость от внешних воздействий со стороны любых международных посредников в таких переговорах, включая Москву, которая традиционно принимает в них участие.
Размещение российских военных в Нагорно-Карабахской автономной области (НКАО) Азербайджана в целом мало что изменило для него к худшему. Большая часть территории, населенной армянами, которая оказалась теперь под российским протекторатом, не контролировалась Баку и ранее. Так не такая уж и большая разница, кто именно контролирует оккупированную территорию, если это не ты. Гораздо важнее то, что площадь неконтролируемых территорий теперь уменьшилась в разы и сведена, по сути, к минимуму. Остальным можно пока и пренебречь, что и было сделано.
Далее, а кто, собственно, сказал, что эта территория раньше так или иначе не контролировалась Москвой? Кто сказал, что российских “их там нетов” в НКАО не было в период армянской оккупации? Да, там не дислоцировались российские подразделения, но там не могло не быть представителей российских спецслужб, которые являются, в том числе, российскими гражданами армянского происхождения. Таких граждан, кстати, все эти годы хватало и в армянской армии, в т.ч. дислоцированной в Карабахе. Более того, так или иначе, Россия все эти годы контролировала Армению, а соответственно и оккупированные ею территории Азербайджана, так же, как и позицию Еревана на переговорах с Баку. Да и не только с ним, но и с другими посредниками в урегулировании конфликта. Москва же продолжает это делать и теперь. Иначе говоря, Россия присутствовала в Нагорном Карабахе до последней войны и осталась там после ее окончания, хотя и в другой, уже открытой, форме. Так какие глубокие, с точки зрения баланса в отношениях, геополитические изменения вытекают из того факта, что сейчас Россия будет осуществлять такое руководство напрямую? Да особо никаких существенных. Для Азербайджана — так точно.
Конечно, можно говорить о том, что наличие российских военных в Азербайджане расширило возможности для осуществления Москвой тут разного рода провокаций. Это действительно так, но чисто теоретически. Ведь Россия никогда не страдала от недостатка поводов для давления и охотно продуцировала их сама в любых ситуациях, ни на что не оглядываясь. Было бы, как говорится, желание. Реализации же на практике теоретической возможности использования Россией своих “миротворцев” с провокационной целью препятствует появление на политической арене региона в целом и непосредственно в миротворческой операции в НКАО, в частности, нового влиятельного игрока и союзника Азербайджана — Турции. Дело в том, что Москва всячески избегает любых силовых столкновений и противостояний с Анкарой в регионе конфликта (подробнее об этом речь пойдет позднее) и, скорее всего, продолжит придерживаться такой стратегии и в дальнейшем.
Уже эти соображения означают, что Азербайджан, по меньшей мере, не так уж сильно и проиграл в итоге размещения в регионе конфликта российских “миротворцев” и формирования в НКАО российского протектората. Его зависимость от Москвы в этой связи, если и выросла, то минимально. С другой стороны, соответственно, Россия не так уж много и выиграла.
Однако это еще не все внешнеполитические последствия, которые вытекают из размещения российского военного контингента в Нагорном Карабахе и сказываются на балансе российско-азербайджанских отношений, а также показателях дипломатического выигрыша или проигрыша в итоге каждой из этих сторон.
Дело в том, что Баку получил определенную выгоду из дислокации “миротворцев” РФ в НКАО. Косвенным доказательством этого является то, что по данным некоторых российских политологов, в частности, Фархада Ибрагимова, предложение по размещению по линии соприкосновения российского военного контингента в ходе переговоров поступило именно от Баку.
Здесь необходимо учесть, что военные действия в относительно густонаселенных районах НКАО, в частности в Степанакерте, в отличие от таковых в освобожденных и практически безлюдных азербайджанских районах, были чреваты значительными внешнеполитическими рисками как для Азербайджана в целом, так и персонально для президента Алиева, в частности. По итогам таких боев, азербайджанские подразделения достаточно легко, как представляется, можно было бы обвинить в совершении военных преступлений, этнических чистках и т.д. с последующим раздуванием скандала со стороны представителей влиятельной армянской диаспоры, России, мирового политикума и т.д. Более того, уверенности в том, что таких эксцессов реально не было бы, потому что азербайджанскому руководству удалось бы их эффективно предотвратить, совершенно нет. Слишком много ненависти между двумя народами накопилось даже на бытовом уровне. Теперь же Баку избавляется, по меньшей мере, в среднесрочной перспективе, от головной боли с проблемой соблюдения прав армянского меньшинства, которое, с точки зрения последнего, оказалось бы в азербайджанской оккупации.
Установление и осуществление контроля над территориями, населенными исключительно армянами, поддержание здесь правопорядка является делом крайне непростым и требует наличия специально подготовленных силовых подразделений. Надлежащая реализация этой задачи, вероятно, даже нуждалась бы в помощи международных организаций, например, ОБСЕ, в форме гуманитарной миссии в Нагорном Карабахе.
Другим положительным для Азербайджана моментом является то, что в пакете с “миротворцами” ему удалось также получить дополнительные преференции, связанные с разблокировкой пролегающего по армянской территории транспортного сообщения, соединяющего западные районы Азербайджана с Нахичеванью (обеспечение его безопасности возлагается на ФСБ РФ).
При всех этих позитивах уже можно было совершенно спокойно, так выглядит, соглашаться на временный протекторат России над армянским анклавом в НКАО. Ведь, кроме всего прочего, никуда этот анклав с азербайджанской территории не убежит. И этот протекторат, откровенно говоря, не представляется чем-то вечным и неизменным. Вряд ли он продлится десятилетия. В России просто уже отсутствуют достаточные для этого силы и средства, и оснований считать, что необходимый потенциал у нее может появиться в скором будущем, нет.
Итак, инициатива Баку о введении российских миротворцев, следствием которой является формирование у НКАО российского протектората, действительно принесла Азербайджану очевидную пользу. Она, тем самым, еще больше минимизировала и сбалансировала негативные для него последствия дислокации “миротворцев” в НКАО. Такая минимизация, в контексте анализа изменений в балансе азербайджано-российских отношений, опять-таки, автоматически означает еще большую минимизацию положительных результатов для Москвы.
Какие вызовы у России и их контингента?
Однако и это еще не все. На практике формирование своего протектората в НКАО имеет для России и определенные негативные последствия, которые, по большей части, игнорируются в ходе анализа итогов войны и достижения перемирия.
Во-первых, необходимо учесть, что в дальнейшем, в случае возникновения необходимости увеличения численности российского “миротворческого” контингента, с учетом проблемы безопасности и контроля над ситуацией, о вероятности чего упоминалось ранее, Москва автоматически окажется в определенной зависимости от Баку. Ведь такой шаг потребует новых договоренностей на двух- и трехстороннем уровнях и согласия Азербайджана.
Важным здесь является еще и то, что та часть Нагорного Карабаха, которая попала под российский протекторат, находится в своеобразном военном “котле”, она окружена дислоцированными по периметру азербайджанскими войсками. Поскольку такие “котлы” достаточно легко превращаются в “петлю-удавку”, то это создает определенные возможности для давления со стороны Баку не только на Ереван, но и на Москву. Более того, НКАО, в отличие от большинства других “замороженных” конфликтов на постсоветском пространстве, не имеет общей границы с Россией. Не имеет ее и Армения. Соответственно, согласование различного рода передислокаций российского контингента может стать для Москвы не таким уж и простым делом, юридически-формальной стороной которой по привычке она могла бы пренебречь.
Во-вторых, монопольная ответственность за состояние дел в регионе конфликта, которую взяла на себя Россия, вместе с преобразованием НКАО на де-факто свой протекторат, возлагает на Москву дополнительные обязательства. Точнее, расходы. На содержание миротворцев, на обеспечение населения необходимыми продуктами питания, предметами первой необходимости и тому подобное. Учитывая сложность логистики, в частности, уже упомянутое отсутствие общей границы, а также сравнительно высокую стоимость авиасообщения, эти расходы могут оказаться достаточно значимыми. Тем более, в многолетней перспективе. Конечно, можно сказать, что все подобные расходы достаточно ничтожны как для России. И это действительно так, однако только в случае, если они оцениваются исключительно сами по себе. А вот в контексте суммарных расходов на оккупированный Донбас, Крым, Абхазию, Южную Осетию, Беларусь, Сирию, Ливию, ЦАР и т.д., взятие на себя содержания еще одного конфликта почти наверняка добавляет проблем в плане ресурсного обеспечения. Ведь все это — это миллиарды и миллиарды долларов ежегодно. В конце концов, правило “последней соломинки, которая сломала спину верблюду” еще никто не отменял.
Впрочем, в контексте нашего анализа важнее другое, а именно то, что указанные дополнительные расходы России не влекут за собой, как это было показано, какого-либо ощутимого внешнеполитического выигрыша, усиления влияния на стороны конфликта и тому подобное. То есть они являются инвестициями в собственный проигрыш, выброшенными на ветер ресурсами.
Таким образом, как видим, итоги российского псевдомиротворчества выглядят достаточно противоречиво также и с точки зрения защиты и продвижения с ее помощью своих интересов в двусторонних отношениях со сторонами нагорнокарабахского конфликта. Москве не удалось достичь тут каких-либо существенных преимуществ. Следовательно, не может быть и речи о каком-либо “эффективном менеджменте урегулирования конфликтов” в ее исполнении.
Усиление зависимости Армении от России происходит на фоне формирования не слишком оптимистичной картины развития их отношений в долгосрочной перспективе.
Ни о каком усилении зависимости Азербайджана от России вообще речь не идет. Наоборот, баланс нейтрально-дружественных в прошлом российско-азербайджанских отношений сместился в пользу Баку. В этом контексте, нельзя не обратить особое внимание на то обстоятельство, что в условиях российского принуждения к миру Баку удалось избежать серьезных потенциальных проблем в сфере международного гуманитарного права, связанных с военными действиями в НКАО. Причем, избежать именно за счет Москвы, возложив исключительно не нее все соответствующие расходы.
С учетом этого обстоятельства, вся ситуация с размещением российских “миротворцев” на территории НКАО Азербайджана является однозначной дипломатической победой Баку и проигрышем Москвы. Дополнительным доказательством, хотя и косвенным, в пользу такого вывода служит, в частности, введение Россией с 10 декабря 2020 г. (а именно в этот день в Баку проводился военный парад в честь победы в войне), экономических санкций в отношении поставок на свой рынок некоторых видов азербайджанской сельскохозяйственной продукции. Такой шаг отнюдь не выглядит чем-то присущим мощному внешнеполитическому игроку, который получил в итоге своих посреднических усилий определенные стратегические преимущества и реализует их теперь в форме определенных экономических преференций. А вот на жест отчаяния и мелочную месть за свой проигрыш, на попытку “сделать хорошую мину при плохой игре” — так вполне.
Однако, возможно, России удалось в полной мере компенсировать неудачи с продвижением собственных интересов на двустороннем уровне благодаря получению неоспоримых успехов в более широком региональном аспекте, через формирование здесь благоприятной для себя новой послевоенной геополитической реальности? Возможно, именно на этом уровне как раз и проявляются те результаты, которые позволяют охарактеризовать Москву как мощного внешнеполитического игрока и эффективного менеджера по урегулированию конфликтов?
Этот вопрос будет рассмотрен более тщательно дальше.
