Химера “Южного потока” и украинская газотранспортная система

Преемственность в том числе в российской “внешней газовой политике”, которая, как представляется, почти совпадает с общей внешней политикой в Европе. Путин использовал все свое влияние для поддержки подводных трубопроводов “Газпрома” — “Северного потока” и “Южного потока”, так что провал этих проектов стал бы унижением для “национального лидера”.

Между тем недавние проблемы “Газпрома” с поставками газа в Европу подтвердили, что газовый гигант начинает испытывать серьезные проблемы в контексте надежности. Они не связаны с транспортными мощностями, а указывают на большие трудности в будущем из-за чрезвычайно амбициозной внешней газовой политики, направленной на максимальную “трубопроводизацию” ЕС при одновременном все более усиливающемся давлении на Украину. При этом нестабильность режима в России означает, что Путин должен выполнить свои предвыборные обещания, требующие постоянного роста государственного бюджета. Поскольку маловероятно, что цена нефти повысится и останется на уровне 150 долл. за баррель в ближайшее время, часть этих доходов, безусловно, должна поступать от “Газпрома”, который в настоящее время облагается куда меньшими налогами по сравнению с нефтяными компаниями. Но, с другой стороны, “Газпром” не может отказаться от своей роли основного путинского перераспределителя проектных денег, которые так важны для сохранения стабильности нынешней топ-элиты.

Конечно, существует немало возможностей для повышения эффективности “Газпрома”, но до сих пор неясно, как Путин собирается добиться этого без ущерба для стабильности режима. Таким образом, внутренняя установка российского режима предполагает, что последует внутренний толчок для продвижения “Южного потока”, так как необходимы новые крупные проекты для перераспределения наград после избрания старого-нового российского президента. Но это не станет единственным определяющим фактором. Прежде всего давайте посмотрим на конфигурацию интересов, которая привела к строительству “Северного потока”, чтобы иметь возможность сравнивать с “Южным потоком”.

“Северный поток” как тормоз в развитии газового рынка ЕС

С точки зрения своего происхождения “Северный поток” был немецко-российским проектом политико-экономического характера. Причем для Германии преобладали политические факторы. У его истоков стоял Герхард Шредер, который публично заявлял, что необходимо сильнее интегрировать Германию и Россию, чтобы оставаться конкурентоспособными по сравнению с Китаем — на Востоке и США — на Западе. Кроме экономической мотивации, он считал важным создание геополитического и геоэкономического союза между Россией и Германией: одно государство вносило бы энергетические ресурсы, другое — технологии. С экономической точки зрения, прогнозы существенного повышения в будущем импорта газа Германией помогли обосновать проект в немецком обществе, которое в целом не рассуждает в геополитических категориях.

В то время либерализация рынка газа в Евросоюзе еще не дала своего эффекта. Таким образом, рост импорта из России казался неизбежным. Существовала только проблема в том, что немецкая газовая промышленность была менее оптимистично настроена в отношении “Северного потока”, справедливо рассматривая проект как самую дорогую возможность поставлять российский газ в Германию. Кроме того, в отличие от политиков, компания Ruhrgas, давно действующая в Германии, не предполагала значительного роста немецкого рынка газа. Но правительство Шредера обеспечило частичный политический контроль над энергетикой: было разрешено приобретение компании Ruhrgas — по сути, импортера и дистрибьютора природного газа, компанией E.ON — производителем электроэнергии, несмотря на то, что антимонопольный комитет проголосовал против этой сделки. В ответ на разрешение появления “национального чемпиона” правительство Шредера получило гарантии того, что новое предприятие будет инвестировать в обеспечение “энергетической безопасности”. Этот мастерский ход привел к тому, что решения за компанию Ruhrgas принимал поставщик электроэнергии, который, в свою очередь, должен был учитывать предпочтения Шредера.

Таким образом, летом 2005 года Шредер и Путин получили возможность председательствовать на подписании меморандума, который предусматривал участие компании E.ON Ruhrgas в проекте “Северный поток”. Даже в таких условиях E.ON Ruhrgas тянул время, но, в конце концов, и его убедили конкуренция со стороны Wingas, совместного предприятия “Газпрома” на немецком рынке, а также заверения со стороны Шредера.

“Газовые кризисы” 2006-го и 2009 года помогли донести до широкой общественности рациональность строительства трубопровода. Вслед за Wingas, Ruhrgas тоже продлил контракты и увеличил объемы импорта газа по долгосрочным контрактам с “Газпромом” в 2008 году — шаг, о котором он вскоре пожалеет. В то время, как немецкая газовая промышленность страдает от “Северного потока”, для некоторых других немецких отраслей этот проект был весьма выгодным, например для металлургической и трубопрокатной, а также для компаний, занимающихся технологическими процессами. Это свидетельствует о том, что существуют более широкие макроэкономические обоснования склонности Германии помогать России: путем обратного привлечения нефтедолларов Германия, а также другие конкурентоспособные и промышленно развитые страны ЕС, как правило, получают компенсацию за повышение цен на энергоносители. Немецкий торговый баланс с Россией был положительным на протяжении почти всей первой декады 2000-х годов.

Интересы России в проекте “Северный поток” многогранны. Это как экономический, так и политический проект. Экономически он увеличит долю рынка “Газпрома” в северо-западной Европе, то есть это стратегические инвестиции. Он не только предотвратит вход в этот сегмент газового рынка Европы конкурентов “Газпрома”, но и ограничит свободу инвестиционного маневра компаний, владеющих транспортно-распределительной инфраструктурой, таких, как Ruhrgas и Gaz de France (сейчас GdF Suez), оставляя им меньше стимулов для диверсификации за счет других поставщиков.

На институциональном уровне проект направлен на противодействие либерализации рынка газа в ЕС. Все это повышает ставки в игре.

Что касается Украины, то “Газпром” надеется на снижение платы за транзит и, в итоге, на более низкую цену приобретения ГТС и системы подземных хранилищ газа. Эта система все равно будет иметь большое значение для “Газпрома”, так как обладает качествами, которых в ближайшее время не будет ни у “Северного…”, ни у “Южного потока”: точки входа в четыре страны ЕС одновременно, а также огромные хранилища газа недалеко от рынков. Дефицит поставок газа этой зимой только подтверждает значимость этих активов. “Северный поток” также снижает вероятность того, что Украине удастся договориться с Россией о пересмотре цены газа.

Политически увеличение доли рынка “Газпрома” в ЕС повысит также статус политической элиты России в Евросоюзе и может дать ей дополнительные рычаги давления для подкрепления своих требований. Это связано с тем, что “Северный поток” тормозит развитие европейского рынка газа.

Кроме того, “Северный поток” усиливает политическое влияние России на Украину, так как статус Украины как основной транзитной страны уходит в прошлое.

Таким образом, нет сомнений в том, что проект является вредным для Украины. Но станет ли он выигрышным для Германии и ЕС?

В рыночных условиях этот проект носит четко негативный характер. Добавленная стоимость с точки зрения безопасности поставок сомнительна, равно как и низкий “транзитный риск”. Нам остается геоэкономическое обоснование. Оно предполагает, что “Газпром” смог также найти привлекательные рынки в Азии, особенно в Китае. Но “Газпром” так и не смог согласовать цену с Пекином в течение многих лет. Китай имеет достаточно запасов собственного природного газа и развивает сотрудничество по поставкам газа из Центральной Азии и Австралии. Кроме того, участие “Газпрома” в китайском рынке будут контролировать китайские национальные нефтяные компании, сводя роль российской компании до обычного внешнего поставщика. Скорее всего, если бы “Газпром” мог найти привлекательные рынки на Востоке, он бы не проводил агрессивную политику по поиску рынков в Европе. Это во-первых.

Во-вторых, российский гигант финансирует лишь 40% от общей стоимости проекта: на морской участок (8,8 млрд. евро) выделяется проектное финансирование. Для масштабных проектов часто используется проектное финансирование. Это означает, что кредиты гарантируются только будущими доходами от трубопровода, и их нельзя взыскать по праву регресса с инициаторов проекта. Только 30% стоимости “Северного потока” финансируются за счет акционеров, остальное поступает от международных банков.

Конечно, акционеры не просто отдали свои деньги, а получили некоторые гарантии: контракт с условием “качай или плати” (ship-or-pay, согласно швейцарскому законодательству) между “Газпромом” и трубопроводным консорциумом обязывает первого поставлять газ в течение 22 лет и таким образом гарантирует поток доходов в будущем. Кроме того, львиная доля кредитов обеспечены немецкими и итальянскими кредитными страховыми агентствами UFK, Euler Hermes и SACE (см. рис).

Что касается сухопутных участков, то “Газпром” финансирует российский участок из собственных средств (3,5 млрд. евро), тогда как немецкие участки OPAL и NEL финансируются совместно с Ruhrgas и Wintershall (2 млрд. евро). Вместе с тем чешскую часть “Северного потока” финансирует немецкая компания RWE (0,5 млрд. евро).

Таким образом, хотя “Газпром” и связал себя обязательствами перед кредиторами “Северного потока” нести все расходы по проекту в течение всего периода его эксплуатации, но риски распределены среди широкого круга. И если российская компания не сможет выполнить свои обязательства по условиям “качай или плати”, немецким и итальянским налогоплательщикам, компаниям и банкам ЕС придется платить по счетам.

И вместо того, чтобы сделать “Газпром” зависимым от рынка ЕС, кредиторы и компании из ЕС зависят от выполнения “Газпромом” своих обязательств. Это усиливает стратегическое влияние “Северного потока” на европейский рынок, поскольку там будет много субъектов, заинтересованных в максимальном наполнении этого трубопровода, чтобы не дать россиянам повода нарушить договор.

“Южный поток”: трубопроводизация Южной Европы

Что касается “Южного потока”, то цель его строительства такая же, как и “Северного потока”, но контекст несколько иной. В отличие от “Северного потока”, он направлен против конкретных конкурентов — центральноазиатских производителей газа и трубопровода Nabucco. Хотя “Южному потоку” не хватает политической поддержки сильного государства и институтов ЕС, “Газпром” пытается использовать конкуренцию среди нескольких небольших периферийных членов Евросоюза, которые ведут борьбу за предполагаемые доходы от транзита в будущем.

Хотя для прокладки “Южного потока” уже получено разрешение Турции, еще предстоит преодолеть немало трудностей. Это в основном проблемы финансового характера, так как будет сложно финансировать проект в период экономического спада. Кроме того, государственные гарантии со стороны Германии и Италии в этом случае маловероятны.

Нет четкого обоснования и экономики этого проекта, поскольку “Южный поток” в действительности увеличивает расстояние доставки газа на рынок. Даже если “Газпром” обеспечит, как в случае с “Северным потоком”, гарантии “качай или плати” для “Южного потока”, все равно будет гораздо сложнее получить финансирование для этого проекта.

Главным препятствием является законодательство ЕС относительно доступа третьих сторон к трубопроводам, против которого Россия ведет борьбу всеми возможными средствами, так как это подрывает стратегический характер реализуемых проектов. Если ЕС не поддастся этому давлению России, то маловероятно, что “Южный поток” будет построен.

Таким образом, укрепление газового рынка ЕС — непосредственно в интересах Украины.

Последствия для Украины

Какое же место остается для Украины? Как уже говорилось выше, Украина обладает уникальными активами, которые “Газпром” не может получить путем строительства ни “Северного потока”, ни “Южного потока”: ее подземные хранилища газа, а также прямой доступ к четырем рынкам ЕС и косвенный доступ к еще трем рынкам. Так что российская компания будет заинтересована в приобретении украинской ГТС и подземных хранилищ газа, независимо от строительства обходных трубопроводов. “Газпром” давно рассчитывал получить контроль над украинской ГТС и, следовательно, отменил или отложил планы по расширению собственных ПХГ. Эти вероятные просчеты привели к возникновению дефицита поставок российского газа этой зимой.

Между тем получение “Газпромом” контроля над украинскими ГТС и ПХГ ущемляет не только интересы Украины, но и стран — членов ЕС и компаний, инвестировавших в “Северный поток”. Это связано с тем, что “Газпром”, вероятнее всего, может купить украинскую ГТС только за собственные средства. А, значит, проектное финансирование в данном случае маловероятно. Используя свои собственные деньги и не имея ресурсов поставлять и продавать столько газа, чтобы заполнить оба “потока”, “Газпром” будет иметь стимул для использования украинских ГТС и ПХГ и получит возможность расторгнуть или пересмотреть контракт “качай или плати” с консорциумом “Северного потока”.

В результате существует парадоксальная зависимость между “Южным потоком”, “Северным потоком” и попытками “Газпрома” взять под контроль украинские ГТС и ПХГ. В то время, как “Северный поток”, скорее всего, способствует приобретению украинской ГТС “Газпромом”, потенциальные союзники российской компании из ЕС не заинтересованы в этом приобретении “Газпрома”, так как оно сделает более вероятным нарушение договора последним.

Подобным образом “Южный поток” делает более вероятным приобретение “Газпромом” украинской ГТС, но его возможные будущие заинтересованные стороны не хотели бы, чтобы это произошло по той же причине. Это означает, что если “Газпром” купит украинскую ГТС, реализация “Южного потока” окажется маловероятной, поскольку кредиторам будет трудно поверить, что “Газпром” выполнит свой контракт “качай или плати”.

Даже без приобретения “Газпромом” украинской ГТС контракты “качай или плати” могут быть подвергнуты сомнению со стороны кредиторов, так как “Газпром” объявил, что купит украинскую ГТС в будущем, и так как существует достаточный экспортный потенциал. Таким образом, существует прямая рыночная связь между приобретением “Газпромом” украинской ГТС и вероятностью реализации “Южного потока”.

Для Украины существуют две возможности: она может согласиться продать свои ГТС и ПХГ “Газпрому” в нынешнем виде, со всеми проблемами для украинского суверенитета, которые вытекают из этого решения. Обязательства Украины в рамках Энергетического сообщества будут аннулированы, поскольку их будет невозможно реализовать. Это также означает сохранение зависимости от российского газа. “Южный поток”, скорее всего, не будет построен в этом случае, поскольку будет трудно найти кредиторов.

В качестве альтернативы Украина может реализовать свои обязательства в рамках Договора об Энергетическом сообществе, открыв ГТС и ПХГ для третьих сторон. В этом случае интерес европейских компаний инвестировать в украинскую систему и пользоваться ее услугами для хранения газа будет расти. Украина сможет затем вести переговоры с компаниями из ЕС и с “Газпромом” о трубопроводном консорциуме и сохранит автономию своего энергетического рынка. “Южный поток”, вероятно, не будет построен и в этом случае, так как общий рынок ЕС будет укрепляться, что делает проект менее привлекательным для “Газпрома” и потенциальных инвесторов “Южного потока”.

Эта дискуссия показывает, что решение Украины имеет жизненно важное значение не только для ее собственного будущего, но и для судьбы энергетического рынка ЕС — будет ли он “трубопроводизирован” Россией, или его конкурентоспособность будет поддерживаться и расширяться.

Йонас ГРЕТЦ, исследователь Центрa изучения вопросов безопасности (CSS) в Федеральном технологическом институте Швейцарии