Харьковский синод. УПЦ МП (о)

 В Киеве состоялся Собор Украинской православной церкви Московского патриархата. Его результаты оказалось очень сложно классифицировать — это зрада или перемога, демарш или акт покорности? И все только потому, что у тех, кто мог и должен был произнести всего несколько ключевых слов, не хватило на это духа.

Монах и патриарх

Подготовка к Собору сеяла надежды если не на сенсацию, то хотя бы на добротную интригу. Митрополит Онуфрий, определенно, что-то задумал. Во-первых, выбор места: встреча была назначена в Феофании, где расположена резиденция митрополита Онуфрия, а не в Киево-Печерской лавре — месте не только преданном Москве, но и довольно чуждом митрополиту Киевскому как “образцовому монаху”. Во-вторых, подготовка была окутана глубокой тайной — никто, кроме самого митрополита Киевского, не знал точно, какова будет повестка дня и до какого предела готов идти митрополит Киевский в своей непокорности московскому начальству. Слухи ходили самые разные — но они в большей мере отражали позиции и надежды тех, кто передавал эти слухи из уст в уста.

От самого митрополита Онуфрия можно было ожидать резких решений. Как по очевидным причинам — война России против Украины во всем ее безобразии, — так и по менее известным личным причинам: митрополит Онуфрий никогда не принадлежал к команде патриарха Кирилла, но подчинялся согласно церковной субординации и на многое мог бы закрыть глаза (и закрывал) ради “пользы церкви”. Но после того, как решения и речи патриарха стали очевидно расходиться с пользой церкви — не только украинской, но и российской, — разрыв между митрополитом Киевским и патриархом Московским стал вопросом времени.

Но в какую форму будет облечен этот разрыв? Когда и как он случится?

Ответ мы могли получить на Соборе УПЦ МП. Который мог бы с полным правом называться “поместным”, если бы оправдал возложенные на него надежды.

 

Сценарии разрыва предполагались самые разные — от провозглашения автокефалии до присоединения УПЦ МП к РПЦЗ. Говорили даже о возможности обвинения патриарха Кирилла в ереси с дальнейшим обращением о его низложении к Вселенскому патриарху. И на основании ереси главы церкви вполне логично и канонично можно было бы и автокефалию объявить. Митрополит Киевский Онуфрий с его репутацией “образцового монаха” и образом “старца” казался почти идеальным кандидатом на роль “голоса совести” церкви.

 

Победа продюсера 

Но гора под названием УПЦ МП осталась верна себе — родила мышь. Какими бы ни были изначально намерения и стремления проукраинской части УПЦ и лично митрополита Онуфрия, сухой остаток оказался мизерным и довольно сомнительным.

Согласно источникам ZN.UA, митрополиту Онуфрию удалось одержать тактическую победу на Архиерейском соборе, который предваряет Поместный собор. На Архиерейском соборе были согласованы документы, которые в дальнейшем выносились на решение Поместного, и тут сенсацией стало уже то, что митрополиту Киевскому удалось “продавить” через свой епископат формулировку о недоверии патриарху Кириллу. Не “ересь”, конечно, но “недоверие” — тоже совсем немало и могло бы стать основанием для провозглашения автокефалии.

Однако в общем зале расстановка сил оказалась уже несколько иной. По информации наших источников, предложение о “недоверии” и вытекающей из него автокефалии вызвало скандал, в котором главная партия принадлежала главному спонсору УПЦ МП пророссийскому олигарху Вадиму Новинскому. Несмотря на то, что он принимал участие в подготовке Собора, он, судя по всему, не был посвящен во все подробности замысла митрополита Киевского. И когда этот замысел раскрылся, диакон Вадим оказался настолько обескуражен, что позволил себе повысить голос на главу своей церкви. Эта дерзость, впрочем, была не наказана, а вознаграждена: формулировка о “недоверии” была смягчена до “несогласия”.

Что ж, кто платит — тот и формулировки заказывает. Роль содержанки российских олигархов, по всей видимости, УПЦ МП до сих пор дороже, чем кровь собственных прихожан. Потому что “несогласие” — не то слово, которого заслуживают убийства, изнасилования, мародерство и прочие беззакония. Быть просто “несогласным” с предательством, ложью и благословением беззакония, исходящими от главы церкви — этого слишком мало. И если у владык не хватило духа или любовь к деньгам оказалась сильнее, чем любовь к страдающему ближнему, им было бы лучше просто промолчать — раз уж не смогли сказать то единственное слово, которое было бы уместным.

Проигрыш слов

В отсутствие этого единственного правильного слова все остальные решения Собора предстают в довольно странном, искаженном, а иногда даже откровенно дурном свете.

Например, решение о полной и безоговорочной самостоятельности УПЦ МП и закреплении этого статуса в Уставе.

Начнем с того, что это не новость. В Уставе УПЦ МП и так говорится о “широкой автономии”. Шагом вперед было бы провозглашение автокефалии — но это слово не только не было внесено в протоколы, оно даже не прозвучало. В результате решение “внести изменения в Устав”, вымарав оттуда все и любые упоминания об РПЦ, выглядят просто конъюнктурной “подчисткой” документа под нужды политического момента. Теперь, если даже ВР примет закон о запрете деятельности “религиозных организаций, имеющих руководящий центр в государстве-агрессоре”, УПЦ МП формально под его действие не подпадает. И можно предположить, что именно это, а не реальный разрыв с Москвой, и было целью руководства УПЦ МП и его “главного диакона”.

Также сомнительно выглядит решение о праве епархий в условиях военного времени “самостоятельно принимать решения касательно тех или иных аспектов епархиальной жизни, которые принадлежат к компетенции Священного Синода или Предстоятеля”. Вот она, настоящая “автокефалия”! Можно рукополагать епископов по собственному усмотрению, можно переходить из одной юрисдикции в другую, не ставя в известность киевское начальство. Не говоря уже о меньших шалостях: монастыри, где оккупанты устраивают склады оружия и опорные пункты, батюшки с автоматами и проповедью “русского мира”, освящение российского оружия, любые формы коллаборации — за все это киевское руководство больше ответственности не несет. История с Гиркиным и Крымской епархией, которая де-факто вошла в состав РПЦ после аннексии, были учтены. Отныне любые попытки власти или общественности предъявить церковному руководству претензии будут считаться безосновательными “наездами” и “гонениями за веру”.

Хранители раскола

Собор ловко увильнул от главного вопроса, на который все жаждали ответа: “самостоятельность УПЦ МП” равносильна автокефалии или нет? Косвенно на этот вопрос отвечает другое слово, которого в УПЦ МП, в отличие от “автокефалии” не боятся и не стесняются, — “раскол”.

Конечно, без враждебных выпадов в адрес ПЦУ Собор никак обойтись не мог. Отчасти это можно было бы списать на привычку, отчасти на конкуренцию, поскольку удержать своих священников от перехода в ПЦУ сейчас одна из главных задач руководства УПЦ МП. В этом контексте никакое напоминание о “неполноценности” ПЦУ не будет лишним.

 

Но это лишь одна сторона медали. Другая — необходимость сохранить церковный раскол и, соответственно, разделение в украинском обществе. В условиях внешней угрозы это особенно сложно, но УПЦ МП старается как может. Само за себя говорит уже то, что нынешний Собор приурочен к очередной годовщине Харьковского собора — главного “праздника” УПЦ МП. Напомню, Харьковский собор, на котором низложили митрополита Киевского Филарета, стал точкой отсчета церковного раскола в Украине. УПЦ МП продолжает отмечать эту дату торжественно и трепетно, как день рождения любимого дитяти.

Долгие годы сохранение раскола было и, как видим, остается одной из главных задач Московского патриархата в Украине. Одной из главных задач УПЦ МП. Судя по документам Собора, УПЦ МП — что бы там ни говорили лично о патриархе или собственном статусе — соглашается и дальше беззаветно выполнять функцию Священного Хранителя Раскола. И это главный сигнал Киевской митрополии Москве: никакого “бунта”, никакой серьезной опасности для долгосрочных планов Москвы в Украине на самом деле нет. Можно перевести дух и в спокойной деловой обстановке решать, что делать дальше.

Вокруг — одна Москва

А ведь в Москве, судя по всему, опасались, что на Соборе могут начать бузить. Перед Собором Московская патриархия посылала сигналы митрополиту Киевскому о том, что надо, мол, поговорить. Но митрополит Онуфрий на связь не выходил, держал интригу. В Москве нервничали: параллельно с киевским Собором был созван в Москве Священный Синод. Владыки РПЦ в фоновом режиме рассматривали текущие вопросы и внимательно следили за донесениями из Феофании, готовые в любой момент принимать ответные радикальные меры.

Но из большой тучи упало всего несколько капель: “несогласие” вместо “недоверия” или даже “ереси”, сохранение раскола, а слово “автокефалия” так и не прозвучало... Краткий комментарий главы пресс-службы РПЦ Владимира Легойды о том, что ему не пристало “комментировать события в самоуправляемой церкви” прозвучал как вздох облегчения. А разъяснения “второго человека” Моспатриархии митрополита Иллариона Алфеева вообще позволяет заподозрить в Соборе и его решениях обычный договорняк: ничего, мол, не случилось, украинская церковь только подтвердила свой статус самоуправляемой, которым пользовалась с 1990 года, единство УПЦ МП и РПЦ сохраняется и только крепнет. Большая часть этого официального месседжа рассчитана, конечно, на внутреннего российского потребителя, смущенного “демаршем” и перспективой развала РПЦ. Но при этом представители Моспатриархии не выглядят сильно озабоченными.

В этом нет ничего удивительного: для Московского патриархата нет никакой реальной угрозы в той “самостоятельности” УПЦ МП, которую она лишний раз “подтвердила”. Не было бы угрозы даже в том случае, если бы она ее преувеличила или произнесла страшное слово “автокефалия”. УПЦ МП, разорвав отношения с Вселенским патриархом и вбив в головы своим прихожанам мысль о том, что “непризнанная церковь” и “неистинная церковь” — это почти синонимы, поставила себя в полную зависимость от Московского патриарха. Если автокефалию ПЦУ признали хотя бы несколько поместных церквей, то автокефалию УПЦ МП могут признать только Москва и ее сателлиты в православном мире.

В любой другой ситуации можно было бы запастись попкорном и ждать следующей серии, в которой все именно так и происходит: на украинскую автокефалию от Вселенского патриарха Москва отвечает своей украинской автокефалией — и мы еще посмотрим, чья автокефалия окажется успешнее.

Но политический момент не располагает к стратегическим играм. Патриарх Московский больше не игрок — придворный. Все, что он может, — идти в кильватере Кремля. А если с точки зрения Кремля “нет никакой Украины”, какая может быть украинская автокефалия? Максимум на что могут рассчитывать в церковном Киеве — Малороссийский экзархат в пределах Правобережья.

Миссия для беженцев

Несмотря на свою несостоятельность, Собрание УПЦ МП бросило парочку интересных вызовов ПЦУ. Главным образом это касается решения об открытии зарубежных приходов. Это камень в огород ПЦУ, которая лишена такой возможности согласно Томосу об автокефалии. УПЦ МП пытается показать и своим, и чужим, что, несмотря на неясность своего канонического статуса — автономная? автокефальная? — она имеет больше прав, чем ПЦУ.

Намерение открыть приходы за рубежом не сформулировано четко в протоколе Собора. Отмечено только, что “поступают просьбы” об открытии таких приходов. И в целом формулировка “развивать и дальше миссию за границей” выглядит лукаво, учитывая тот факт, что до сих пор УПЦ МП не имела собственных приходов за рубежом — это оставалось прерогативой “материнской” РПЦ.

Но главное, что слово сказано: УПЦ МП настаивает на том, что ее самостоятельность дает ей больше возможностей (пусть чисто теоретически), чем автокефалия ПЦУ. Она утверждает, что может, в отличие от ПЦУ, заниматься духовной опекой украинцев за рубежом, “ради сохранения ними своей веры, культуры, языка и православной идентичности”. Т.е. кроме сугубо пастырских задач УПЦ МП перетягивает на себя роль хранителя культуры и традиции в диаспоре.

Может она это делать или нет, станет или не станет — вопрос праздный. Для авторов документа главное, что этого не может делать ПЦУ.

Сумеет ли теперь ПЦУ тонко сыграть на этом выпаде, чтобы убедить греков в необходимости пересмотреть положения Томоса и открыть украинские приходы за рубежом хотя бы для беженцев? Этот вопрос на самом деле стоит ребром с первых дней войны: украинских беженцев на Западе ловко подхватывают и “уводят” зарубежные приходы РПЦ. Если у ПЦУ не получится перехватить инициативу, немало украинских душ, избежавших гибели от российского оружия, окажутся в сетях российской церкви.

Таким образом, от Собора УПЦ МП все еще может кое-что выиграть ПЦУ и Украина — если сумеет воспользоваться им как аргументом.

***

Очевидцы утверждают, что “мятежные” батюшки УПЦ МП уезжали из Киева усталые, но довольные. Они одержали свою маленькую победу: они больше не поминают патриарха совершенно легитимно, по решению Собора. В Уставе больше нет упоминаний о Москве, раздражавших прихожан и власти. По СМИ прокатилась гулкая “перемога” — кто-то положил немало труда на то, чтобы представить общественности решения Собора именно в таком ключе. Соцсети ликуют, подсчитывая, сколько денег потеряет РПЦ вместе с украинскими приходами. Хотелось бы поддержать ликование. Но дело в том, что УПЦ МП уже давно не делится доходами с РПЦ. Разве что “Софрино” потеряет какое-то количество клиентуры, да и то скорее из-за войны, чем из-за “эпохальных” решений Собора.

Но главное для священников УПЦ МП не это, а то, что можно больше не мучиться моральными дилеммами. Не раздумывать над переходом в ПЦУ и не искать аргументы в спорах — у них теперь и так все хорошо. Они не “раскольники”, но и не “московские”. А вопрос “чьих же будете” — ведь церковь либо автокефальная, либо (даже при самом широком самоуправлении) входит в состав другой поместной церкви, — можно просто не замечать. Облегчение — главная эмоция не только московского начальства, но и рядовых участников Собора.

На фоне нынешних трагедий самообман не выглядит большим грехом.

Екатерина ЩЁТКИНА, эксперт, журналист, писатель, автор книг “Хроніки Томосу”, “Любомир Гузар. Хочу бути людиною”