Глава S&P в России: “Говорить больному, что температура нормальная, чтобы его не волновать, неправильно”

Причиной этого действия, взволновавшего рынки, стало изменение методики присвоения рейтинга. О том, как оценивать действия агентства, Slon рассказал глава российского представительства S&P Алексей Новиков:

— В среду принято решение о снижении рейтингов целого ряда банков, агентство заявило, что это произошло в результате изменения методики. Вы можете пояснить, что конкретно изменилось, в чем ужесточились требования? Они ведь ужесточились, иначе бы рейтинги повысились?

— Требования не ужесточились. Каждый кризис — это лаборатория кредитного риска, и поэтому последние месяцы (даже, наверное, больше года) мы работали над новыми банковскими критериями. Критерий — это аналитическая конституция, в рамках которой работают аналитики. Они, естественно, голосуют за тот или иной уровень рейтинга по каждому эмитенту, но в рамках определенных критериев. Одним из требований рынков и регуляторов после кризиса 2008—2009 годов было увеличение прозрачности этих критериев, то есть их большая детализация. По большому счету, всерьез крупных изменений не произошло, и не все рейтинги в результате применения новых критериев ко всем банкам, которые мы рейтингуем по всему миру, будут изменены. Некоторые останутся на месте, некоторые увеличатся, некоторые уменьшатся. Даже пресс-релиз, который я держу перед собой, говорит о том, что измененные банковские критерии по 37 крупнейшим банкам дали следующие результаты: рейтинги некоторых банков остались прежними, некоторых — понизились. По каждому из этих банков мы еще будем публиковать отдельный отчет, поэтому сейчас рано говорить о том, что конкретно в каждом банке послужило причиной изменения этого рейтинга. Если говорить о тех банках, по которым уже опубликованы отчеты, — это Morgan Stanley и Goldman Sachs — то там говорится, что уровень устойчивости остается в той же категории. Например, у Morgan Stanley был рейтинг A, а стал — A-. Прогноз по рейтингу “негативный”. Прогноз по рейтингу привязан к прогнозу по рейтингу США, потому что для таких крупных банков действует правило ожидаемой поддержки со стороны системы и государства. Эта поддержка стоит двух ступеней в рейтинговой шкале. То есть собственный рейтинг банков без этой поддержки был бы на две ступени ниже. Это важнейшие институты для мировой экономики и США, правительство окажет им поддержку. Но прогноз по рейтингу США негативный...

— Что означает, что агентство, скорей всего, снизит рейтинг...

— Это означает, что вероятность того, что в пределах двух лет агентство снизит рейтинг больше 30%. Негативный прогноз по банкам привязан к негативному прогнозу по рейтингу США. А сами эти изменения немного меняют соотношение банковских систем по рейтингу между развитыми и развивающимися рынками. В основном эти изменения связаны с тем, что развивающиеся рынки, такие как Китай, Россия, Бразилия, относительно развитых рынков демонстрируют достаточно мощную устойчивость к кризисным явлениям. Поскольку рейтинг — это относительное положение эмитента на шкале (именно относительное), то изменение взгляда на отраслевой анализ банковской системы России и других развивающихся стран привело к повышению их и относительному понижению рейтингов банков в развитых странах.

— То есть, речь идет не о понижении рейтингов банков развитых стран, а, наоборот, о повышении оценок развивающихся стран?

— Речь идет о пересмотре баланса. В данном случае, это связано именно (я хочу это подчеркнуть) с измененными критериями, а не с реакцией на какое-то событие. Потому что сегодня пресса рассматривала это как реакцию на событие, как ухудшившиеся оценки суверенных рисков в Европе. Это не так. Сами эти события очень важные, но они уже сидят внутри рейтингов.

— Что произойдет с рейтингами российских банков теперь, если произойдет?

— Обязательно что-то произойдет. Эти критерии будут реализованы и на российских банках, и это будет в ближайшее время. Когда точно, я не берусь сказать, но это произойдет в ближайшие недели, может быть, в пределах пары месяцев. Эти критерии будут применены ко всем эмитентам, которых мы рейтингуем, и к российским в том числе.

— Учитывая то, что вы говорите, скорее, это хорошая новость для них.

— Во-первых, уже после опубликованного отчета о банковской отрасли в России, очевидно, что Россия перешла в чуть более устойчивую категорию — из восьмой в седьмую группу. Это хорошо. Затем, мы посмотрим, но в целом ситуация ребалансировки отражает более высокую стабильность развивающихся рынков по сравнению с ситуацией в прошлом. В каждом конкретном случае действует ряд уникальных факторов, но в целом вероятность того, что развивающиеся рынки выиграют от ребалансировки, — больше, чем [вероятность того], что проиграют. Это уже сказано в отраслевых отчетах. Конкретно по каждому банку — это отдельная история, но мы не заставим рынки долго ждать. Уже начали.

— Скажите, а в агентстве не было сомнений относительно этих действий — они ведь раскачивают и без того нестабильную ситуацию?

— Мы не имеем права об этом думать, мы должны регистрировать то, что происходит. Если бы мы думали о том, раскачивают наши действия рынки или нет, мы бы встали в позицию инвестиционного банка и должны были бы продавать или покупать ценные бумаги, а не независимо их оценивать. У нас в данном случае возникал бы конфликт интересов, мы просто не имеем права над этим думать. Мы просто должны регистрировать то, что происходит. Правда, методология так устроена, что она регистрирует не сиюминутные изменения, а изменения в будущем. Рейтинг — это продукт, который оценивает кредитный риск вперед на 3—5 лет. Если выражаться метафорически, мы смотрим на то, что сейчас происходит, из будущего. Конечно же, понижение рейтингов влияет на рынки, и очень сильно, но, во-первых, есть знаменитое правило “don't kill the messenger” — не убивай гонца, приносящего плохие вести, он не сгенирировал эти вести, их сгенирировала экономика, мы их только принесли. Во-вторых, кто-то же должен измерять температуру. Говорить больному, что температура нормальная, чтобы его не волновать, неправильно.

— Если вы, как вы сказали, смотрите на современную ситуацию из будущего, отстоящего от нас на 5 лет, то скажите — что там? Там будет евро?

— Опять же, мы рассуждаем в категориях вероятностей. Пока наши аналитики считают, что вероятность того, что евро исчезнет или сильно ослабнет, невелика. Евросоюз способен сделать все необходимые шаги для того, чтобы этого не произошло, чтобы евро остался сильной валютой. Есть вероятность — и она больше вероятности исчезновения евро как такового — что часть участников еврозоны выйдут из нее. Если это произойдет, то это будет небольшое количество стран. Но, скорей всего, этого не произойдет. Издержки на ликвидацию последствий текущего кризиса понятны, средства на это существуют, как и механизмы. Может быть даже, пройдя через этот кризис, зона евро укрепится. Если будет принято решение о создании более централизованного фискального союза в Европе, который позволит управлять бюджетными дефицитами и долговой нагрузкой отдельных территорий, — не управлять, а контролировать в какой-то степени, не просто координировать — тогда зона евро, безусловно, укрепится. Если это будут Соединенные Штаты Европы в фискальном смысле, то, наоборот, через три-пять лет евро может стать еще более сильной валютой, чем был до кризиса.

— А какова вероятность того, что у России может быть рейтинг выше, чем у США?

— Она отражена в рейтингах той и другой страны — BBB против AA+. Она достаточно небольшая. Дело в том, что высокий рейтинг России — это исключительно фискальный феномен. Он в течение долгого времени держится на консервативной бюджетной политике, больших резервах, очень низком уровне задолженности страны как таковой. Если этот механизм, созданный министерством финансов и Центральным банком, будет продолжать работать, то оснований считать, что рейтинг под угрозой, нет. Но для того, чтобы его увеличить до уровня американского или европейского, нужно работать над экономикой в целом, а не только над бюджетной системой и не только над задолженностью. Это задача куда более масштабная, ее за пять лет не решить — возможно, потребуется 10—20—30 лет. И ее решение упирается в инвестиционный климат, а это неразвитая инфраструктура, политические риски и весь комплекс вопросов, связанных с отсутствием диверсификации экономики.

Елена ТОФАНЮК