Жены, меха и нефть. Как в России заканчивались экспортные ресурсы

Министерство энергетики поделилось видением нашего нефтяного будущего. Будущее незавидно: по мнению чиновников, через двадцать лет добыча нефти может сократиться вдвое. В отечественной истории уже было несколько ситуаций, когда почти внезапно заканчивался важный стратегический ресурс, чрезвычайно нужный зарубежным потребителям и составлявший основу экспорта государства, контролирующего Среднерусскую возвышенность.

С рабами…

Первый раз исчерпание экспортного ресурса случилось еще в домонгольское время. Эквивалентом тогдашних трубопроводов служили могучие реки, Днепр и Волга, по которым к южным морям сплавлялись варяжские ладьи несущие на своем борту… правильно, рабынь и рабов — главный товар восточноевропейских равнин. Бизнес был суперприбыльным — на Руси за девушку-рабыню платили пять гривен (одна гривна служила также эквивалентом шкурки куницы), в Константинополе за рабыню давали три сотни, а в Багдаде — уже 750 гривен.

Разумеется, торговали не одними женщинами. Молодые мужчины — потенциальные гребцы и грузчики-подростки также ценились. Немецкое слово “sklaven” — раб, и английское “slave” произошли от привычных нам “славян”. В “бизнес на рабах” в той или иной степени было вовлечено едва ли не все население русских равнин. Основными бенефициарами были, разумеется, князья и княжеские дружинники. Но неплохо зарабатывали все, кто имел отношение к работорговле, — рубил лес, строил суда, ковал мечи, плел канаты, помогал дружинникам в ловле рабов. Сейчас много рассуждают о том, почему россияне воспринимают налоги как форму откупа от государства, а не как взнос в какие-то непонятные “общественные фонды”. Потому что первым массово собиравшимся (и массово платившимся) налогом на Руси был сбор, с помощью которого можно было откупиться от взятия в рабство членов своей семьи.

“Повесть временных лет” донесла до потомков такие слова, вложив их в уста князя Святослава: “…Хочу жить в Переяславце на Дунае — там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли золото, паволоки, вина, различные плоды; из Чехии и из Венгрии серебро и кони; из Руси же меха и воск, мед и рабы”.

…и без рабов

Проблемы, как верно заметил экономист Андрей Мовчан, начались в тот момент, когда экспортный ресурс оказался близок к исчерпанию — на весла рабских ладей оказалось некого сажать. Потенциальные богатыри-невольники либо сами записались в силовые подразделения, либо имели “бронь” как ценные специалисты, либо бежали куда глаза глядят, например в Северо-Восточную Русь, добраться до которой было сложнее. Кроме того, в погоне за контролем над реками-“рабопроводами” князья (вот странно, не правда ли!) испортили отношения со всеми соседями, быстро нашедшими альтернативных поставщиков живого товара. А после того как крестоносное воинство пришло на Ближний Восток, рынок работорговли вновь оживился — правда, товар стал поступать не с Севера, а с Юга.

А как же Север? Потомкам викингов пришлось тяжко. Выяснилось, что на Руси нет ни развитых ремесел, ни хорошего сельского хозяйства — потенциальные ремесленники служили в спецотрядах или занимались финансовым учетом, потенциальные земледельцы держались за весла или топоры. Князь, неспособный содержать дружину, как-то быстро начал терять авторитет, в первую очередь среди своих самых верных соратников. Любопытно, что примерно в это же время князья потребовали платить дань не женщинами или мехами, а твердой валютой серебром. Примерно как сейчас приказали бы вносить налоги исключительно в долларах. Заметим, что расплачиваться с населением “дешевыми” деньгами, а собирать налоги “дорогими” пробовал и в семнадцатом веке государь Алексей Михайлович. Столкнувшись с бюджетным кризисом, царь московитов приказал осуществлять бюджетные выплаты медными копейками, зато бюджетные сборы должны были делаться копейками серебряными.

Но в двенадцатом веке князья еще не освоили столь мудреной финансовой механики. Наследники Рюрика обустраивают русские земли (каждый — свой кусок) в соответствии с собственными представлениями о прекрасном, действуя кто хорошо, кто худо. Более или менее удачно получается там, где княжеская дружина “знает свое место”, как в Новгороде. Но через столетие тумены хана Батыя сминают княжеские полки, над Русью взвивается монгольский аркан. А спустя совсем малое время московские князья находят для своей столицы новую стратегическую позицию — Москва становится логистическом центром сбора дани для ордынского хана. Причем изрядную долю “выхода” составляют те же самые рабы и меха. В свою очередь, авторитет великого русского князя поддерживается монгольскими отрядами, способными пройти по Руси стремительным маршем, ломая любое сопротивление.

С мехами…

Мало-помалу структура экспорта изменялась. Рабство никуда не делось — только теперь князьям казалось более выгодным держать жителя Руси прикрепленным к земле, чем гнать куда-то за моря, на отдаленные невольничьи рынки, конкурируя с арабскими, магрибскими и португальскими мастерами такой торговли. Случилось чудо — в Европу пришел “малый ледниковый период”, не только замораживавший зимой Рейн, Темзу и Дунай, но и вызывавший повышение спроса (и цен!) на меха, в первую очередь русские (других на рынке не было). Массовый покупатель, стуча зубами от холода, платил серебром за новгородскую серую белку, аристократы же отдавали золото за московских соболей. Московия стала “пушной сверхдержавой”, а царь Иван растоптал остатки новгородских вольностей, учредил опричнину и решил взяться уже за мировую политику, разослав европейским монархам послания примерно такого содержания: “Нам только кесарь римский брат, а тебе, собаке, тем братом называтися невозможно!”

Немного подумав, государь московитов решил, что и римский кесарь недостоин протокольного звания “брат”. О чем царь Иван и сообщил императору: “Кроме нас да турецкого султана, нет государя… мы от государства господари из начала веков”. Слова у московского владыки с делом не расходились — русские полки с успехом штурмовали прибалтийские крепости, царь Иван требовал у польского короля город Киев, у шведского — жену, на Москве распоряжался “временный царь” Симеон Бекбулатович.

…и без мехов

Но тут, как на грех, российское “пушное оружие” превратилось почти в ничто. Дороговизна меха привела к тому, что в качестве альтернативы для массового рынка была предложена английская овечья шерсть. Этакая “солнечная энергетика” в современных терминах. Нашлась и “сланцевая нефть” — дикари из канадских лесов готовы были предложить сколько угодно меха в обмен на “огненную воду” белого человека. Несколько иначе получилось с соболем — бедный зверек был истреблен почти начисто, а эксплуатация сибирских лесов была еще впереди.

Денег не стало снова, и отряды крымского хана тут же сожгли Москву (опричное войско не смогло оказать никакого сопротивления свирепым всадникам), на берегах Балтики русское воинство терпело поражение за поражением, а польская кавалерия разоряла русские земли вплоть до верховьев Волги. На совпадение двух событий — коллапс пушного рынка и военное поражение впервые обратил внимание историк Александр Эткинд в интереснейшей книге “Внутренняя колонизация. Имперский опыт России”. Вслед за падением цен на главный экспортный ресурс (свою лепту в развал народного хозяйства внесли и опричники) Московское царство постигла экономическая “поруха”, за которой не заставило себя ждать и Смутное время. Докладная записка, поданная на высочайшее имя Михаила Романова, нового государя Руси, так рассказывала о положении в бюджетной сфере: “Ведомо нам, что от войны во всем скудость, и государевой казны нет ни на сколько, а окромя таможенных пошлин и кабацких денег, государевым деньгам сбору нет”. Речь шла о таможенных пошлинах на “заморские” товары и акцизов на водку, поскольку других налогов собрать было невозможно.

Правительство попыталось подойти к решению финансовой проблемы диалектически. На “внешнем фронте” градус агрессии был значительно снижен, с поляками и шведами срочно заключили “вечный мир”. Зато на фронте внутреннем крестьян ждала большая ложка дегтя — срок поимки беглых крепостных был увеличен до десяти лет. Возможно, московским государям пришлось бы вновь заняться экспортом рабов, но нашим предкам вновь повезло — мех снова начал дорожать.

Волна холодов, накрывшая Европу (замерзал даже Босфор), принесла повышение цен на “мягкое золото”, правда не такое значительное, как в прошлом веке. Впрочем, многие рынки оказались для московитов потерянными — английская шерсть была дешевле, а канадский соболь проще в доставке. В качестве альтернативного рынка был выбран, как вы можете догадаться, Китай. Экспансия Москвы на Восток была вызвана нуждами в первую очередь государственной пушной торговли. Именно государственной, поскольку частному бизнесу разрешили поставлять “мягкую рухлядь” в Китай только после 1762 года.

…без нефти

О том, как повышение цен на нефть стало причиной множества событий в советской и российской экономике, написаны библиотеки. Одним из главных последствий роста экспортных цен на российские ресурсы стал отказ от рабского труда. Паспорта советским колхозникам начали выдавать в 1974 году, не раньше и не позже — вскоре после войны Судного дня и троекратного повышения цен на нефть. Совпадение? Едва ли.

Рост цен на нефть в начале 2000-х обернулся невиданной ранее свободой для выездного туризма и одновременным падением предложения “русских жен” в Европе. Самым привлекательным женихом для русской красавицы стал не европейский клерк, как в конце 1980-х, а отечественный менеджер “госэкспорта” (вариант — чиновник в погонах или без). Как, скорее всего, было и тысячу лет назад.

Сегодня цены упали, с туризмом стало намного хуже, и кто скажет, куда смотрят сейчас прекрасные русские женщины? И кто знает, что будет дальше? Два с половиной века назад русское “мягкое золото” смогло превратиться в китайские товары и деньги, но вопрос — что может случиться сейчас? Пока что переключить “нефтяную трубу” на китайский рынок получилось не так чтобы хорошо, и на что нам рассчитывать, если прогноз Минэнерго осуществится? Российские женщины остаются хорошим экспортным ресурсом, но к тому времени и он может оказаться исчерпанным.

Дмитрий ПРОКОФЬЕВ