Гендиректор “Укрпошты” Смелянский: мы не будем доставлять пенсии в 2019 году по текущему тарифу

В июле вы удивили всех своим заявлением об отставке, и вот недавно Министерство инфраструктуры все же согласовало ваш контракт. Какие условия были поставлены, каких договоренностей вам удалось достичь и что осталось за кадром?

Это был непростой процесс. Такие публичные контракты с руководителями предприятий в Украине можно перечесть по пальцам. И выяснилось, что некоторые условия, которые были мной поставлены, просто не предусмотрены в законодательстве.

Считаю необходимым заранее прописать уровень ответственности, которую я несу как руководитель предприятия, четко определить, в чем заключается моя работа — в прибыли, сохранении сети, увеличении качества обслуживания? Всего сразу добиться нельзя: мы ведь в бизнесе, а не в политике. Если вкладываешь больше в инфраструктуру — прибыли становится меньше. Можно не вкладывать в инфраструктуру,  тогда прибыли станет больше, но только временно, а само предприятие продолжит умирать. До момента моего прихода “Укрпошта” работала как раз по второму сценарию: выжималось все, что только возможно, из советской инфраструктуры, при этом никто ничего не развивал.

И это проблема нашего менталитета, которая касается всей инфраструктуры страны. Ведь можно вкладывать в развитие причалов в портах, а можно не вкладывать. Можно хотеть, чтобы “Укрзализныця” и прибыль получала, и электрички покупала, но ведь электрички — это не прибыльно...

Я хотел, чтобы мне поставили четкую задачу и определили цели, за выполнение или невыполнение которых с меня потом можно будет спрашивать. Прибыль или развитие. Все сразу и без государственного финансирования — не получится.

Вторым условием для меня было то, чтобы это был постоянный контракт. Как вы помните, после корпоратизации компании я постоянно был в роли исполняющего обязанности. И тут стоит отметить, что любую реформу делают люди. А для того, чтобы люди приходили в команду, им нужна определенность — будут они работать с этим руководителем в течение, как минимум, нескольких лет или нет. Это, к слову. Также важно и для инвесторов: мы выпустили облигации, ведем кредитные сделки с банками, и им нужно понимать, что достигнутые договоренности будут выполняться.

Еще одним важным пунктом было доверие относительно человеческого капитала: я счел для себя невозможным дальше проводить реформы на предприятии, если не могу пригласить новых людей на рыночных условиях. С одной стороны, это определенный вотум доверия, с другой — необходимый механизм, чтобы реформы продолжались.

Договоренность относительно постоянного контракта мы реализовали, теперь осталось провести всю необходимую работу по “утрясанию” KPI. На данный момент мы их проговорили, пришли к определенным договоренностям, осталось внести соответствующие изменения в законодательную базу, чтобы их можно было реализовать. Ведь в контракте нельзя прописать то, чего на данный момент просто не существует в законодательном поле.

И все же, что вошло в ваши итоговые KPI?

На ближайшее время — инфраструктура.

Как это соотносится с тем с теми целями, которые вам ставили, когда вы проходили конкурс и когда вас нанимали еще в 2016 году?

Когда меня нанимали, никто точно не представлял себе настоящее состояние “Укрпошты”. Я до сих пор — уже после двух лет работы на предприятии — с удивлением узнаю что-то новое практически каждый день. Иногда это знание кардинально меняет ситуацию в целом.

Рынок также не стоит на месте. Особенно если это рынок труда. Если раньше Украина была страной с достаточно низкой стоимостью человеческого труда, и мы понимали, что можем пока подождать и не вкладывать в технологическое обновление и автоматизацию, то сейчас все кардинально поменялось, нередко мы просто больше не можем нанять людей. Поэтому сейчас реализуем ряд проектов, которые в текущем состоянии не дадут какого-то видимого экономического эффекта, но в то же время смогут помочь решить проблему человеческого ресурса. Ведь спустя несколько лет я просто не смогу нанять 15 почтальонов на 0,3 ставки, как это сейчас работает, но при этом смогу нанять три человека на полную ставку на нормальную зарплату. Сейчас это больно и непопулярно. Но если болезнь не лечить на ранней стадии, потом уже может быть поздно.

Значительно за эти два года также изменилось и понимание, чего же от нас все-таки хочет клиент. Как раньше, к примеру, “Укрпошта” принимала коммунальные платежи: берем деньги, бумажные квитанции и передаем коммунальному предприятию со словами “вбивайте сами”. Так теперь никто не работает. Сегодня все хотят электронный реестр. А что такое реестр на сегодня? Это, как минимум, 100 операций в минуту, каналы данных, люди, которые умеют работать с электроникой. Знали ли мы об этом, когда приходили работать в компанию? Нет.

“Укрпошта” в принципе достаточно сильно отличается как от других игроков на украинском рынке, так и от других почт во всем мире. Все почты мира получают государственную поддержку. На сегодня “Укрпошта” имеет около 25% конкурентного сегмента рынка, при этом господдержка у нас на нуле. Если взять, к примеру, любую другую почту мира, то мы увидим обратную картину: государственная поддержка составляет от 15 до 900 млн евро, при этом часть конкурентного рынка внутри страны — не менее 70%.

Ко мне недавно приезжал мой коллега из Казахстана и очень удивлялся, как мы вообще выживаем в таких условиях. В Казахстане президент позвонил — и всех почтальонов мобильные операторы обеспечили мобильными телефонами. Представьте себе такую ситуацию нас в стране?.. Вот и я не могу.

Прыгнуть единовременно с 25% до 70% рынка практически невозможно. Тем более что мы много потеряли по части доверия за все эти годы. А доверие потребителей зарабатывается тяжелым трудом, каких-то магических рецептов здесь нет.

Когда я пришел на предприятие, было компьютеризировано всего 20% отделений из 11,5 тыс. Мало того, даже в тех отделениях, где были компьютеры, они иногда стояли по 20 лет. Сейчас мы обновили компьютерный парк, к концу этого года все села Украины, в которых живет более 2 тыс. чел., впервые получат компьютеризированные отделения, подключенные к интернету. Вместо 2,300 тыс. компьютеризированных отделений у нас станет более 4 тыс. И мы, пожалуй, остановимся. На этом проекте мы увидели, насколько в нашей стране не готова инфраструктура. Только в 60% сел более чем с 2 тыс. жителей мы нашли оптико-волоконный канал связи. При этом более 10 млн людей живет в селах с населенностью гораздо меньше, чем по 2 тыс. чел.

Недавно мы также обновили автопарк. Что это дало? Меня, наконец-то, перестали огорчать тем, что у нас сломалась очередная машина по дороге к пунктам распределения корреспонденции. Ведь если машина ломается по дороге, это значит, что мы не доставим корреспонденцию вовремя. А наши конкуренты приучили людей к определенным условиям работы, к определенному ценовому диапазону и к определенным услугам, в том числе по ускоренной доставке. И мы не имеем права проигрывать эту гонку, поэтому фокус в нашем случае определенно будет на инфраструктуре и развитии новых услуг.

Дальше нам нужно будет реализовать непопулярный на сегодня проект по передвижным отделениям, если мы хотим действительно обеспечить отдаленные и небольшие села полноценной почтовой связью. Я людям во власти нередко задаю вопрос: как вам больше нравится — 15 людей по 0,2 ставки или три человека на полную ставку? А ведь это наша с вами реальность. Я переписывался с почтальоном вчера ночью на “Фэйсбуке”, и она жаловалась, что мы платим копейки. Я предложил ей перейти работать на передвижное отделение, где она будет получать не 700 грн, как сегодня, а 4,200 тыс. грн. Но она почему-то не согласна и предпочитает уволиться, но не работать на полную ставку. У нее ведь есть коровы, козочки и хозяйство. По ее словам, с двух коров она получает в месяц 6 тыс. грн чистыми. Наверняка с такой суммой она еще и получает субсидию.

Подытоживаю. С существующим в этих селах объемом почтового бизнеса я никогда не смогу платить такую зарплату, чтобы она смогла отказаться от ведения хозяйства в пользу работы в “Укрпоште”. А платить 0,2 ставки компании тоже очень невыгодно, потому что ЕСВ начисляется с минимальной зарплаты.

Президент и премьер связывают “Укрпошту” с некоторой социальной функцией. Как это социальная функция прописана в вашем контракте?

Вы знаете, в США, где я работал длительное время, термин “социальная ответственность” носит очень конкретное предназначение — это, например, ведение бизнеса в соответствии с экологическими стандартами, наем местного населения на рабочие места, использование местных, а не импортных ресурсов, и т. д. Когда же в Украине звучат слова “социальная ответственность”, то это, как правило, означает, что нужно что-то сделать, но за это что-то у государства нет денег заплатить. Поэтому я бы хотел, чтобы мы четко разделили и определили понятие “социальная ответственность” и ее, кстати, нет в моем контракте. Что касается сел: на самом деле, ведь никто никуда не уходит, отделения не закрываются, а в некоторых случаях мы даже улучшаем качество и частоту обслуживания. Допустим, есть в селе офис “Укрпошты” или, еще хуже, целое здание (его ведь нужно отапливать). В этот офис приходит сотрудница, которая работает на 0,2 ставки: открывает, несколько часов работает, закрывает и идет домой. По крайней мере, должна так делать, а делает или нет — нам часто не видно. Что делает передвижное отделение? Ровно то же самое, но только быстрее. Всего в бригаде три человека: водитель, начальник отделения и почтальон. Они приезжают в село, начальник отделения выходит ровно в то же самое помещение, где сидела его предшественница, точно так же его открывает, садится и обслуживает людей. В это время водитель и почтальон начинают разводить пенсии. У нас ведь в чем проблема? Есть очень протяженные села, где мы по факту платим почтальону за то, что он несет три газеты 15 км.

Глава “Укртелекома” Юрий Курмаз говорил, что ему бы хватило двух людей там, где вы нанимаете троих...

Ему проще, он ведь электроны гоняет, а не живые деньги переводит. Давайте не забывать о том, что мы физически должны принести и бабушке пенсию и всем письма. В то же время машина дает возможность гораздо быстрее преодолеть расстояние между удаленными домами, хуторами и селами. Кроме того, мы приносим в село цивилизацию. Почтальон электрический чайник, заказанный на интернет-сайте, в село не потащит, а на машине мы сможем спокойно доставить этот чайник туда, где его заказали. Это также дает нам возможность уйти от частичной занятости и перейти на нормальную полную занятость сотрудников.

В итоге вместо четырех теть-Маш на 0,25 ставки мы сможем получить одного полноценного работника, который в составе мобильной бригады будет обслуживать ровно такое же количество домов, что и четыре тети-Маши с их коровами, козами и домашним хозяйством. Более того, в мобильных бригадах у нас есть подменные экипажи. А как заменить почтальона, который заболел и вот уже две недели не может выйти на работу в самом отдаленном селе?

Вы верите, что вам дадут воплотить эту модель?

Мы реализуем именно эту модель, потому что никто не может предложить другую альтернативу. Сначала были аргументы, мол “вы не приедете в село”. А мы приехали. Потом были аргументы, что “никто не поднимет зарплаты”. В июле-августе некоторые водители на нормальных новых машинах смогли заработать до 15 тыс. грн с переработками. Теперь у нас новые аргументы — пропадет “социальная функция”. Но, простите меня, что такое “социальная функция”? У меня время работы в селе рассчитывается от объема производственной деятельности в конкретном населенном пункте. Многие говорят, что раньше с почтальоном можно было поговорить. Так теперь есть ОТГ. У них есть бюджет, они могут взять себе этого почтальона в штат как социального работника, и он будет общаться со всеми бабушками. Но решать эти проблемы за счет “Укрпошты”? — Нет.

У нас и так доходит до смешного. Мне в открытую говорят, что в селах не нужны “чужие” работники по 4,500 тыс., а нужны наши тети-Вали по 600 грн. К тому же выяснилось, что в некоторых селах наши почтальоны еще и депутаты. Это же очень удобно для депутата — быть почтальоном. Я действительно понимаю, что кому-то нравится одна схема работы, кому-то — другая. Вопрос в том, кто платит. А платит “Укрпошта”.

В Черниговской области вы запустили пилотный проект по мобильным отделениям. Будете расширять его на всю страну?

Будет ли этот пилотный проект распространен на всю страну — зависит от финансирования. Ведь сначала нужно вложить существенные суммы в оборудование, сортировочные пункты. В некоторых областях мы даже создаем дополнительные рабочие места. На всю Черниговскую область было всего три базы, где могли разместиться наши машины. Теперь таких баз 12 — на них созданы рабочие места для водителей, для механиков, охраны и т. д.

Конечно, если бы у меня стояла задача пережить несколько лет, можно было бы ничего не создавать. Но у меня нет задачи “пережить”. Если бы я хотел “пережить”, у меня было бы абсолютно другое место работы.

И все-таки о “социальной функции”…

Этот вопрос не в социальной или какой-либо функции — здесь вопрос в нашем финансовом положении. Если я перестану платить зарплату — вопрос какой-либо “социальной функции” отпадет сам с собой. “Социальная функция” у почты есть в любой стране, вопрос только в том, кто эту “социальную функцию” оплачивает.

К примеру, почта Франции получает EUR180 млн в год исключительно дотаций на доставку прессы. Просто потому, что государство решило: доставка прессы в отдаленные регионы — это социально важная функция. У нас же, как я говорил, когда говорят о социальной нагрузке, то чаще всего речь идет о том, что делать надо, а денег нет.

Очень простая математика: в 2016 году зарплата у почтальона была 1,438 тыс. грн, он обслуживал 143 пенсионера, и в итоге мы выходили практически на себестоимость этой услуги. На сегодняшний день зарплата почтальона выросла фактически в три раза, пенсионеров в селах стало меньше, теперь мы теряем по 19 грн на каждом пенсионере. 19 грн умножаем на 4,5 млн пенсионеров на 12 месяцев. Итого мы получаем 1 млрд грн убытка.

Почему так происходит? В том числе потому, что исторически зарплата и пенсия шли приблизительно на одном и том же уровне. Сейчас зарплата резко ушла вверх, а пенсия осталась, по сути, там, где была. А ведь мы получаем именно процент от суммы доставляемых пенсий. Вот вам и дефицит.

В тоже время Пенсионный фонд очень негативно отзывается о необходимости повышать стоимость доставки пенсии… Говорит, что это убьет пенсионную систему.

Я тоже считаю, что из 138 млрд грн дефицита еще 1 млрд грн — это именно то, что убьет Пенсионный фонд… Но ведь когда вы ходите в ресторан, вам же не дают еду бесплатно, даже если вы очень голодны. За это может заплатить какой-то бизнесмен, благотворительный фонд. Ведь услуга все равно предоставлена, а значит, должна быть оплачена.

Министерство инфраструктуры, как наш регулятор, установило новый тариф на доставку пенсий еще в ноябре 2017-го. Но его не согласовывают в Министерстве социальной политики и в Пенсионном фонде. Поэтому я бы хотел тут быть максимально конкретным и откровенным: не будет принят новый тариф на доставку пенсий до 1 ноября 2018 года, с 1 января 2019 года доставка пенсий “Укрпоштой” будет прекращена. А значит, более 4,5 млн чел. уже с января 2019 года могут не получить свою пенсию, так как Пенсионный фонд отказывается оплатить хотя бы себестоимость ее доставки. Я целый год ждал, доказывал, вел переговоры, убеждал, в то время как “Укрпошта” “привезла” себе 1 млрд грн убытков на этой услуге, а ведь это могли быть новые сортировочные центры, машины и повышение зарплаты тем самым почтальонам, о которых так часто любят вспоминать перед выборами.

Но вы все равно подписываете этот контракт?

Я всегда надеюсь на лучшее. Здесь ведь все равно кто будет сидеть в кресле “Укрпошты” — Смелянский или еще какая-то фамилия. Цифры ведь не поменяются.

Мы так много говорим о селе... Сколько село занимает у вас в статье доходов и статье расходов?

У нас 11,500 тыс. отделений. Из них в селах 9 тыс... В среднем у нас идет по 4,5 посылки в месяц на сельское отделение и по 2 конверта в день. То есть мы убыточны в селе еще на уровне себестоимости работы, без размещения персонала и содержания отделений.

И здесь ничего не изменить даже с учетом развития е-коммерс?

Для того, чтобы привести e-commerce в село, необходим, как минимум, интернет. Мы хотели дать почтальонам мобильные телефоны, чтобы они могли оперативно принимать платежи. Оказалось, что во многих селах до сих пор есть места, где связь фактически не работает. То есть мы даже систему приема платежей не смогли реализовать. Я не верю, что в селе на 300 чел. будет нормальный интернет уже в ближайшие годы. Между тем передвижное отделение может приехать, взять заказ и в следующий раз его привезти. Мы планируем создавать онлайн-оффлайн систему, в которую можно загрузить данные в начале дня и по мере приема сигнала обрабатывать и отправлять заказы. Как в самолетах. И здесь мы полностью исходим из реалий украинской инфраструктуры.

Безусловно, у нас есть планы, как можно монетизировать село. Один из этих планов — законопроект №6601, который предоставит нам возможность вести почтовые счета. Это даст возможность и снизить затраты по селу, и заработать. Сейчас мы работаем по какой схеме? Привозим в село наличные, раздаем их, потом собираем оплату за коммунальные услуги, телефон, интернет (где он есть), возим эти суммы туда-сюда. Если бы у нас была возможность предоставлять финансовые сервисы, мы бы могли привозить в село исключительно дельту всех этих сумм. Может быть, какая-то бабушка заодно решила бы разместить остаток своих средств в безнале. Она бы что-то заработала, мы бы что-то заработали…

Я также предложил президенту: если закон №6601 будет принят, мы в течение нескольких лет сможем свести расходы на доставку пенсий фактически к нулю. То есть, по сути, мы сможем стать самодостаточной компанией и дополнительно выполнять еще одну “социальную функцию” бесплатно.

Банки очень жестко настроены по отношению к вашему предложению о допуске “Укрпошты” к рынку финуслуг. “Есть четыре госбанка, вы хотите создать пятый”… У вас есть что им возразить?

Во-первых, они сами-то собираются в эти села? Там живет 15 млн чел., которые не имеют доступа к банковским услугам. Сейчас банки собираются сворачивать свои сети. Вопрос: эти 15 млн чел. не достойны банковского обслуживания?

Более того, мы готовы взять эти 15 млн чел. и завести их в банковскую систему Украины. Да, это можно сделать при помощи банка-партнера. Но это очень сильно усложнит процесс. Представьте сами: мы приходим к бабушке в село и говорим, что ее деньги находятся на банковском счете, но мы не имеем к нему никакого доступа, не можем сказать, сколько у нее денег осталось на счете, не можем помочь оплатить услуги. Для бабушек, согласитесь, это не очень удобная модель, они пользоваться ею определенно не будут. Плюс, в этом случае мы отдаем все самое ценное банку: клиентские данные, счета. И банк может сказать, что сегодня он будет платить нам один процент, завтра — другой процент, и в итоге мы останемся ни с чем.

В большинстве стран уже поняли, что последний оплот цивилизации, который остается в селах, — это почта. Мы ничего не придумываем.

Когда речь идет о государственных банках, они все любят козырять статистикой, заявлять о том, что большая доля рынка принадлежит государственным банкам. Вопрос в том, как они считают эти самые 15 млн клиентов “Укрпошты”? Эти 4,5 млн пенсионеров, которые обслуживаются наличными через “Укрпошту”? Мы, в зависимости от рейтинга, первая или вторая система переводов в Украине, делаем около миллиарда долларов в год оборота. Мы ведь по факту уже банк.

Все, что мы предлагаем, — это конвертировать существующие в нашей системе наличные в безналичные. Ничего другого ни для кого не поменяется. Как не ездили из села в город в банк, как отправляли деньги “Укрпоштой”, так и будут отправлять. Если какой-то банк сейчас скажет, что пойдет в село и будет оказывать этим людям финансовые услуги — пожалуйста! Но вы хоть раз слышали, чтобы какой-то банк собирался это делать? Пока что банки только сворачивают свои отделения. У “Укрпошты” сейчас более 11,500 тыс. отделений, банковских всех вместе взятых — всего 9 тыс. И я могу поспорить, что через год у банков их останется всего 8 тыс.

Альтернатива? Допустим, мобильный счет. Вы на базар в селе пойдете с этим мобильным счетом? А обналичивать куда пойдете, в “Укрпошту”?

Никогда в селах банкоматы не поставят. Стоимость одного банкомата -- $10 тыс. Я ведь сам банкир, поэтому кому здесь сказки рассказывать — так не мне. Банкоматам нужна постоянная связь, интернет, нужно постоянно гонять инкассаторскую машину за 100 км, чтобы заполнять их деньгами. С тем распределением населения, которое на сегодняшний день существует в Украине, такая идея не сработает даже в Excel.

И все же, какой вы видите вашу перспективу в селе?

В перспективе мы планируем в селе выйти в ноль. Конечно, есть разные села, богатые или бедные, но в целом по стране — где-то в ноль.

Для меня, в идеале, работа в селе выглядит так: мы доставили в село микроволновку, которую купили через нас в кредит, на котором мы заработали проценты, а также получили оплату за доставку и перевод денег. Любую социальную ответственность можно конвертировать в преимущество, но для этого сначала нужно выложить существенное количество средств, чтобы эти преимущества стали вам доступны.

Еще один вопрос в том, что почтальону мы сейчас не можем дать лекарства, чтобы доставить их в удаленные населенные пункты. Пока мы не запустим мобильное отделение, пока не поставим в эти машины холодильники, село останется без стабильных поставок медикаментов. Так что я серьезно считаю: передвижные отделения — это единственное возможное будущее для удаленных сел. Это создание инфраструктуры для всей страны, для всех отраслей экономики.

Сколько “минуса” генерирует село?

В среднем, только считая постоянные затраты без бензина и логистики — почти “минус” 3 тыс. грн на одно отделение.

До выборов вы будете продвигать реформу?

Хотя многие считают, что я уже в политике, это не так. И поэтому, в отличие от политиков, не думаю категориями “до выборов или после выборов”. У нас выборы так часто, что серьезные и сложные реформы все время “не на часі”. У нас просто нет выбора — продвигать или нет. Я бы очень хотел работать в ситуации, когда на счету предприятия в банке лежала бы большая сумма, и я мог бы выбирать: проводить непопулярную реформу или оставить деньги на счету и показывать красивую прибыль. Но не в нашем случае.

Нам нельзя откладывать реформу, как нам предлагают, на весну или на следующую осень. Мы до этого времени просто не доживем. Я прекрасно понимаю, что свой почтальон на участке — это всегда лучше, чем какие-то непонятные нейтральные люди. Но это ведь не мои проблемы, правда?

А что у вас с недвижимостью в селах? Что вы планируете с ней делать? Как минимизировать расходы?

Мы хотим отдать ее как можно быстрее. У нас 11 500 отделений. Из них мы арендуем около 8 тыс. Так что, по сути, мы хотим как можно быстрее минимизировать расходы на аренду. Если, к примеру, инфраструктура давно пришла в негодность, то передвижные отделения позволят работать в сельсовете или просто в машине. Эта модель позволяет не тратить деньги на бессмысленные ремонты помещений. Особенно учитывая, что ремонт в селе достаточно недешевый.

И все-таки, сколько планируете сэкономить?

Я вам скажу честно — не знаю. И никто не знает. Никто не знает, в каком состоянии сейчас находится вся инфраструктура. У нас нередки случаи, когда в отделении начинала течь крыша и люди просто переходили работать этажом ниже. Потом начинал течь третий этаж, потом второй… Или вот в Одесской области у нас есть село на 5000 человек, в котором помещение “Укрпошты” занимает почти 1000 кв. м. Его, естественно, нужно отапливать, ремонтировать. Ремонт и отопление этой махины составит более 300 тыс. грн. Я думаю, мы с вами понимаем, что прибыли это село не увидит еще долго.

На какой промежуток времени рассчитана эта реформа?

Мы планируем ее в течение трех лет. Все упирается не только в машину и людей, но и в необходимость построить нормальные, современные, автоматизированные сортировочные пункты. И не 35 сортировочных пунктов, как у нас сейчас, а пять-семь больших, которые полноценно будут обслуживать всю территорию страны. И такие пункты стоят от $3 млн до $50 млн в зависимости от автоматизации. Можно, конечно, этого не делать. Прямо сейчас такое вложение не окупится, средний срок его окупаемости — от 10 лет. Но если сейчас этого не сделать, мы очень скоро просто не сможем работать, не сможем конкурировать с другими компаниями.

Вы с этим планом будете выходить на министерство самостоятельно или намерены презентовать его наблюдательному совету, который в дальнейшем будет выдерживать все эти баталии за вас?

Я давно уже не надеюсь на лучшее. Если это случится — будет замечательно, но по закону на данный момент набсовет не имеет таких полномочий. Основной документ, по которому живет государственная компания, — финансовый план. Наш финансовый план утверждает Министерство инфраструктуры. Пока я не знаю, как будет работать наш набсовет, но я очень надеюсь на то, что это будет нормальный совещательный орган, с которым можно будет посоветоваться по разным стратегическим решениям.

Вы уже говорили об обновлении автопарка. В каком состоянии сейчас ваши авто?

У нас на сегодня 547 новых машин. Из них 20% — это магистральные, большие автомобили. За последние два года мы купили больше автомобилей, чем за последние 10 лет суммарно. Дальше все зависит от объема: будет объем — будем расширять автопарк.

Для понимания: чтобы запустить Черниговский проект, нам понадобилось 130 машин. Чтобы запустить этот проект по всей стране — нам понадобится в среднем по 100 машин на область. Сколько конкретно нам понадобится автомобилей, будет зависеть от математической модели, которую, я надеюсь, мы скоро просчитаем совместно с Европейским инвестиционным банком (ЕИБ). Тут ведь как: больше сортировочных центров — меньше машин, меньше сортировочных центров — больше машин.

ЕИБ выделил нам EUR400 тыс. на разработку идеальной модели развития “Укрпошты” на ближайшие 10 лет. Это может стать основой для привлечения кредитного капитала для реализации непосредственно инвестиционного проекта.

Добавлю, что в Украине, по сути, сегодня нет карты дорог. Чтобы запустить Черниговский проект, мы нанимали 6-7 человек, которые на своих машинах ездили и фотографировали “где заканчиваются дороги”. Если в нормальных странах делается математическая модель с учетом средней скорости машины, с учетом всех технических параметров машин и дорог, то у нас я не всегда могу сказать, ездят мои люди через поле, через лес или через болото.

Сколько потратили на этот проект?

Времени? Мы его готовили шесть месяцев. Денег? Ну, не так много. Это все-таки 6-7 человек, так что бюджет вышел вполне терпимый.

Несмотря на все проекты развития, компания продолжает генерировать убыток. Как долго “Укрпошта” сможет существовать в таком режиме?

Недолго. Здесь все прозрачно — если пенсионный фонд не пересмотрит тариф, то вынудит нас резко сократить количество отделений и сотрудников. Если не будет решен вопрос с пенсионным тарифом, мы сможем выйти в ноль только через драматические сокращения личного персонала.

На сколько нужно увеличить тариф за доставку пенсий?

Мы сейчас от этой услуги получаем 1,5 млрд грн, чтобы выйти на себестоимость доставки пенсий, нам нужно получать 2,5 млрд грн.

Какие другие тарифы, по вашему мнению, должны регулироваться государством?

В первую очередь стоит помнить о том, что, в отличие от конкурентов, мы — почта. И есть правила Всемирного почтового союза, которые мы должны соблюдать, хотим мы этого или нет. Есть универсальные почтовые услуги, конверт нужно доносить, и, как правило, у конверта есть определенная регулируемая цена. Здесь кросс-субсидирование исторически закладывалось в работу всех почт мира, чтобы все граждане чувствовали себя одинаково обеспеченными в плане работы почты. Вопрос в том, как это финансируется.

Вот сейчас есть инициатива депутатов, чтобы заморозить тарифы на доставку прессы на три года. Если государство считает это необходимым — это право государства. Но мы — государственная компания и мы должны работать по рыночным ценам. Поэтому во всем мире давно придумали такую вещь как Public Service Оbligations (PSO) — это та самая социальная ответственность, которая финансируется государством.

С другой стороны, у нас есть тариф на посылки, который регулируется государством. Но это же смешно, регулировать 25% рынка, которые сейчас находится у “Укрпошты”, и при этом не регулировать остальные 75%.

Доставка прессы — тоже очень сложная часть рынка. Никто кроме нас не будет этим заниматься, но даже здесь мы обязаны выходить на себестоимость. В принципе, за вычетом пенсионного тарифа, мы планируем к первому января 2019 года (если не поднимут минимальную заработную плату) по всем государственным регулируемым услугам выйти либо в плюс, либо в ноль. Я хочу сказать, что НКРСИ иногда жестко, но очень профессионально подходит к нашим тарифам.

Довольны ли вы темпами наращивания доли рынка и тем, как растет компания в целом?

Нет, не доволен. Мы сейчас находимся в ситуации, когда компании приходится догонять то качество продукта, к которому потребитель уже привык. Но даже здесь нам есть чем похвастаться: с начала года “Укрпошта” впервые вышла на позитивный показатель удовлетворенности клиента (NPS). По текущим показателям рывок составил более 25%! Постоянные клиенты довольны новым качеством услуг, тем, что появились терминалы и новые продукты, которыми удобно пользоваться... В конце концов тем, что наши почтальоны и сотрудники отделений наконец начали улыбаться.

Но нам еще есть куда расти. Нам определенно нужно наращивать долю рынка в платежах, электронных переводах и доставке посылок. Это то, где мы действительно можем начать зарабатывать, и это то, что может позволить нам вывести обслуживание сельских отделений в ноль. А в удаленной перспективе, возможно, и в небольшой плюс.

Как оцениваете уровень конкуренции? Насколько она честная?

Вы знаете, я в детстве профессионально занимался футболом. И мой тренер меня с детства научил — вышел на поле, играй, а не обсуждай его состояние, правила или судей. Не нравится — не выходи не поле. Я этому правилу следую и в бизнесе. Конечно, конкуренция на этом рынке есть. Поэтому на нас есть куча жалоб со стороны наших конкурентов. Но когда я приходил на эту должность, я говорил о том, что успех или неуспех “Укрпошты” зависит только от нее. Я не хочу входить в историю как человек, который “замочил” кого-то через какой-либо госорган или суд. Или как человек, который построил успех своей компании на том, что какой-то другой компании “перекрыли кислород”. Мне грустно от того, что другие компании позволили себе пойти по не совсем правильному пути. Но как юрист я прекрасно понимаю, что каждый имеет право подать в суд. Хотя это и не улучшает ни репутацию конкурентов, ни бизнес-среду в стране в целом.

Конечно, государственная компания никоим образом не может конкурировать с частной. Частная компания захочет завтра открыть офис — откроет. Захочет закрыть — закроет. Нам для этого необходимо согласование множества документов по полгода в разных инстанциях. Провести тендер в ProZorro, к слову, обязательно надо. Когда мне говорят “у вас есть преимущество”, я прошу только об одном — назовите. Я вон два года пытаюсь его найти, а его все нет.

Конечно, я хотел бы работать в цивилизованной атмосфере. В Америке “черные” курьеры не носят письма — их за это “хлопнут” через полицию или налоговую и все. В цивилизованном обществе нам было бы гораздо проще заработать деньги. Но когда за наличку нанимают “черных” курьеров для доставки писем по городу, и это гораздо дешевле наших услуг, потому что им не нужно доплачивать за село, платить ЕСВ и т.д. — мне сложно конкурировать с такими предложениями. Хотя, по закону, в категории доставки писем весом до 20 г — у нас единственная природная монополия. Но это только по закону. В крупных городах очень часто письма, платежные квитанции, рекламу и прочую ерунду разносят не почтальоны “Укрпошты”.

А почему бы с этим не побороться?

А как? Знаете, у нас ведь до смешного доходит. Мы иногда проигрываем тендер на доставку корреспонденции государственным органам даже с нашими низкими тарифами. Ведь мы планируем доставить все 100% корреспонденции…, тогда как ФОП Вася Пупкин планирует доставить 50% — не больше, а ещё 50% — сдать на макулатуру. Естественно, он может поставить цену в полтора-два раза ниже, чем у нас.

Я бы очень хотел судить людей, которые у меня воруют. Но пока не получилось.

Вы недавно разместили облигации на рынке и сейчас, с ростом ставок, видно, что это было хорошее решение…

Позвольте, я вас перебью. В выпуске облигаций мы руководствовались другой логикой — это, скорее, вопрос разницы между государственной и частной компанией. Если бы я захотел взять кредит, то, как государственной компании, мне нужно было бы согласовать его с тремя министерствами. Допустим, 1 января мы имеем утвержденный финансовый план, и на новогодние праздники никто не спит, все работают и хотят помочь нам взять кредит. В любом случае, недели три документы будут ходить в министерстве. Три министерства — три месяца. Теперь нам нужно сходить с этим всем в банк. На это снова-таки уйдет не меньше месяца, в мае мы получаем кредит и объявляем тендер на покупку машин, который займет два месяца, но к июлю, к сожалению, машин в таком количестве в Украине уже просто нет. И, в лучшем случае, машины мы получим в октябре — это если никто не спит, не пьет и все помогают. Поэтому облигации и лизинг — это то, что может спасти государственную компанию, если ей действительно нужно развиваться.

Но на международный кредит от МФО вы все-таки планируете подаваться, там низкие ставки окупают все эти сложности?

Чем мы привлекательны для международных инвесторов? Первое — мы перспективная развивающаяся отрасль. Не зря же Джеф Безос, владелец Амазона, — самый богатый человек в мире. Все же понимают, что e-commerce будет расти. По сути, мы создаем хребет, на которой можно нанизывать цивилизацию.

А что вы думаете о необходимости приватизации “Укрпошты”?

Я с первого дня своей работы заявлял о том, что хорошо бы приватизировать 25% компании. Это была бы возможность получить стратегическую инвестицию.

Или можно начать с малого — хотя бы разрешить нам продавать ненужную нам недвижимость. К примеру, у нас есть 13 баз отдыха, которые нам не нужны. Их содержание стоит гораздо больше, чем они приносят профита за счет отдыха наших сотрудников. У нас есть множество сортировочных центров рядом с вокзалом. В Киеве, к примеру, это 3 га земли и 20 тыс. кв. м производственных помещений. Продав эту махину, мы сможем построить не один современный автоматизированный сортировочный центр. Заодно и трафик в центре разгрузим. То же самое в других городах. Но для этого необходимо внести изменения в закон о приватизации.

Мы ведь у государства, по сути, ничего не просим, только три вещи: пенсионный тариф, законопроект №6601 по финансовым услугам и разрешение продавать недвижимость. Если эти вопросы будут решены, дальше все будет зависеть только от нас.

Еще один вопрос о реформе знаков оплаты — марок. Как она продвигается?

Мы уже практически закончили эту реформу. Остались вещи, незаметные простым людям: в частности, по международным обязательствам и вопрос существования приоритетных писем. Для обычного человека в наших отделениях уже существует четкая и понятная система оплаты услуг. Мы перестали печатать на марках их стоимость, и после изменения цены за отправку письма не нужно будет выбрасывать все старые марки или доклеивать еще по 5-10 марочек с копейками на каждое письмо.