Газовый сектор Украины, quo vadis?

На современном этапе вопросы реформирования и дальнейшего развития как украинского топливно-энергетического комплекса (ТЭК), так и российско-украинских отношений в энергетической сфере выходят далеко за рамки сугубо энергетических или экономических вопросов и приобретают геополитическое значение. Именно характер и глубина намечаемых преобразований в ТЭК и, в первую очередь, в газовом секторе будут определять стратегический вектор интеграции Украины. Это объясняется тем, что, во-первых, украинский ТЭК и его крупнейшие государственные предприятия (в первую очередь, НАК “Нафтогаз Украины” и НАЭК „Энергоатом“) играют важнейшую роль в экономике страны, в том числе и социальную. Во-вторых, интересы наибольших государственных энергетических предприятий тесно переплетаются с интересами соседних государств и их объединений.

Украина, как и любая другая страна, ищет такой интеграционный союз, в котором ей было бы комфортно развиваться экономически и политически. В стратегической перспективе для нашей страны не только этот интеграционный выбор невелик, но и третьего не дано: либо Россия, либо Евросоюз. Лозунг о европейской интеграции не снят с повестки дня и нынешней властью. Но в настоящее время ни Украинское государство, ни тем более Европейский Союз не готовы к этому. Таким образом, возникает достаточно продолжительный переходный, или подготовительный, период. Это время необходимо использовать в том числе и для подготовки интеграции энергетических секторов Украины и ЕС. Также необходим кардинальный пересмотр контракта с „Газпромом“ на поставку газа в Украину. Цель такого пересмотра — приведение его в соответствие с требованиями национального энергетического рынка и с современной практикой эволюции таких контрактов в ЕС.

Несмотря на нынешний резкий политический и экономический крен в сторону Москвы, Киев еще не прошел точку невозврата в отношениях с Брюсселем, исходя из намерений обрести в будущем членство в Европейском Союзе. И как ни странно, жесткие требования Москвы по объединению энергетических секторов двух стран не позволят перейти этот Рубикон. Потеря базовых (статусных) секторов энергетики и экономики — газовой промышленности и ядерной энергетики (включая атомное машиностроение) — не только сделает Украину полностью зависимой от российского энергоснабжения, но и окончательно подорвет экономическую основу ее независимости. Реализация подобного сценария не в интересах и сегодняшней власти.

Угроза потери значительных объемов транзита российского газа в связи с реализацией Москвой обходных газопроводных проектов и невыгодный контракт на поставку газа заставляют Киев искать варианты сотрудничества на базе газотранспортной системы (ГТС). Причем успех мероприятия напрямую связан с участием третьей стороны — Брюсселя. Лишь в рамках этого треугольника можно учесть интересы всех участников газовой цепочки „добыча—транспортировка—потребление“. И выбор — в качестве основы — трехстороннего совместного предприятия (СП) выглядит наиболее приемлемым.

Возможный неуспех реформ в ТЭК, непересмотр газовых контрактов и потеря значительных объемов транзита газа — это поражение не только нынешней власти, но и Государства Украина в целом. Можно утверждать, что от того, как в ближайшие несколько лет будет реформирован топливно-энергетический сектор и решены „транзитная и контрактные проблемы“, будет зависеть экономический и геополитический потенциал Украины.

Конфликт завершен, но не разрешен

Украина пережила две крупномасштабные газовые войны с Россией и множество больших и малых приграничных, трубных, нефтяных, мясо-молочно-карамельных и прочих „войнушек“, с ней связанных. В ближайшее время новые газовые войны не прогнозируются благодаря резкому улучшению российско-украинских отношений после прихода новой власти. Но исчезла ли почва для новых газовых конфликтов?

Украина, как известно, является наибольшим „осколком“ Советского Союза после России. Через ее территорию проходят основные транзитные пути поставок в Европу (и Турцию) российских нефти и газа, которые проектировались как единое целое и управление которыми изначально осуществлялось из единого центра — Москвы. В сегодняшних условиях Россия вынуждена платить Украине за транзит углеводородов около 1,5 млрд. долл. в год. Это не устраивает Россию, считающую себя „правопреемницей“ СССР, и одним из ее приоритетов является минимизация транзитной зависимости.

Конфликтный потенциал был заложен еще в момент распада СССР на независимые государства, однако его реализации помешали такие факторы, как отсутствие жесткой элиты в „ельцинской“ России, занятой накоплением первоначального капитала, и, соответственно, многовекторная политика Украины во времена президентства Л.Кучмы.

В дальнейшем конфликтный потенциал накапливался. Так, с приходом В.Путина — жесткого прагматика и неплохого стратега — Россия начала возрождать „империю“ именно с нефтегазовой сферы. В условиях обладания одними из крупнейших в мире запасов природного газа и нефти, с одной стороны, и значительной зависимости США и стран Европы от импорта энергоносителей — с другой, РФ пытается навязывать свои правила в политической сфере в обмен на энергоносители. В то же время Москва хочет разобщить европейские государства, предлагая отдельным странам совместную реализацию крупных газопроводных проектов. Например, „Северный поток“ — приоритетный проект для ЕС — поддержали Германия, Франция, Великобритания, Нидерланды и Дания, но против выступили Польша и страны Балтии.

„Южный поток“ не является приоритетным для Евросоюза (более того, он конкурирует с приоритетным для ЕС газопроводным проектом Nabucco), но страны — потенциальные участники этого проекта (Болгария, Сербия, Венгрия, Австрия и др.) уже подписали соответствующие двусторонние договоры с РФ о его реализации. Таким образом, сложилась алогичная ситуация, когда ряд стран — членов ЕС являются участниками строительства конкурирующих газопроводов и на практике не смогут в полном объеме выполнить свои обязательства по потреблению возрастающих объемов импортного газа.

Суммарная мощность двух обходных газопроводов („Южный поток“ и „Северный поток“) — 118 млрд. кубометров газа в год — примерно соответствует докризисным объемам, транспортируемым через территорию Украины. И существенно превышает текущие объемы транзита украинской ГТС. На сегодняшний день „Газпромом“ даны некие пятилетние гарантии сохранения большей части объема транзита, но не на срок действия транзитного контракта с „Нафтогазом“ (до 2019 года). Но что ждет Украину после полномасштабной реализации обходных маршрутов и после окончания срока гарантий, которые примерно совпадают?

Можно говорить не только о прогнозируемости, но и о неотвратимости новых российско-украинских газовых конфликтов до момента разрешения конфликтной ситуации — интеграции если не всего государства (с ЕС или с РФ), то хотя бы ее газопроводной составляющей („энергетической интеграции“). Это предполагает, например, какой-либо из вариантов совместного управления украинской ГТС.

В отличие от политической, энергетическая интеграция Украины может быть реализована по двум направлениям одновременно — и с ЕС, и с РФ. Это может быть либо частичная приватизация, либо концессия, либо аренда украинской ГТС с участием российского „Газпрома“ и западных транснациональных энергетических компаний — трехсторонний формат сотрудничества. Также привлекательным и более простым вариантом сотрудничества в этой сфере выглядит создание СП при участии энергетических компаний из ЕС и РФ (путем внесения в уставный фонд газотранспортных, ресурсных или финансовых активов).

Дальнейшее затягивание решения этого вопроса не снимает с повестки дня проблему обеспечения энергетической безопасности Европы — поддержание непрерывности поставок российского газа. До завершения Украиной энергоинтеграции могут возникать новые газовые конфликты с РФ. Причем конфликтный потенциал будет нарастать пропорционально снижению объемов транспортировки по украинской территории российского газа (по мере введения мощностей обходящих Украину газопроводов), а его пик придется на период завершения действующих газовых контрактов — 2019 год.

С одной стороны, энергетические концерны Европы не хотят модернизировать всю украинскую ГТС (и не могут позволить себе такую роскошь в условиях действующего украинского законодательства), которая в долгосрочной перспективе может оказаться полупустой. С другой — российский „Газпром“ не намерен в дальнейшем тратиться на транзит через Украину, реализуя обходные маршруты.

Таким образом, решение лежит в плоскости создания некоего CП по эксплуатации украинской ГТС в трехстороннем формате. И наиболее приемлемый вариант такого СП — консорциум компаний из Украины, РФ и ЕС. Например, „Газпром“—„Нафтогаз Украины“—RWE (немецкая компания, участник Nabucco).

Эволюция ценообразования на газ

Ценообразование на газ в Европе до начала 60-х годов ХХ столетия базировалось на экономической модели „кост-плюс“. Эта модель суммировала все затраты производителя (на добычу, подготовку и транспортировку газа) плюс налоги и приемлемую норму прибыли. (Следует отметить, что американский и британский рынки газа существенно отличаются от газового рынка континентальной Европы.)

Модель ценообразования эволюционировала лишь после открытия в 1958 году в Нидерландах сверхгигантского месторождения Гронинген (в связи с чем и получила название „гронингенская модель ценообразования“, или ГМЦ). В 1962 году министр экономики Нидерландов г-н де Поуз представил парламенту страны новую модель энергетической политики для получения максимальной долгосрочной ренты при освоении месторождения Гронинген, требующего огромных капиталовложений. Модель предусматривала новый принцип ценообразования на газ, базирующийся на стоимости замещения газа альтернативными энергоносителями у потребителя („на горелке“), а также, как и ранее, наличии долгосрочного экспортного газового контракта (ДЭГК).

Современная гронингенская модель ДЭГК, используемая в Европе, включает следующие основные элементы. Во-первых, привязку цены газа к стоимости составляющих его замещения. В качестве альтернативы газу выбраны газойль/дизтопливо (широко используются в коммунально-бытовом секторе ЕС) и мазут (промышленная тепло- и электроэнергетика). Для Европы эти энергоносители являются основными элементами в формуле ценообразования на газ с весовой долей, соответственно, 35—39% и 52—55%. Суммарная доля этих энергоносителей отличается, например, для норвежских (87%) и российских (92%) контрактов. Кроме названных энергоносителей, в формулу цены могут включаться стоимости и других, конкурирующих (на региональных рынках) с газом энергоносителей: угля, электроэнергии (гидро-,тепло-, био-, атомной, ветровой, солнечной), сжиженного природного газа (СПГ); а также учитываться спотовые или биржевые цены на газ (конкуренция газ/газ) и др.

Во-вторых, возможность регулярного пересмотра цены газа в рамках формулы ценообразования, а также возможность коррекции самой формулы (например, каждые три года). Это обусловлено как динамичным характером изменения цен нефти (нефтепродуктов) как биржевого товара, так и изменениями доли и цен энергоносителей, составляющих энергобаланс европейских стран.

В-третьих, наличие минимальных обязательств по оплате законтрактованных объемов газа — принцип „бери или плати“ (take or pay, БИП), предусматривающий перенесение обязанности выбрать законтрактованные объемы газа на более поздний период, но с внесением части оплаты или уплаты штрафных санкций.

В-четвертых, принцип „нэт-бэк“ (net-back) — это стоимость замещения газа у конечного потребителя за вычетом стоимости его транспортировки от пункта приемки-сдачи газа до пункта конечного потребления.

В-пятых, возможно наличие оговорок о пунктах конечного назначения газа. Это требование, фактически запрещавшее реэкспорт газа, в течение последних нескольких лет из большинства контрактов „Газпрома“ с европейскими компаниями было исключено.

Вместе с тем каждая национальная (транснациональная) компания из Европы получила свой контракт с поставщиками газа, учитывающий особенности национального энергорынка.

В настоящее время в Европе происходит адаптация гронингенской модели ДЭГК, в том числе предлагается отказ от сегодняшних формул привязки цен газа к ценам нефтепродуктов (и/или других альтернативных энергоресурсов) и переход к привязке к котировкам на газ на ликвидных рыночных площадках или к биржевым котировкам. Для континентальной Европы — это котировки Национальной точки балансирования (условный центр спотовой газовой торговли — Великобритании). Другими словами, предлагается перейти к конкуренции газ/газ, путь к которой весьма долог. Однако изменения в этой сфере, произошедшие за период 2009—2010 годов, имели принципиальное значение.

Под силой аргументов: трансформация европейских газовых контрактов

Европейский Союз, а также Турция за последние два года существенно сократили потребление природного газа. Это происходило не только в рамках минимальных контрактных обязательств по отбору объемов газа в соответствии с обусловленным принципом БИП. В среднем в своих контрактах „Газпром“ допускает снижение законтрактованных объемов потребления газа на 15% без применения штрафных санкций. Так, в 2009-м немецкой компании E.ON, итальянской ENI и турецкой Botas не были выставлены штрафные санкции за недобор газа.

Наибольшие потери пришлись на „Газпром“: в 2009 году экспорт газа сократился на 13%. При этом его конкуренты на рынке газа Европы — норвежская StatoilHydro и производители СПГ — заняли часть „газпромовского“ рынка (в 2009-м поставки СПГ в ЕС выросли на 15%). Причин такой ситуации три: экономический кризис, приход в Европу дополнительных объемов сравнительно дешевого СПГ с традиционно американского рынка из-за резкого роста в США добычи сланцевого газа и, главное, негибкая ценовая политика „Газпрома“.

Итак, в связи со значительными изменениями на газовом рынке первым шагом большинства партнеров „Газпрома“ еще в 2009 году стало снижение потребления газа (ЕС уменьшил потребление на 6,3%). Второй шаг: потребители российского газа из ЕС и Турции выставили „Газпрому“ пакет следующих основных требований по изменению контрактов. Во-первых, снизить обязательства импортеров по минимальным объемам отбора газа (БИП) либо не применять к ним штрафные санкции. Во-вторых, пересмотреть формулу ценообразования путем включения в нее механизма учета спотовых цен на газ. Следует отметить, что пакет каждой из энергетических компаний включал и некоторые другие требования, например пересчет базовой цены, сокращение сроков контракта, а также другие формы вышеприведенных требований по изменению контрактов (прямое снижение цены на газ, возможность варьирования объемов потребления на протяжении пяти лет и др.).

Под прессом конкуренции на европейском газовом рынке (спотовые цены на газ и СПГ на протяжении почти всего 2010 года были ниже стоимости трубопроводного российского газа на 50 и больше долларов) „Газпром“ пошел в 2009—2010 годах на серьезнейшие ценовые и другие уступки для большинства европейских энергоконцернов (см. табл.).

Следует отметить, что конкуренты „Газпрома“ в Европе согласились на еще большие уступки. Так, доля спотовых цен в контракте норвежской StatoilHydro с E.ОN Ruhrgas составляет 25%, а в среднем — 30%, алжирская Sonatrahch даже сократила срок контракта.

В результате уступок со стороны „Газпрома“, например, Латвия, Польша, Эстония с 1 января 2011-го снизили цены на газ для промышленных потребителей на 5%, для населения — на 3—7% (в Болгарии были снижены цены на тепловую энергию на 4,6—5,7%).

В то же время процесс трансформации контрактов европейских компаний с „Газпромом“ не завершен. Не все компании и страны получили послабления (например, Литва), а из получивших — не все удовлетворены (например, E.ОN Ruhrgas). Процесс продолжается.

В целом если доля спотовых цен в европейских контрактах в 2009-м составляла около 8%, то по итогам 2010-го она как минимум удвоилась. Европейские энергетические компании получили серьезные уступки вследствие значительных изменений на газовом рынке и желания экспортеров сохранить свои рынки, а не в обмен на какие-либо политические или экономические уступки. В процессе жестких и продолжительных переговоров использовались в основном юридические аргументы, заложенные в контрактах с „Газпромом“. Также, безусловно, применялись рыночные рычаги давления — альтернативные предложения газа. Рост конкуренции на газовом рынке ЕС, как ожидается, приведет к дальнейшим уступкам потребителям российского газа в Европе.

В 2011 году европейский газовый рынок ожидают серьезные перемены, связанные с началом действия Директивы 2009/73/ЕС (март), дальнейшей трансформацией ценообразования на газ и изменением ДЭГК. Украина и в этих преобразованиях должна стать частью Европы.

Под аргументом силы: транзитеры СНГ не смогли передвинуть „газовые границы“

Добытый, но не доставленный потребителю газ не является товаром. Поэтому добыча и транспортировка газа не только связаны одной цепочкой, но и предусматривают равную ответственность участников процесса. В последние десятилетия в мире увеличивается трансграничная торговля трубопроводным газом, а значит, и роль транзита. Мировой финансово-экономический кризис лишь притормозил развитие этого процесса. Вместе с тем газовые войны в СНГ сделали надежность транзита приоритетом для энергетической безопасности Европы.

К сожалению, транзитеры СНГ, в первую очередь, Украина и Беларусь, по известным причинам не смогли обеспечить свои интересы в цепочке „добыча—транзит—потребление“ наравне с другими ее участниками — ЕС (как потребитель) и РФ („Газпром“ как производитель и поставщик). Беларусь заставила Россию заплатить адекватную цену за половину своей ГТС, несмотря на российский вектор интеграции. Но и это не спасло ее от строительства „Северного потока“ и не гарантирует Минску сохранение транзитных объемов российского газа. Стремление РФ получить контроль (хотя бы плюс одну акцию) над белорусской ГТС остается актуальным.

Украина же в условиях навязывания ей так называемого консорциума по управлению ее ГТС не реализовала никакого интеграционного сценария и также оказалась перед угрозой реализации „своего“ обходного газопровода — „Южного потока“. Учитывая, что белорусская ГТС наполовину принадлежит „Газпрому“, можно ожидать, что наибольшее сокращение объемов транзита (при двух обходных газопроводах) ожидает именно украинскую ГТС.

Вместе с тем наличие „непроданной священной коровы“ (ГТС) при реализации правильной стратегии дает Украине шанс сохранить большую часть транзитных потоков в условиях торможения „Южного потока“. При этом даже реальное юридическое выделение газотранспортного предприятия из НАК „Нафтогаз Украины“ (в соответствии с Договором об основании Энергетического сообщества, или ДОЭС) не исчерпает конфликтный транзитный потенциал.

В свое время гронингенская модель была адаптирована специалистами ВВО „Союзгазэкспорт“ для поставок газа из СССР в страны Западной Европы. Причем пункты сдачи-приемки советского газа находились не на территории СССР, а на западных границах стран — членов Совета Экономической Взаимопомощи (СЭВ). Например, такие пункты были на границе Чехословакии с Германией (г. Вайдхаус) и Австрией (г. Баумгартен). При этом Мингазпром СССР и „Союзгазэкспорт“ полностью обеспечивали контроль и управление всей цепочкой от скважин до пунктов сдачи-приемки газа, а передача газа осуществлялась с территорий других государств (стран — членов СЭВ). После развала СССР и СЭВ пункты приемки-сдачи газа переместились на внешние (восточные) границы новых членов ЕС. Это было логичным шагом, поскольку Россия практически не могла осуществлять оперативный контроль над поставками газа вне своих границ — в действительно независимых странах со своим законодательством.

На сегодняшний день „газовые границы“ ЕС с „Газпромом“ остановились на западных рубежах стран — транзитеров из СНГ (Украины и Беларуси). Другими словами, на европейской газовой карте такие важнейшие участники цепочки „добыча—транзит—потребление“, как транзитные страны Украина и Беларусь, отсутствуют. У них нет прямых транзитных контрактов с энергетическими компаниями из ЕС, и юридически они не несут перед Европой ответственности за бесперебойный транзит российского газа. К сожалению, это зафиксировано не только в украинско-российских и белорусско-российских контрактах, но и в контрактах энергокомпаний из ЕС с „Газпромэкспортом“.

В ближайшее время перенести пункты приемки-сдачи газа на восточные границы ЕС не представляется возможным. Однако необходимо готовить решение этого вопроса с привлечением Еврокомиссии до истечения сроков действующих газовых контрактов. И положительное его решение повысит ответственность (юридическую и финансовую) стран-транзитеров перед партнерами — производителями и потребителями газа. Создание СП с участием европейской компании может ускорить этот процесс, интегрируя транзитную сферу Украины в европейскую систему.

Экспорт законодательства против экспорта монополии

„Прогазпромовские“ эксперты опубликовали множество статей о вреде экспорта законодательства ЕС в третьи страны, в том числе и через механизм ДОЭС. Так какое зло распространяет Еврокомиссия посредством экспорта законодательства ЕС и чего же опасается „Газпром“?

Что касается Украины, то это распространение на нее действия Третьего энергетического пакета (ТЭП) и, в первую очередь, Директивы 2009/73/ЕС. В частности, это положения о реальном разделении добычи, транспортировки и дистрибуции газа; обязательном доступе третьих сторон; прозрачности работы газовых компаний и многие другие элементы повышения конкуренции и эффективности газового сектора.

Особые опасения у „Газпрома“ вызывает то, что положение статьи 41.4 (d) Директивы 2009/73/ЕС, распространяющееся на третьи страны, может быть реально применено и к нему. А в статье говорится о том, что оператор газотранспортной системы или вертикально интегрированная компания, принадлежащие третьим странам (вне ЕС) и не выполняющие требования этой директивы, могут быть оштрафованы на сумму до 10% от ежегодного оборота оператора газотранспортной системы.

В ДОЭС нет ни слова о ТЭП, что нетрудно заметить при его внимательном прочтении. Вместе с тем общие обязательства Украины перед ЕС по адаптации европейского законодательства требуют в дальнейшем имплементации и Третьего энергетического пакета.

Таким образом, Евросоюз предлагает странам, которые намерены стать членами ЕС, те правила игры, по которым играет он сам. Это же предлагается и энергетическим компаниям из третьих стран, желающим войти в газовый рынок Евросоюза.

Россия, в свою очередь, предлагает экспорт своей монополии: неадекватные экономические предложения и политические цены на газ для стран СНГ, завышенные цены для новых стран — членов ЕС и в целом крайне жесткие правила игры, несогласие с которыми карается перекрытием газового вентиля и политическим противостоянием.

Можно считать „апрельские тезисы“ (2010 года) премьер-министра В.Путина об объединении энергетических секторов двух стран фальстартом предвыборной кампании кандидата в президенты РФ. Но в ЕС, и в Украине это восприняли очень серьезно. Данное предложение и является высшей степенью экспорта российской монополии, неприемлемого для любой власти.

Выбор из двух политических предложений об интеграции для Украины очевиден — это ЕС. Однако игнорирование интересов монопольного поставщика газа при „энергоинтеграции“ чревато новыми газовыми конфликтами и потерей транзита, особенно в условиях нереформированности газового сектора.

Реформировать газовый сектор — не поле перейти

В украинском газовом секторе остаются нерешенными два важнейших вопроса, что способствует возникновению новых газовых конфликтов. Первый: Украина за весь период независимости так и не диверсифицировала источники поставок газа, оставаясь полностью зависимой от РФ. Даже если в разные периоды времени и осуществлялись поставки газа из Туркменистана (иногда небольшие объемы газа продавал Узбекистан), то всегда среднеазиатский газ транспортировался через территорию России. Прошло очень много времени, пока в Украине поняли, что единственным альтернативным и экономически приемлемым источником поставок газа может быть лишь строительство терминала по приему СПГ. Даже при небольшой мощности такой альтернативный источник газа (5—10 млрд. кубометров в год) создал бы в Украине минимальный рынок импортного газа.

Второй вопрос: Украина так и не реформировала свой газовый сектор. Этот сложнейший вопрос необходимо разбить как минимум на три подвопроса.

Во-первых, добыча газа в Украине стагнирует — многие годы незначительно возрастала, а в 2010-м упала на 5,3%. Низкие цены на газ для льготных категорий потребителей (население, бюджетные организации и предприятия теплокоммунэнерго), а также низкие закупочные цены на газ, добываемый украинскими компаниями (в которых доля государства превышает 50%), сдерживают развитие газодобычи в Украине.

Во-вторых, Украина так и не соскочила с газовой „иглы“, покупая газа больше всех в Европе и практически не используя возобновляемые и альтернативные источники энергии. Расточительство газа является следствием низкой эффективности его использования, высоких потерь по всей цепочке „добыча—транспортировка—хранение—распределение—использование“, несовершенства оборудования, краж газа. Эти и другие проблемы не позволяют кардинально уменьшить потребление газа в целом в экономике.

В-третьих, большинство стран Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) полностью или частично приватизировали свои ГТС. Сейчас этими компаниями владеют или управляют консорциумы, в которые вошли крупнейшие нефтегазовые компании мира. Это позволяет наладить работу по международным стандартам (техническим, экономическим, юридическим, управленческим и др.) и кардинально увеличить эффективность работы по сравнению с постсоветским уровнем.

Вопрос выбора формы международного использования украинской ГТС непрост. Украина не имеет опыта передачи таких крупных объектов в аренду или концессию иностранным компаниям, что чревато подписанием неудачного соглашения.

Исходя из богатого опыта стран ЦВЕ по приватизации ГТС, этот путь и для Украины выглядит логичным. При продаже части украинской ГТС на открытом тендере за государством необходимо было бы оставить контрольный пакет акций (50% + 1 акция), что позволит влиять на принятие важнейших решений по ее работе и развитию. Консорциум компаний, который выиграет конкурс, получит ГТС в управление. Возможно, в консорциум-победитель вошел бы и „Газпром“, что было бы выгодно Украине, так как в этом случае он бы не стал строить некоторые обходные газопроводы, например „Южный поток“, или уменьшил их мощность.

Приватизация украинской ГТС (с участием „Газпрома“) крупнейшими компаниями мира (а это по силам только им, поскольку стоимость ГТС составляет более 15 млрд. долл.) на открытом тендере навсегда бы нивелировала попытки России завладеть ею на неадекватной экономической основе. Понятно, что сейчас Украина к приватизации ГТС не готова. Для этого необходимо изменить законодательство, в т.ч. и относительно запрета на приватизацию ГТС, имплементировать основные директивы ТЭП для газового сектора и регулятора; провести предприватизационную подготовку предприятия „Укртрансгаз“, которое управляет ГТС; и главное — реструктуризировать долги и вернуть основную часть кредитов. Все это может занять три-четыре года, так что время для эффективной приватизации уже упущено.

Вместе с тем приватизация части ГТС на открытом конкурсе не гарантирует вхождения в консорциум-победитель российского „Газпрома“ вследствие проигрыша конкурса или нежелания участвовать в нем из-за дефицита средств или наличия других приоритетов. Такой вариант „энергоинтеграции“ ГТС может не реализоваться вообще, поскольку у энергокомпаний из ЕС не будет уверенности в перспективах „наполнения трубы“.

В этих условиях более надежным вариантом выглядит трехстороннее СП с соответствующим внесением активов. Вместе с тем Украина не первой реформирует газовый сектор — европейский опыт уже наработал основные направления такого реформирования.

Украинские реалии газовых контрактов: требуется перезагрузка

Украина хоть и получила „послабления“ (снижение цены на 100 долл., неприменение штрафных санкций при недоотборе газа в рамках БИП в 2010-м) в контракте с „Газпромом“, но не под влиянием серьезных изменений на газовом рынке Европы, а в обмен на продление базирования Черноморского флота РФ в Крыму. Даже после этого сказать, что в российско-украинских газовых контрактах остались проблемные и невыгодные положения для Украины, — это ничего не сказать. В целом контракт на поставку российского газа в Украину построен на методологической базе, чуждой ее национальному энергорынку, и не отвечает европейской практике контрактования.

Во-первых, выбранная корзина замещающих энергоносителей (газойль/дизтопливо и мазут) не только не является практической альтернативой природному газу в Украине, но и имеет минимальную долю в украинском энергобалансе. Наиболее логичным было бы включение в эту корзину угля и электроэнергии (всех основных видов).

Во-вторых, отсутствует возможность не только регулярного, но и вообще какого-либо принципиального пересмотра контракта.

В-третьих, после подписания дополнения к контракту оставлены практически односторонние санкции при его невыполнении Украиной.

В-четвертых, четко прописан запрет на так называемый реэкспорт газа. Для покупателей из ЕС этот пункт отменен.

В-пятых, базовая цена газа в формуле (450 долл. за 1000 кубометров) делает цену газа для Украины одной из самых высоких в Европе.

На практике получается, что контрактные параметры подобраны для условий энергорынка стран Центральной Европы вместо страны-потребителя — Украины. Можно продолжить список несоответствий, но просто добавлю, что даже отдельные элементы ценовой формулы в Европе являются предметом специальных переговоров между сторонами контракта.

Так называемая скидка в цене газа для Украины, полученная в результате „харьковских соглашений“, лишь механически и временно приблизила украинскую цену газа к реалиям европейского газового рынка. Одна из основных целей изменения контракта сегодня — это снижение цены на газ. Другие не менее важные цели — его адаптация к современной европейской контрактной практике и к условиям страны-потребителя — Украины.

Изменять контракт с „Газпромом“ крайне необходимо и в силу следующих соображений. Во-первых, рост экономики Украины в перспективе потребует адекватного увеличения импорта российского газа, а с 2011-го превышение объемов импорта в 40 млрд. кубометров не подпадает под действие „скидки“. Во-вторых, на период после завершения контракта закладывается „мина“ — использование его старых базовых элементов, осложненных включением „флотских“, в т.ч. и экономических договоренностей. В-третьих, „скидка“ (отмена экспортной пошлины РФ) регулируется не на двустороннем межгосударственном или хотя бы на хозяйственном уровне, а только одной стороной — правительством РФ.

Таким образом, можно говорить, что именно газовый контракт на сегодняшний день препятствует как созданию СП, так и дальнейшему развитию взаимовыгодного сотрудничества между РФ и Украиной в целом.

СП — после реформ!

Необходимо подчеркнуть, что создание газотранспортного СП не направлено на снижение цены газа, импортируемого „Нафтогазом“. Его цель — объединить ресурсы и усилия ЕС, Украины и РФ для обеспечения бесперебойных и эффективных поставок российского газа в Европу (в т.ч. и в Украину). Это включает в себя: перевод российско-украинских отношений на „рельсы“ взаимовыгодного, равноправного и партнерского сотрудничества; привлечение западных инвестиций, передовой практики и технологий (в сферу транзита и добычи газа); сохранение основных объемов транзита (через Украину, Беларусь, Словакию и другие западноевропейские страны-транзитеры) и потребления российского газа в Европе; приведение российско-украинских газовых контрактов к условиям, соответствующим структуре украинского энергорынка и действующему в ЕС законодательству, а также современной европейской практике заключения контрактов.

Само СП должно быть создано на паритетных началах — по 33,33% акций Украине, РФ и компании из ЕС.

Озвученные российской стороной предложения по активам, которые могут быть внесены в СП, являются неподготовленными. Себестоимость добычи газа на Астраханском месторождении в несколько раз превышает себестоимость большинства эксплуатируемых в РФ месторождений из-за наличия высокого содержания серы. Название условно предлагаемого ямальского месторождения неизвестно, и в целом полномасштабное освоение этих месторождений без привлечения всего спектра ресурсов ЕС (финансы, технологии, оборудование) невозможно.

Кроме того, Ямал — это неосвоенный район газодобычи, и на СП лягут огромные ресурсные затраты по созданию всей инфраструктуры. Во-первых, необходимо создание газовой инфраструктуры — новой региональной ГТС (и реконструкции старой — Единой системы газоснабжения России), компрессорных станций, завода по подготовке и очистке газа. И все это в критически холодном климате.

Во-вторых, такой проект требует создания инфраструктуры первоочередного строительства: железных дорог, электростанций, аэродромов и промышленных баз, подводных и мостовых переходов, линий электропередачи; жилья, сферы обслуживания и питания; объектов пожарной, санитарно-эпидемиологической и экологической безопасности и проч. На все это нужны колоссальные затраты в размере более 10 млрд. долл. и около 10—15 лет даже на освоение одного месторождения. Именно поэтому Россия никак не начнет добычу газа на Ямале (осваивается только Бованенковское месторождение). В целом масштабные нефтегазовые проекты России (освоение ямальских, Штокмановского и др. месторождений) буксуют из-за нехватки ресурсов, которые используются на политические газотранспортные проекты РФ.

Также на сегодняшний день не решены вопросы законодательного обеспечения создания СП. Именно российское законодательство является наибольшим препятствием для создания совместного предприятия (“Газпром” — единственный экспортный канал; контрольный пакет акций в проектах освоения крупнейших месторождений должен принадлежать только российской стороне и др.).

В целом ситуация требует серьезного осмысления и проработки различных вариантов сотрудничества всеми тремя сторонами газового треугольника — РФ, Украиной и ЕС.

На сегодняшний день Москва еще не озвучила выгодного для Киева предложения по созданию СП и пока не желает видеть в нем в качестве партнера Брюссель. Евросоюз, в свою очередь, должен понимать, что никакие наблюдатели и системы раннего предупреждения кризисов не смогут никого уберечь от новых газовых конфликтов без устранения причин этих конфликтов. Для Украины главная задача сегодня — это реформирование газового сектора (в т.ч. и реализация достигнутого в Давосе соглашения с Азербайджаном о поставках СПГ). Промедление поглощению подобно.

Владимир САПРЫКИН