Гарбуз: Еще пару лет — и в Луганске пустыня будет

В интервью “ГОРДОН” глава Луганской областной военно-гражданской администрации Юрий Гарбуз рассказал, почему, если бы его предшественник Георгий Тука оставался на посту, “регион взорвался бы изнутри”, как отбился от “смотрящих по углю”, как заработал два инфаркта, пробыв полтора года в Верховной Раде, сколько миллионов гривен потерял местный бюджет из-за блокады и почему 80% жителей восточных областей “не то что в Западной Украине, даже в Киеве не были”.

С бегством экс-президента Украины Виктора Януковича и началом российской военной агрессии на Донбассе в Луганской области шесть раз менялся глава региона. Вначале был Михаил Болотских (два месяца на посту), после — Ирина Веригина (четыре месяца), Геннадий Москаль (10 месяцев), Юрий Клименко (семь дней), Георгий Тука (девять месяцев). Ровно два года назад, 29 апреля 2016 года, область возглавил Юрий Гарбуз.

В отличие от предшественников, за два года на посту главы Луганской областной военно-гражданской администрации Гарбуз в особой медийной активности не замечен: ни громких заявлений о контрабанде, ни смачных высказываний в духе Москаля, ни ярких постов в Facebook, как у Туки. Широкой украинской аудитории Юрий Григорьевич вообще не известен, хотя возглавляет одну из ключевых и самых сложных областей в государстве.

В интервью изданию “ГОРДОН” 46-летний уроженец села Меловое в Луганской области, владелец крупного фермерского хозяйства Юрий Гарбуз рассказал, как три года жил в лесу, почему дебютные полтора года работы в Верховной Раде довели его до двух инфарктов, как противостоит проникновению влиятельных “донецких ребят” в свой регион и почему единственным шансом оздоровления страны считает переход от “политической дизентерии” к “политической диете”. С журналистом издания глава Луганской области встретился в одном из столичных кафе.

— Что вы делаете в Киеве?

— Прохожу профилактическое обследование.

— В украинских реалиях, если чиновник уходит “на больничку”, значит, ему стало известно о своей скорой отставке.

— И в мыслях не было. В Северодонецке кое-кто из каждой моей поездки в Киев раздувает “сенсацию”: все, Гарбуза снимают! Хотя мне по работе надо регулярно бывать в столице, в том числе иногда проходить медицинское обследование, это последствия работы в Верховной Раде.

— И что так пошатнуло ваше здоровье, если нардепом БПП вы пробыли всего полтора года: с ноября 2014-го по май 2016-го?

— Заработал два инфаркта и ушел из Рады. Хотя шел туда, чтобы изменить страну, но быстро понял: в Верховной Раде мы страну точно не поменяем.

— Почему, если это высший законодательный орган государства?

— Первые месяцы работы в Раде я разворачивал каждого нардепа лицом к себе, смотрел в глаза, искал себе подобного. Не нашел. Очень болезненно переносил все, что там происходило, не понимал свою составляющую в этом всем. Ушел. Больше нардепом быть не хочу. Вообще.

— Красивые общие слова, приведите конкретный пример.

— Да тысячи этих примеров было! Включите трансляцию из Рады и поймете: в кулуарах на телекамеры говорится одно, в зал выносится другое, голосуется вообще третье.

— Это реалии украинской политики, о которых вы не могли не знать, тем более что в свое время возглавляли районную администрацию в Луганской области и построили серьезный бизнес.

— Не было и нет у меня серьезного бизнеса. Полторы тысячи гектаров земли, на которых я содержал конный театр и школу, — вот и весь мой “бизнес”. Хотя до Рады нормально себя чувствовал, не жаловался, ни с кем не воевал, ни у кого ничего не отнимал. И у меня никогда ничего не отжимали.

Но два инфаркта с промежутком в неделю у меня случились именно после избрания нардепом. Первый инфаркт был, когда ехал из Северодонецка в Киев, на подъезде к столице начало сначала жечь внутри, потом рука занемела. Сразу сообразил: инфаркт начинается. Второй уже в больнице догнал. Все полтора года работы в Раде у меня постоянно было очень гнетущее эмоциональное состояние. Не знаю, как еще объяснить.

— Давайте я помогу объяснить и кое-что напомню. Например, ваша депутатская карточка голосовала за принятие бюджета 2015 года, хотя вас самого в это время не было в Украине.

— Да, мой прокол, сдал свою карточку в аппарат Верховной Рады.

— Тем не менее после возвращения в Украину вы свой голос за бюджет-2015 не отозвали.

— Не оправдываюсь, это моя глупость. Вот я и ушел из этой команды и из Рады вообще, хотя мог, как другие, дальше заседать. Я не смог. Больше туда не хочу ни при какой власти.

— Как принимаются решения, голосовать или нет за ключевые законопроекты: обзванивают каждого члена фракции, пишут указания в закрытый чат, раздают конверты с кэшем?

— Когда я зашел в Раду, сразу предложил коллегам по фракции (вне зависимости от того, в какой парламентский комитет они вошли) работать в своем направлении, но на одну стратегическую цель. Меня с моими инициативами тут же осекли.

— Кто осек?

— Фамилию называть не буду, но я не раз пытался доказать: если будем так работать, потеряем фракцию. Позже понял, что в парламенте есть три-четыре ключевых человека, которые задают тон всему, что происходит в Раде.

— Какие последствия грозят нардепу, который, вопреки воле фракции или “смотрящего”, проголосует так, как считает нужным?

— Ну по-разному... Не скажу за всех депутатов, отвечу за себя: я ни за какие суммы никогда не голосовал. Меня не сломали.

— Если вы действительно проявили себя как нелояльный член фракции Блока Петра Порошенко, почему президент в апреле 2016-го поставил вас во главе Луганской области?

— Логичный вопрос. Даже не знаю, как ответить. Так должно было случиться, по-другому и быть не могло.

— Странный ответ.

— Наталия, чтобы понять, почему я стал народным депутатом, ушел из парламента и возглавил область, надо вернуться в мою биографию. 1992 год…

— …может, не будем аж так углубляться в вашу биографию? У меня заряда батареек в диктофоне не хватит.

— Поверьте, это важно, потому что в 1992-м я испытывал те же чувства, что четыре года назад, когда заходил в Раду.

Я ушел служить в армию еще в Советском Союзе, в 1989-м, а вернулся в вільну Україну. В Луганской области уже появились пацаны в бордовых пиджаках, крутились возле шахт. Началась контрабанда, рейдерство, отжимы. У меня состояние было… ну на грани срыва. Я тогда спортом занимался, одни мои знакомые ушли в милицию, другие, наоборот, надели золотые цепи на шею. А я принял решение уйти в лес.

— Куда, простите?

— В лес, настоящий, потому что сомнения были. Сегодня я в таких же сомнениях.

— Кажется, я окончательно потеряла нить разговора.

— Дослушайте и поймете. Я прожил в лесу три года: ни электричества, ни других благ цивилизации не было. Жил отшельником в землянке. Родные приезжали, мама плакала, на колени вставала: “Синочок, всі діти як діти, а ти в мене збожеволів, повернись додому”. А я не мог, мне нужно было разобраться внутри себя, найти себя.

В лесу, в яме, из которой я потом себе землянку сделал, жила волчица. У меня с ней конфликты начались, в конце концов я ее убил. Но у нее, оказывается, были волчата. Я их потом нашел со своими собаками. Волчата уже подыхали с голоду. Естественно, начал их выхаживать, это был мой крест за убийство их матери.

Волчата ожили, окрепли, я решил выбрать себе самого сильного, а остальных раздать. Бросал им мясо, они за него дрались, а я наблюдал. Изо дня в день наблюдал и выбрал самого сильного. Через время понял: самый сильный — не всегда самый храбрый. Тогда я выбрал самого храброго и только через полтора месяца выбрал самого умного. Им оказалась маленькая волчица, которая вообще ни разу не дралась за первый кусок мяса, потому что знала: еще шесть кусков я точно дам.

— И мораль этой истории в том, что?..

— …когда я стал губернатором, собрал чиновников и сказал: я долго жил в лесу, ни на кого не надеюсь, кроме себя, заранее прощаю всех, кто меня предаст, но вы должны быть честны перед собой. Рассказал им о случае с волчицей и добавил: буду бросать финансовые и политические косточки и выберу самого умного из вас.

— В лесу не было воды, рядом только болото было, ближайший хутор — в семи километрах. Я три месяца рыл колодец и молился, обращался к Богу. Ставил себе цель, сам себе молитвы придумывал и рыл, рыл, рыл колодец. Однажды пришел, а там вода.

— Вы сейчас о том, как с молодости воспитывали в себе упорство и терпение?

— Я о том, что если надумал — обязательно дойду. Мне это упорство дало в дальнейшем силы делать то, что я делал. Понимаю, что вода в колодце появилась потому, что я где-то перекрыл подземный ручей. Это если только законами физики оперировать. А если смотреть шире — это воспитание в себе духа и упорства.

— Давайте ближе к нашим реалиям. Два года назад, в апреле 2016-го, вас поставили во главе Луганской области. Как было принято это решение?

— В моем случае было не так, как со всеми. Я надумал уходить не только из депутатства, но вообще из политики. Пришел в аппарат президента, сказал: “Внутри области серьезное напряжение. Вероятность, что регион взорвется изнутри и мы его потеряем, очень высока”. Меня услышали.

— В лесу не было воды, рядом только болото было, ближайший хутор — в семи километрах. Я три месяца рыл колодец и молился, обращался к Богу. Ставил себе цель, сам себе молитвы придумывал и рыл, рыл, рыл колодец. Однажды пришел, а там вода.

— Вы сейчас о том, как с молодости воспитывали в себе упорство и терпение?

— Я о том, что если надумал — обязательно дойду. Мне это упорство дало в дальнейшем силы делать то, что я делал. Понимаю, что вода в колодце появилась потому, что я где-то перекрыл подземный ручей. Это если только законами физики оперировать. А если смотреть шире — это воспитание в себе духа и упорства.

— Давайте ближе к нашим реалиям. Два года назад, в апреле 2016-го, вас поставили во главе Луганской области. Как было принято это решение?

— В моем случае было не так, как со всеми. Я надумал уходить не только из депутатства, но вообще из политики. Пришел в аппарат президента, сказал: “Внутри области серьезное напряжение. Вероятность, что регион взорвется изнутри и мы его потеряем, очень высока”. Меня услышали.

 

“Луганщина у нас одна” — это проект, нацеленный на объединение жителей Луганской области по обе стороны Северского Донца. Проводим информационную работу среди старшеклассников на оккупированной территории, чтобы они поступали в украинские вузы, организовываем отдых и оздоровление детей.

Выделяем деньги из областного бюджета на социальную и медицинскую помощь, восстанавливаем украинское вещание. Основная задача — поменять сознание людей, уйти от политической дизентерии, когда каждая политсила обсирает друг друга, и сесть на политическую диету.

— На что, простите, сесть?

— Политическую диету: вместо партий сосредоточиться на объединении ассоциаций аграриев, бизнесменов, предпринимателей, деятелей культуры, образования, здравоохранения. Каждая ассоциация по своим каналам будет протягивать нити, чтобы заново сшить Луганщину. Я верю в народную дипломатию.

Второй проект, “Змінимо Україну разом”, гуманитарный. Главный упор на образование детей. В прошлом году 50 учителей из Луганской области и 50 из Львовской и Тернопольской обменялись на две недели рабочими местами. А ведь 80% жителей восточных областей не то что в Западной Украине, даже в Киеве не были. На первую поездку людей приходилось уговаривать. Например, когда я спросил сельского учителя из Луганской области: “Готовы поехать в Западную Украину поработать?” — он ответил: “Да вы что, там бандеровцы!” Зато второй обмен проходил с конкурсным отбором — столько было желающих с обеих сторон.

— Где взяли деньги на финансирование проектов?

— Областной бюджет выделил миллион гривен. Еще планирую создать в области “Університет майбутнього”, чтобы украинские дети на оккупированных территориях уезжали поступать в вузы не в Воронеж или Ростов, а ехали к нам учиться. В “Університеті майбутнього” будут преподавать профессора со всего мира. У меня есть поддержка Минобразования Украины, ищу инвесторов, уже идут переговоры с Канадой и Китаем.

Жестко воюю за построение в области онкологического центра. У нас 50 тыс. жителей больны раком, 20 тысяч — в критическом состоянии. Люди умирают, потому что им вовремя не могут поставить диагноз, нет специализированных клиник в области. Надеюсь на поддержку правительства, уже нашел кредит в Германии, теперь нужны госгарантии от Украины.

Любая война заканчивается. Если не начнем внедрять проукраинскую гуманитарную политику в прифронтовых областях и на оккупированных территориях, значит, путинская пропаганда там укрепится. Причем укрепится не открыто: агенты Кремля наденут вышиванки и будут доказывать, что во время оккупации ушли в партизаны.

В местные органы самоуправления уже зашли люди с украинским флагом, но с российской философией. Задача Путина — сейчас под видом своей “гуманитарной” программы переманить луганскую и донецкую молодежь. Нельзя этого допустить. Я не допущу, буду работать над этим так же упорно, как когда-то в лесу рыл колодец.

Наталия ДВАЛИ