Финал дела по ПриватБанку может быть интересным и непред­сказуемым — Руслан Рябошапка

С приходом новой власти начало обновляться много государственных структур и правоохранительных органов. Генеральная прокуратура — не исключение. Президент Владимир Зеленский назначил новым генпрокурором Руслана Рябошапку, который до того был замглавы Офиса президента Андрея Богдана, а еще раньше работал в Национальном агентстве по предотвращению коррупции, откуда ушел со скандалом. Рябошапка в новом ведомстве активно включился в работу, обновил состав своих заместителей, занялся переаттестацией прокуроров, наделавшей уже много шума, а также стал объектом обвинений многих одиозных лиц, включая чиновника времен экс-президента Виктора Януковича Андрея Портнова.

Мы встречаемся с Русланом Рябошапкой в стенах ГПУ в субботу, 19 октября, как раз в разгаре рассмотрения дела Олега Гладковского в суде. Генпрокурор следит за ходом событий, ведь замечаем, что он смотрит прямую трансляцию из суда на одном из телеканалов. Нашу встречу в выходной день объясняет просто: работают без выходных. Но несмотря на это, генпрокурор в хорошем настроении.

У нас рабочий день с 8.30 и ранее десяти не расходимся. Работаем по меньшей мере 12 часов в день, плюс в выходные. Мы это скромно называем дежурством с девяти до двух, но, как правило, это полный рабочий день.

Время от времени глава ГПУ отвлекается на телефонные звонки. Президента среди входных нет, рассказывает, что коммуникации с ним сейчас немного. Но об этом обещаем поговорить позже. Как и о резонансных делах, коммуникации с Арсеном Аваковым и будущем ГПУ.

- Так совпало, что мы с вами говорим как раз в то время, когда в суде рассматривается ходатайство о мере пресечения экс-первому заместителю секретаря СНБО Олегу Гладковскому. Вы говорили, что по нему достаточно информации, чтобы вынести решение. Впрочем, как видим, суд не сразу смог этого сделать. Как оцениваете перспективы этого дела?

— Это производство может быть направлено в суд достаточно быстро, и судебный результат я оцениваю положительно. Положительно в том смысле, что доказательства и работа следствия дают возможность надеяться на обвинительный приговор.

(Напомним, что 19 октября ВАКС избрал экс-первому заместителю секретаря СНБО Олегу Гладковскому мера пресечения в виде содержания под стражей на 60 дней до 15 декабря и определил ему залог в размере 10,6 млн грн. В понедельник, 21 октября, семья Гладковских внесла за него залог. Руслан Рябошапка выразил уверенность, что даже в случае внесения залога за Гладковского будет полностью обеспечена возможность сотрудничества подозреваемого с органами предварительного расследования и сделает невозможным его укрытие от органов уголовного преследования)

- По делу российской контрабанды “Укробонпрома” готовятся подозрения?

— Такое дело у нас есть и на прошлой неделе мы проводили совещание, на котором обсуждали перспективы и планы в отношении дальнейшего расследования. Всего в оборонной сфере расследуется много производств и новые эпизоды, условно говоря, появляются едва ли не каждый день. На этой неделе мы зарегистрировали несколько производств, на следующей неделе, опять же, по меньшей мере два или три эпизода зарегистрируем и начнем расследования.

 

- Там есть известные фамилии?

— Да. Это чиновники и политики, причастные к управлению в сфере национальной безопасности и обороны.

- Фамилия пятого президента там как-то фигурирует?

— Мы не будем пока называть фамилий.

- На прошлой неделе были открыты дела и направлены обвинительные акты против политиков времен Виктора Януковича, а именно Александра Ефремова и Елены Лукаш. Каковы перспективы там? Почему в деле Лукаш ГПУ изменила формулировку по одному из подозрений?

— Речь идет о том, что фигурантка была привлечена к уголовной ответственности достаточно давно. Подозрение было предъявлено еще несколько лет назад. В дальнейшем следствие установило новые доказательства и, соответственно, подозрение было существенно расширено и изменено. На данный момент, по мнению следствия, это более обоснованное подозрение, и вина подозреваемой с большей долей вероятности будет доказана в суде. Следствие и прокуратура считают, что доказательств, свидетельствующих о вине Елены Лукаш, достаточно в этих материалах.

- Вы следите за тем, как Елена Лукаш комментирует это дело? И какую кампанию по отношению к вам развернул юрист Андрей Портнов?

— На самом деле это означает, что мы независимы и делаем то, что должны. Если прокурора критикуют оппоненты, то он делает свою работу качественно.

- Вы намерены что-то с этим делать?

— Я не вижу смысла вступать в публичную дискуссию, в какие-то Facebook-войны. Ведь оппонентам не нужны аргументы нашей правоты. Это не спор, а дискредитация тех, кто не подчиняется их желаниям. Мы делами будем доказывать, кто прав.

- В информационных атаках на вас сейчас участвуют и депутаты, которые, скажем так, близки к олигарху Игорю Коломойскому. В своем первом интервью вы говорили, что он с вами на связь не выходит. Что-то изменилось с тех пор?

— Ничего не поменялось. Ни он мне, ни я ему — не звоним, не списываемся, не встречаемся и не общаемся. Так же, как, в принципе, с любыми другими людьми, которых называют олигархами.

- И вы хотите сказать, что никто не делал попыток выйти на такую связь?

— Нет. И, мне кажется, что это также важный показатель. Люди понимают, что нет смысла с нами о чем-то договариваться. Если нет возможности договориться, тогда включаются другие механизмы, среди которых дискредитация, медийные атаки, подрыв авторитета, попытки давления через парламент. Все это тоже свидетельствует о том, что мы начали работать эффективно.

- Но почему тогда такая дискредитационная кампания началась именно сейчас?

— Именно сейчас —это практически сразу после начала нашей работы. Во многом из-за того, что мы не идем на компромисс. Кроме того, мы начали реформу прокуратуры. А это значит, что уже началась переаттестация и мы оставим лучших и добропорядочных. А те прокуроры, которые работали здесь на олигархов или каких-то бизнесменов и отвечали за конкретные вопросы определенных влиятельных людей — такого теперь не будет. Многих из таких людей уже нет в прокуратуре. Соответственно, люди теряют влияние на прокуратуру. Если они раньше решали собственные вопросы, то сейчас это будет невозможно. Более того, это для них может нести серьезные риски.

- Собственно, об аттестации. Насколько она сделана корректно? Например, есть заявление Сергея Горбатюка, который сказал, что не допущен к аттестации, поскольку отказался подписывать заявление, где довольно странная формулировка об “анонимке”. Насколько вы уверены, что в результате такой аттестации вы не потеряете часть достойных прокуроров?

— Суть аттестации заключается как раз в том, чтобы достойных прокуроров оставить. Если некоторые прокуроры считают, что они могут выходить за рамки закона и предлагать то, что законом не предусмотрено, или совершать в способ, не предусмотренный законом, то это вовсе не означает, что мы должны с этим согласиться. Мы же орган, который должен обеспечивать законность, а не идти на поводу у людей, которые, слишком творчески формулируя, толкуют закон. Закон четко установил, что должна быть форма заявления о намерении пройти аттестацию, определенная приказом генерального прокурора.

По этой форме более 11 тысяч прокуроров подали заявления. Где-то около 200 прокуроров ГПУ вообще не подали заявления, а некоторые подали заявления в свободной форме. Если мы примем логику тех людей, которые формулировали заявления с собственным видением, то кто-то следующий напишет его иероглифами или картинками, или какими-то узелками. Мы не можем этого допустить. К тем, кто подал заявления в форме, не соответствующей законодательству, соответственно будут применены предусмотренные законом последствия, то есть увольнение.

Или вы соблюдаете закон, или, если не соблюдаете закон, тогда его соблюдаем мы. Не надо обвинять нас и говорить, что мы не допустили кого-то к аттестации. Это они не подали заявление в порядке, предусмотренном законодательством. Они нарушили закон, поэтому должны быть применены соответствующие меры.

- А если создаются условия, по которым они вынуждены отказаться от аттестации? В чем необходимость “анонимок”?

— Это ерунда, которая разгоняется специально. С 2014 года закон о предотвращении коррупции предусматривает, что анонимные сообщения могут рассматриваться. И они уже пять лет рассматриваются, анализируются и с учетом таких материалов, которые проверены, принимаются решения, в частности, могут открываться уголовные производства. Здесь ничего нового нет.

Для того, чтобы прокуроры могли защититься, предусмотрена процедура, по которой кадровая комиссия направляет прокурору возникшие вопросы. Прокурор имеет возможность предоставить объяснения, в том числе и по так называемым анонимкам, и представить свою позицию на заседании вместе с документами, которые он желает добавить. Если есть обвинения в сторону прокурора — он имеет возможность их опровергнуть.

- Вы уверены, что аттестация пройдет успешно? Уже сейчас, например, есть критика процесса, даже по тестовым вопросам для первого экзамена.

— Мы хотим создать обновленную прокуратуру, в которой прокурорам доверяет общество потому, что они отстаивают права человека и интересы общества. Не политические заказы или бизнес-интересы определенных лиц. И если бы мы были не уверены во внедряемых изменениях — мы бы этого не начинали. Критики этих вопросов не может не быть, потому что каждый видит эти вопросы по-своему. Поэтому и кампания по дискредитации прокуратуры и аттестации самими же прокурорами ведется достаточно активно. Используются любые вещи, где можно неоднозначно толковать какие-то ситуации, или где-то что-то подать в искаженном виде, манипулировать. Собственно, значительная часть дискуссий по этим вопросам является такой манипуляцией. Тестовые вопросы для проверки профессиональных компетенций довольно долго отрабатывались, их более шести тысяч. Многие из этих вопросов были опробованы уже до того во время конкурсов в НАБУ, САП, ГБР. Кроме того, несколько дней специалисты сидели с утра до ночи, все шесть тысяч вопросов просматривали повторно, чтобы не было никаких нюансов. Но критики все равно находят что-то, чем они не довольны.

- Вернемся к вопросам о резонансных делах. Правда ли, что готовилось какое-то подозрение Игорю Кононенко?

— Дела по высокопоставленным лицам как тогдашним, так и сегодняшним расследуются. Наша задача — сделать так, чтобы это расследование было максимально качественным, и мы быстро вышли на соответствующий процессуальный результат привлечения к уголовной ответственности. Не в наших интересах сейчас что-то затягивать.

- Интенсивно — это как? Есть ли у вас какой-то план? Какие-то цели ставит перед вами президент? Например, 10 “посадок” к первому ноября? Какие дедлайны, условно говоря, перед вами есть?

— Нет никаких дедлайнов и дедлайны по уголовным делам не могут ставиться, потому что они же все движутся не синхронно. Все зависит от сложности дела, от того, сколько доказательств уже собрано, сколько надо собрать. Многие из них связаны с проведением экспертиз, которые тоже требуют времени. То есть мы не можем спрогнозировать, что до первого ноября, например, должно быть пять посадок или пяти людям предъявлено подозрение. Это больше медийные вещи.

Но по каждому производству есть план расследования. По каждому производству примерно имеем временные перспективы и пытаемся интенсивно работать. Я встречаюсь со всеми руководителями правоохранительных органов: проговариваем планы на следующую неделю, до конца месяца, до конца года и уже вместе смотрим, где прокуратура может им помочь. Мы вместе координируем работу между правоохранительными органами, чтобы результат был достигнут как можно быстрее. Это один из наших нынешних приоритетов — организовать совместную работу на результат всех органов правопорядка в стране.

- Как часто вы сейчас общаетесь с президентом? Насколько он заинтересован в этих антикоррупционных расследованиях?

— Я думаю, что не только президент, а каждый из наших граждан заинтересован в том, чтобы производства в делах о коррупции расследовались — и быстро. Как часто общаемся? Я бы сказал, что хотел бы общаться чаще. Когда я был в ОП, то была возможность коммуницировать практически ежедневно. Сейчас такой возможности нет.

- А с главой Офиса президента Андреем Богданом?

— Приблизительно так же, не слишком часто. У меня сейчас основной круг коммуникации — это САП, НАБУ, ГБР, Национальная полиция, немножко меньше — Служба безопасности.

- Арсен Аваков есть в этом списке?

— Да, обязательно. Мы общаемся с министром, но он — это больше политическая фигура. Мы больше работаем с руководством Национальной полиции. Нормальное, хорошее, профессиональное сотрудничество и, мне кажется, довольно скоро мы сможем увидеть результат от министерства, Национальной полиции по нескольким очень резонансным делам.

- Какая тематика?

— Не могу сказать. Могу только сказать, что это дело было несколько лет на паузе и связано с преступлением, совершенным против журналистов.

- Это дело может быть связано с убийством Павла Шеремета?

— Не могу пока сказать.

- Мы начинали разговор с Андрея Портнова и, собственно, он сейчас очень активно продвигает месседж в том, что именно Генеральная прокуратура упустила возможность открыть дело против Порошенко, потому что не отправила запрос в Панаму по его оффшорам. Что вы можете ответить на это обвинение? Действительно ли ГПУ упустила эту возможность?

 

 

— Международные запросы по уголовным производствам— это вещи, которые составляют тайну досудебного расследования. Поэтому я не могу комментировать то, что он говорит, потому что это тайна досудебного расследования.

- Вы не можете комментировать по запросам в Панаму? Но ГПУ контролирует это дело?

— Все важные резонансные дела держим под особым контролем. У нас ничего не затягивается. Поверьте, так интенсивно, как сейчас работают органы прокуратуры — такого не было никогда. Посмотрите, сколько чиновников вы слышите в связи с их уголовным преследованием.

-Турборежим.

— Да, за полтора последних месяца под десяток подозрений только народным депутатам. Экс-министры, экс-нардепы, экс-заместители министров, недавно заместитель министра обороны, сейчас еще несколько заместителей, уже совсем недавних чиновников.

- Вы недавно анонсировали, что будет создан специальный департамент по вопросам вывода денег из банков. Можете поделиться какой-то информацией, по каким банкам идет речь? Это банки с российским капиталом?

— Нет, речь идет о коммерческих банках, владельцы которых выводили деньги из банков, в результате чего государство было вынуждено их рефинансировать. Государство вкладывало свои деньги, наши деньги, деньги налогоплательщиков в эти банки. Это несколько наиболее крупных банков. На столе у меня лежит подозрение по одному из владельцев Константину Жеваго. Всего сейчас есть материалы в отношении около десятка бывших бенефициаров банков.

- Среди этих собственников есть кто-то из бывших депутатов?

— Да, конечно. И по нескольким собственникам также ведется работа с тем, чтобы эти активы были возвращены государству.

- ГПУ вашего предшественника часто обвиняли в том, что сливаются дела по ПриватБанку. Какую можете вообще дать оценку тем процессам при Юрие Луценко и как с этим будет сейчас?

— Дело в том, что по ПриватБанку есть два основных производства, два направления. Одно в Генеральной прокуратуре, другое в Национальном антикоррупционном бюро. И там, и там собраны большие массивы материалов, потому что было проведено очень много следственных действий и есть смысл сейчас объединить эти два производства в одно, консолидировать в одних руках, объединить весь массив материалов и двигаться дальше быстрее. Мы сейчас это делаем, передаем дела, которые у нас есть, в НАБУ и, соответственно, дальше будем двигаться одним путем, а не параллельными. Я думаю, что мы тоже можем иметь здесь процессуальный результат.

- Это все можно реализовать в этом году?

— Надо понимать, что по ПриватБанку огромный объем материалов. Это все надо анализировать. Плюс, это сложное дело само по себе. Оно не настолько простое, как может выглядеть на первый взгляд. К нему могут быть привлечены не только бывшие бенефициары, но и бывшие высокопоставленные чиновники. Поэтому результат может быть на самом деле интересным и непредсказуемым.

- По деятельности Юрия Луценко ведутся какие-то внутренние расследования? Мы знаем, что сейчас он находится в Лондоне. СМИ это очень связывает с тем, что, может, он уже не вернется в Украину.

— Я не думаю, что это связано с тем, что он опасается каких-то уголовных производств.

- Английский язык учит.

— Он мне тоже говорил, что учит английский язык.

- А он вам лично звонит с просьбами? У него есть какие-то вопросы к вам?

— Нет, с просьбами ни разу не звонил. Мы несколько раз связывались в начале моей работы на Резницкой, чтобы уточнить вопросы, связанные с работой в Генпрокуратуре.

- Вы направили в Раду представление на привлечение к уголовной ответственности нардепа Дубневича. Планируются ли еще представления на других депутатов?

— Я думаю, что да, и даже, возможно, до нового года. Пока еще действуют нормы о депутатской неприкосновенности. Одно-два представления могут быть.

- Активно у вас работа идет.

— У нас нет времени. Мы очень долго отдыхали, условно говоря.

- То есть можно сказать, что предыдущее руководство просто не работало?

— Ситуация была другая, потому что на самом деле не было политической воли для настоящей борьбы с преступностью. Все зависело от воли руководства государства в первую очередь, от существующей в то время политической конструкции. “Народный фронт”, БПП, которые друг друга контролировали и не давали возможности реализовывать то, что сейчас есть возможность реализовать. У нас нет никаких предохранителей, никто ни на кого не давит. Недавно принято новое законодательство. Остался один очень важный закон — про незаконное обогащение — который даст возможность привлечь к ответственности тех чиновников и политиков, кто незаконно наживался.

- Также ходят слухи, что Григория Суркиса ожидает такое представление.

— Не могу это комментировать.

- Насколько хороша сейчас у вас коммуникация с Холодницким? Потому что убывшего прокурора были с ним некоторые конфликты, он периодически требовал его уволить. Какое у вас сотрудничество?

— У нас сейчас нет конфликта ни с одним правоохранительным органом. НАБУ и САП сейчас работают, дают результат. Представление на Дубневича — это результат работы НАБУ и спецпрокуратуры. Работа по Гладковскому — это также совместная работа НАБУ, спецпрокуратуры, и Генпрокуратуры. То есть если результат есть, это означает, что работа эффективна. У нас нет конфликта с руководителями правоохранительных органов.

- А что помогло наладить контакт? Что не получалось у Луценко, а получилось у вас? Возможно, причина в американском следе?

— Не думаю. Это общность целей. У нас есть одна цель, мы двигаемся в этом направлении. У нас нет причин для разногласий.

- То есть и у Холодницкого, и у Сытника все хорошо и между собой?

— Вы не слышали никаких публичных скандалов?

- Публичных нет, но возможно они не публичные.

— Я таких не слышал и не видел. Я приглашал их на совещания: мы все проговариваем и все происходит в рабочем режиме. Как я уже отмечал — слаженная работа органов правопорядка для нас важна, и мы прилагаем все усилия для этого.

- В вашем первом интервью вы анонсировали, что может быть ликвидирована военная прокуратура.

— Она ликвидирована в соответствии с законом. Сейчас продолжается переходный период и с нового года, когда заработает Офис генерального прокурора, там будет специализированная прокуратура, которая будет заниматься собственно уголовными производствами в сфере национальной безопасности и обороны — это это преступления в сфере деятельности “Укроборонпрома”, хищения в военной сфере.

- То как будет проводиться досудебное расследование по производствам, связанным с преступлениями в оборонной сфере? Это будет департамент?

— Расследование будет проводить ГБР. Возможно, определенные дела будет расследовать СБУ, а процессуальное руководство будет осуществлять военная специализированная прокуратура на правах отдельного департамента. Виктор Чумак продолжит направлять эту работу.

- Вас также обвиняли в том, что вы скандально назначили нескольких своих заместителей. Чем вы руководствовались в назначениях?

— От кого идут такие обвинения?

- От тех, кого мы уже упоминали в начале интервью.

— Да. И от бывших прокуроров. Больше ни от кого такой критики мы не слышали, потому что очевидно, что назначения полностью соответствуют закону. Раньше, когда была такая практика, то ее никто не критиковал, а когда я пришел и мы начали это делать, появились такие упреки. Мы это связываем только с медийными атаками и попытками дискредитировать нас. Наша позиция здесь полностью однозначна. Кому не нравится, могли пойти в суд. Но они в суд не пошли с этими вопросами. Они пошли в Facebook.

- А что касается Константина Кулика, которого называют скандальной, одиозной личностью и с ним постоянно случаются какие-то скандалы, обвинения. В интервью в сентябре вы говорили, что “вы будете разговаривать” о его дальнейшей судьбе. Значит, в процессе разговоров пришли к тому, что он остается?

— Нет, он изъявил желание пройти аттестацию. Написал заявление по форме, установленной законодательством. А во время аттестации e кадровой комиссии будет возможность задать ему все вопросы: и о публикациях в “Нью-Йорк Таймс”, и о досье.

- Какие у вас к нему вопросы после этого?

— Во время аттестации сформируем профайл и все вопросы, которые могут быть от НАБУ, от Службы безопасности, и обсудим их с ним.

- По состоянию на сейчас он продолжает заниматься этим делом? По Burisma.

— Нет дела по Burisma. Есть производство, в котором есть все — от создания мира до Burisma. По нему расследуются или выясняются обстоятельства причастности к преступлениям половины мира.

- Недавно в Киеве был американский бизнесмен с сомнительной репутацией Сэм Кислин. Вы знаете о таком?

— Уже сейчас знаю. Сказали, что я с ним встречался. Но не встречался.

- Мы спрашивали Сэма Кислина, встречался ли он с вами или с Касько. Он ответил, что не слышал такие фамилии. А в целом кто-то из американских представителей пытался организовать встречу?

— Нет. У нас общение с американцами происходит исключительно по дипломатическимили официальнымканалам. Они нам помогают в проведении аттестации, подготовке материалов, тестовых вопросов, вообще в реформе органов прокуратуры. Помимо этой помощи с аттестацией общения вообще нет.

- По вашему мнению, это была снова атака на ГПУ?

— Конечно. Что касается Кислина, была информация, что якобы Богдан с ним встречался в Соединенных Штатах.

- И Зеленский.

— И это тоже было опровергнуто.

- Вопрос по Украинагейту и потому, что происходит в Штатах. Будет ли в Украине инициироваться какое-то расследование по этому поводу? Есть ли предмет, по вашему мнению?

— Предмет — это возможное совершение преступления гражданами Соединенных Штатов за пределами Украины?

- Почему за пределами Украины? Здесь четко прослеживается история, что украинские чиновники вмешивались в американские выборы.

— Это одна из медийных историй, которая пока не трансформировалась в историю уголовно-правовую. Если она, собственно, трансформируется в уголовно-правовую историю в Украине, то вы об этом узнаете. Пока это выглядит скорее как попытка втянуть Украину в какую-то дискуссию.

- Я хотела еще вернуться к Кулику. Почему у вас не возникло желания его уволить? Вы уволили Стрижевскую, других скандальных заместителей, даже Кизя. А Кулик все же остается в прокуратуре.

— Нельзя уволить потому, что я так захотел. Закон этого не предусматривает. Есть основания, определенные законом, и только по ним я могу кого-то уволить.

- Хотелось бы немного затронуть тему реформы прокуратуры. В экспертной среде обсуждается, что запуск реформы — это прекрасно, поскольку она давно была необходима. Впрочем, если ее проанализировать, то будет слишком много, возможно, полномочий генеральному прокурору, и в то же время несколько снижена независимость прокуроров на местах. Как вы будете бороться с этим? Считаете ли вы, что их независимость будет уменьшаться?

— Это неправда и один из мифов, который появился, возможно, из прокурорской среды для того, чтобы дискредитировать реформу. О каких полномочиях генерального прокурора можно сказать, что они уменьшают независимость прокурора?

- Смотрите. Вы будете лично принимать порядок создания, территориальную юрисдикцию, порядок реорганизации, ликвидации областных и окружных прокуратур, вообще их компетенцию, определять штат. Разве все это не говорит об уменьшении их полномочий?

— Нет, не говорит. Полномочия прокурора определены уголовно-процессуальным законом. Гарантии независимости прокурора тоже определены уголовно-процессуальным законом. В процессе прокурор независим, он сам принимает решения.

По ситуации с Лукаш, например, следователь принял решение, что доказательств собрано достаточно. Прокурор принял решение, что он с этими доказательствами готов идти в суд и поддерживать государственное обвинение. Это было их решение. В этом, собственно, процессуальная независимость прокуроров.

Что касается увольнения, то в законе как были раньше определены четкие основания для увольнения, так они и остались — они никуда не делись. И когда мы возвращаемся к Кулику — могу ли я уволить его по собственному желанию, когда у меня такое желание возникло? Нет, не могу, потому что должна быть соблюдена процедура и увольнение должно происходить по основаниям, указанным в законе.

- Смотрите, еще слабое место прокуратуры — это представление государственного обвинения в судах. По сути, сейчас акцент будет делаться на этом, на количестве дел. Что с этим делать?

— Нет, не только. Это процессуальное управление в расследовании уголовных дел, которое осуществляется другими органами досудебного расследования. Представительство интересов — да, одно из направлений поддержания государственного обвинения тоже. Очевидно, что обновленная прокуратура, в которую будут отобраны лучшие, более компетентные и более добропорядочные — они смогут лучше реализовывать свои полномочия.

Плюс, опять же, политическая воля. Если раньше многое зависело от желания какое уголовное производство контролировать, какое производства сорвать... Вот недавно была история с тем, что прокуроры несколько месяцев не могли появиться в суде, кажется, в прошлом году.

- По Кернесу, кажется. А сейчас? Пашинскому не смогли предъявить обвинение, так как не знали фактический адрес ГБР. Это анекдот.

— Ситуация была не в этом. Действительно, были юридические нюансы, связанные с местом регистрации ГБР, но это же никак не повлияло на итоговое судебное решение.

- Еще об аттестации. Она уже проводилась в 2015 году. Вы сказали сейчас, что будут подобраны новые качественные кадры. А почему не удалось тогда, в 2015 году? Ведь это же проводил Давид Сакварелидзе, якобы прогрессивной реформатор.

— В том числе и он. Но тогда реформа происходила на низах — на местном уровне начали отбор так называемых рабочих лошадок, из тех людей, которые работают больше, у которых наибольшая нагрузка. Собственно, это те, кто больше вовлечен в уголовные производства.

Сейчас мы пошли сверху, из Генеральной прокуратуры. Кроме того, есть разница в субстантивности и политической воле. Тогда просто не было политической воли довести эту реформу до логического завершения. Это было причиной того, что не была доведена до конца реформа полиции, то есть отсутствие политической воли. Все начиналось достаточно быстро и хорошо, но, к сожалению, не получило логического завершения.

- Еще был фактор Шокина, возможно.

— Все то же — это политическая воля.

- Скажется ли уменьшение количества прокуроров на пять тысяч? Ведь нагрузка на одного прокурора будет в разы больше.

— А почему вы думаете, что на пять тысяч?

- С 15 до 10 — это было анонсировано.

— Предельная численность работников прокуратуры на сегодня составляет 15 тысяч всего, из которых 10 тысяч прокуроров. Уже сегодня число работников в системе прокуратуры не превышает максимально допустимое по закону. Дело в том, что показатель количества прокуроров в Украине на 100 тысяч населения является одним из самых больших в мире. Система уголовной юстиции не требует такого большого количества прокуроров, тем более, она не требует такого большого количества прокуроров в центральном офисе. С другой стороны, есть потребность увеличить численность на местном уровне.

- Какое количество работников должно быть оптимальным?

— Сейчас мы осуществляем анализ того, как выполняются функции прокуратурой и вскоре будем иметь уже научно обоснованную цифру. Думаю, что процентов на 25% — это тот ресурс, где мы можем уменьшить количество прокуроров.

- А вы чувствуете сопротивление со стороны тех прокуроров, высших чинов?

— Эта медийная буря подогревается в том числе и из прокурорской среды. Многие из тех, кто не написал заявление — а я общался с руководителями их подразделений — сказали, что не хотят идти на проверку добропорядочности, ибо, очевидно, что могут ее не пройти.

- А вы лично пробовали проходить эту аттестацию?

— Я проходил конкурсный отбор в НАПК, там было что-то подобное.

- Мы смотрели несколько таких заданий. Там в основном упор на логику, критическое мышление, правильно?

— Думаю, что вы не видели эти задачи на логику. Это следующий этап аттестации, а сейчас проверяют профессиональные, юридические знания.

- Ну, вопросы о лошади, например?

— Логические задачи или адаптивные тесты пока еще никто не видел — даже я. Поэтому то, что в Фейсбуке пытались обнародовать с попыткой дискредитировать эти тесты — это неправда.

- С какими направлениям или департаментами вы сейчас еще видите какие-то проблемы?

— Со всеми. Каждый день вылавливаем какие-то непрогнозируемые проблемы, находим утраченные, возобновляем закрытые производства.

- Это была политическая воля или некомпетентность ответственных лиц?

— Все было. Возможно, бывший генеральный прокурор и не контролировал этот орган, потому что многие люди имели своих представителей в прокуратуре и решали свои вопросы через так называемых саженцев.

- То есть он был выгодной персоной для Порошенко, а дальше здесь происходило то, что кому-то было удобно?

— Я думаю, что он был заложником существовавших тогда политических компромиссов. Луценко, условно говоря, принадлежал к одному политическому лагерю, первый заместитель мог принадлежать к другому. Вся эта система существовала как конгломерат людей, зависимых от тех или иных политиков, бизнесменов, и работавших в их интересах.

- В таком случае прокуратура требует глобальной очистки.

— А мы чем занимаемся? Мы же не можем 11 тысяч людей одномоментно заменить, тем более, не все они являются плохими или непрофессиональными. Я абсолютно так не считаю и поэтому переаттестация — это процесс тотальной оценки каждого, который должен дать ответ на то, кто есть кто, и кто на кого работал. Кто работал на государство или на олигархов. Мы хотим работать дальше с профессиональными и добропорядочными прокурорами и донабрать “новую кровь”. Поэтому и происходит аттестация.

- А что будет с департаментом Горбатюка? Вы недавно сказали, что он будет реформирован. А как, учитывая, что в ноябре вы потеряете право досудебного расследования.

— Управление специальных расследований будет ликвидировано до 20 ноября согласно законодательству, так как у нас не будет полномочий расследовать. Дела будут переданы в ГБР, часть в НАБУ, возможно, часть в Национальную полицию. Те следователи, которые не захотели пойти на аттестацию, будут уволены. Часть из них уже уволена. Те, кто захочет работать дальше, написали заявления, пошли на аттестацию — они потом могут стать прокурорами.

Мы создали отдельный департамент процессуального руководства в преступлениях, связанных с протестами в 2013-2014 годах. Раньше было небольшое подразделение в составе большого главка. Мы выделили его в отдельное подразделение.

- А кто будет руководителем? Горбатюк или кто-то другой?

— Горбатюк точно его не возглавит.

- А что будет с Горбатюком?

— Он отказался писать заявление об аттестации по форме, предусмотренной законодательством. Соответственно, будут последствия, предусмотренные законом. Он не подал заявление на аттестацию. Он это сделал добровольно и это его выбор.

- То есть он будет уволен?

— Да.

- Почему, по вашему мнению, он так поступил?

— Возможно, он устал, возможно, это попытка избежать ответственности в момент, когда, собственно, общество требует более решительных ответов на вопрос, кто же виноват в расстрелах на Майдане. Мы же до сих пор не получили этого ответа.

Кроме того, сложно объяснять мотивацию другого человека. Уже скоро шесть лет со времени тех расстрелов, а у нас до сих пор нет ответа на этот вопрос. Зато расследовались дела, связанные с водоканалами, отводом земель, еще с какими-то событиями, которые произошли задолго до Майдана, например со строительством помещения для Генеральной прокуратуры, с другими эпизодами 2013 года, причем экономической направленности. По моему мнению, неэффективность использования ресурсов привела к тому, что все усилия были акцентированы не на то, что интересует общество больше всего.

- Как вообще вы оцениваете перспективы? Верите ли в то, что все же дела Майдана будут раскрыты, ведь чем больше времени уходит...

— Чем больше времени уходит, тем меньше шансов, что мы получим ответы на эти вопросы. Очень сложно оценить. Когда мы завершим аудит нерасследованных дел — будем понимать больше. По крайней мере сейчас сказать, что нет политической воли или кто-то препятствует — это было бы просто неправдой.

- Какие еще законодательные инициативы планируются по ГПУ, в которых, возможно, нуждается сейчас прокуратура?

— Мы думаем как можно скорее завершить процесс переаттестации. Если нам удастся, возможно, это будет даже чуть быстрее, чем мы ранее планировали. Мы проанализируем также закон о прокуратуре и исправим существующие в нем недостатки, возобновим работу КДКП (Квалификационно-дисциплинарная комиссия прокуроров, — “Апостроф”) в полном объеме. Но уже обновленная прокуратура, обновленные прокуроры сами себе изберут новые органы прокурорского самоуправления и новый состав КДКП. Закон остановил ее работу до сентября 2021 года. Я думаю, что мы сможем предложить изменения в закон о прокуратуре и быстрее это сделаем.

- О каких недостатках в законе вы говорите?

— Их там на самом деле очень много. Во-первых, в структуре мы бы хотели сместить акцент с того, что делает верхний уровень прокуратуры, на нижний, то есть в Офисе Генеральной прокуратуры должно быть уменьшено не только количество прокуроров, но и пересмотрены функции того, что делает Офис генерального прокурора. Мы не будем изымать из регионов наиболее резонансные, “хлебные” дела, чтобы управлять ими. Каждое звено в прокуратуре должно выполнять свою работу.

- Получается определенная децентрализация.

— Абсолютно. То есть здесь остаются только самые важные функции, которые должны быть на центральном уровне. Все остальное должно быть передано на места. Так же и областной уровень. Мы не понимаем, для чего так много прокуроров в областях, которые фактически ничего не делают кроме того, что контролируют или забирают интересные дела для того, чтобы определенным образом тоже иметь какие-то бонусы от “непроцессуального контроля”. То есть должно быть уменьшено количество на областном уровне, соответственно, передано максимальное количество на места. Ну, и многое другое.

Впоследствии мы предложим стратегию реформирования прокуратуры. У нас будет внутреннее обсуждение этой стратегии и в ближайшее время мы ее покажем всем.

- То есть, опять же, до конца года планируется это все реализовать?

— Если мы успеем, то до конца года утвердим стратегию. Это будет правильно.

- Разве возможно все качественно сделать в таком режиме?

- По-другому мы не работаем и не можем работать. Это просто обычный режим, который должен быть в органах прокуратуры. Мы пришли работать. Конечно, это возможно, это — моя задача и моей команды. Все, что нам нужно — это доверие людей и время.

Светлана ШЕРЕМЕТЬЕВА, Юлия ЗАБЕЛИНА