Европейское турне Зеленского. Когда Украине дадут самолеты

В среду вечером, после успешного визита в Великобританию, президент Украины Владимир Зеленский улетел в Париж, где встретился с Эммануэлем Макроном и Олафом Шольцем. Три лидера обсудили ситуацию, причем, Макрон наградил Зеленского орденом Почетного легиона, выразив этим уважение как украинскому народу, так и ему лично. А еще заявил, что подумает, не отобрать ли орден у Владимира Путина, а то нехорошо выходит.

Также Макрон сообщил, что, Франция неизменно поддерживает Украину, и, следом за Великобританией, рассмотрит вопрос об организации обучения украинских пилотов.

Шольц, хотя и не стал награждать Зеленского, тоже заверил его в поддержке. Правда, уточнил, что Германия поддерживает, и будет впредь поддерживать Украину методично, в собственном темпе, без участия в гонке обещаний “кто даст больше”. 

Затем два президента и канцлер, поужинали в Елисейском дворце, вызвав неудовольствие премьера Италии. Джоржи Мелони не понравилось, что Макрон и Шольц пиарятся на трапезе с Зеленским, не пригласив ее. Впрочем, на следующий день ей представилась такая возможность: все встретились в Брюсселе, где Зеленский выступил на саммите лидеров Европейского Союза.

Трудности перевода

Президент Украины призвал европейских лидеров немедленно предоставить ВСУ артсистемы и снаряды к ним (их уже дают, но нужно больше), танки (их пообещали), ракеты большой дальности и, наконец, авиацию. В первую очередь — истребители. Всё это позволит ВСУ перейти к наступательным действиям.

Зеленский напомнил, что Украина ведет борьбу за право быть демократией и частью Европы, сражаясь против отвратительного режима обнуленышей, не только числа президентских сроков, но и ценности человеческой жизни. Верховенство насилия заменило в России верховенство права, и ужасы 1930-40-х годов стали там нормой. Лишённое гражданских прав 140-миллионное население для Кремля — лишь расходный материал, “тела для несения оружия”. В современном мире Россия стала главной антиевропейской силой, и только победа над ней может гарантировать общую безопасность для Украины и ЕС.

Зеленского встретили возгласами “Слава Украине” и громкими аплодисментами, и выслушали доброжелательно, с пониманием. Во всяком случае, таким было отношение большинства присутствующих.

Основной темой для обсуждений, и в Лондоне, и в Париже, и, на следующий день, в Брюсселе, оставались истребители. Украина остро нуждается в них для воздушного прикрытия наземных операций ВСУ. При этом большая часть стран ЕС не то, чтобы против их предоставления Украине — вовсе нет, этот период уже позади. Но европейцы все еще осторожно переминаются и оглядываются друг на друга. Никто не хочет делать первый шаг. И США не хотят делать первый шаг, на что у Байдена есть свои причины: оппоненты упрекают его в недостаточном внимании к внутриамериканским проблемам и в слишком больших расходах на поддержку Украины. Это неправда, но Байден не может просто проигнорировать их упреки.

Спойлер: как обычно, первый шаг, в итоге, сделает Великобритания. Собственно, она его уже сделала: премьер Риши Сунак поручил главе МО Бену Уоллесу разобраться, какие истребители Лондон мог бы отправить Киеву без ущерба для безопасности самой Британии. Как мы увидим, это существенная оговорка.

Меньшее зло ЕС, в лице Венгрии, озвучила в Брюсселе подмосковскую позицию: мол, поставки оружия только усугубляют конфликт, и надо их прекратить, армию распустить и немедленно сесть за стол переговоров. 

“Подмосковская” — не опечатка, поскольку позиция “просто перестать стрелять” не является московской, а играет с ней в пас. Московская же позиция имеет две версии. Официальная, на экспорт: РФ готова к переговорам “исходя из реальной ситуации”. В переводе с лавровской дипломатической фени это значит, что Москва требует уступить ей все оккупированные территории, и еще ряд неоккупированных: Крым и четыре материковых области: Донецкую, Луганскую, Херсонскую и Запорожскую, признав над ними российский суверенитет. В Москве, как раз в четверг, так уж совпало, поступили в продажу новые карты России, где эти территории обозначены как российские.

Вторая версия, пока для внутреннего употребления, которую озвучивает хор пропагандистов, занявший место покойного Жириновского, ещё категоричнее: Украины вообще не должно существовать, равно как и украинцев. Логика такого подхода нисколько не скрывается, а проговаривается открыто: выжившая Украина, неважно, в каких границах, никогда не простит России войны, зверств оккупантов и грабежа. И, значит, во имя безопасности русских грабителей и убийц, Украину следует захватить полностью, а украинцев, упорствующих в том, что они именно украинцы, уничтожить или отправить в концлагеря. Венгрия, с ее рассуждениями о “немедленном мире”, ни к чему подобному прямо не призывает, но сознательно подыгрывает российской позиции. 

Впрочем, поскольку Венгрия уже давно занимает внутри НАТО и ЕС место предательницы Европы и коллаборантки с Москвой, и к этому все привыкли, Виктор Орбан никого не удивил и ни на что не повлиял. Не повлияли ни на что и его угрозы заблокировать вступление Украины в ЕС, если та не перестанет обижать и притеснять венгров Закарпатья. Во-первых, вступление Украины в ЕС — сегодня не первостепенный вопрос на повестке дня. А во-вторых, даже если Киев покроет всех граждан Украины венгерского происхождения сантиметровым слоем золота, Орбан и тогда будет кричать, что венгров в Украине дискриминируют, потому что все остальные обходятся без позолоты. И в ЕС все это понимают. Впрочем, Орбан уперто гнет свою промосковскую линию. И фото его вынужденного рукопожатия с Зеленским пиарщики премьера снабдили сопроводительным текстом “Он (Орбан) в партии мира”.

Но вернемся к позиции большинства Евросоюза. Несомненно, сегодняшнее робкое топтание на месте качественно отличается от топтания годичной давности. Разговоры о том, что передача Украине мощных вооружений подтолкнет Путина к “эскалации”, и о возможном компромиссном перемирии, все менее актуальны, хотя Кремль и предпринимает большие усилия, чтобы удержать их в повестке дня. Но это у него получается все хуже и хуже: всё большее число европейцев видят, что отпустить нацистскую Россию на компромиссный мирный договор, позволив ей зализать раны и сохраниться в прежнем виде, невозможно. Даже если Москву удастся принудить к приемлемым, с точки зрения международного права, условиям мира — к возврату всех захваченных территорий и выплате компенсаций за нанесенный ущерб, это будет означать только передышку, следом за которой последует попытка реванша, и новая война. Для того, чтобы в Европе наступил прочный мир, Россия должна, как минимум, перестать быть нацистской — а значит, режим в ней должен смениться. Но смена режима в России невозможно без ее разгрома. Это значит, что тяжелые вооружения Украине придется дать, безо оглядки на “эскалацию конфликта”, которая не просто неизбежна — а перманентна. Возможно даже, что в финале потребуется прямое вмешательство НАТО, чтобы добить русский нацизм уже окончательно. На уровне политиков о таком сценарии пока не говорят, и тема вступления в войну НАТО остается табуированной. Но идея, что называется, носится в воздухе, и нет-нет да и всплывет в экспертных комментариях.

Позитивное влияние на позицию европейцев оказывает и постепенное осознание ими того факта, что работоспособное ЯО у России если и есть, то в незначительных количествах. Об этом говорят расчеты: сколько было распродано при Ельцине оружейного урана (практически весь), сколько осталось плутония, как быстро стареют из-за распада плутониевые заряды, и, наконец, способна ли Россия, с ее деградирующей промышленностью, их обслуживать. Так вот, суммируя все эти обстоятельства, можно утверждать, что ядерный арсенал РФ — по большей части есть блеф, и масштабный апокалипсис ей уже не под силу. Конечно, проверять этого никто не хочет, но Россия, с урезанным ЯО, менее опасна, чем когда-то СССР. Ее все равно нужно добивать, и делать это с большой осторожностью, сочетая военные, экономические и политические методы. Но риски при этом уже существенно меньше, а альтернативы не существует. Нет способа сделать Россию менее опасной, кроме как переломить хребет русскому нацизму и милитаризму.

За чем же дело стало?

Проблема в том, что свободных истребителей — тех самых, которые можно было бы передать Украине без ущерба для безопасности передающей стороны — у Запада в целом, а в Европе тем более, не то чтобы много. Есть истребители на боевом дежурстве и, есть, в лучшем случае, ограниченный запас на подмену потери небольшого количества машин, стоящий на консервации. И, если не учитывать совскм уж ископаемых образцов, требующих серьезной модернизации, это, увы, всё. А производство истребителей, а также танков, пушек, снарядов и прочего, что необходимо для ведения большой войны, в большом количестве и в сжатые сроки, не то, чтобы невозможно, но требует реорганизации промышленности. А в том, что промышленность действительно пора переводить на военные рельсы, нужно еще убедить избирателей. Это и есть демократия, во всем ее блеске и уязвимости. Демократии, за редким исключением, просто в силу своего устройства, психологически не готовы к большой войне. К локальной — еще так-сяк, а к большой — нет.

Чтобы большинство граждан поддержали такой переход, Великобритании во Вторую Мировую войну пришлось пережить Дюнкерк, а США — Перл-Харбор. Только тогда граждане в полной мере осознали — да, уже пора, поскольку воевать неизбежно придется. Причем, и память о Первой Мировой была тогда еще относительно свежа, и от избытка толерантности и миролюбия Запад не страдал. Кстати, кроме США и Великобритании никто свою промышленность на военные рельсы в предвоенной Европе не перевел. Финны импровизировали уже после начала войны. Чехи и французы предпочли сдаться. Поляки, литовцы, латыши и эстонцы не успели даже охнуть. И далее по списку, причем, чем демократичнее была страна, тем менее охотно она готовилась к войне, пока не приперло по-настоящему, но пережить неприятный период между “приперло” и “мы готовы” удалось не всем. Более или менее подготовились к войне страны Оси, но и даже там к началу войны по-настоящему глубокой милитаризации промышленности всё еще не было.

Были исключения? Да, были швейцарцы и шведы, которые ничего на военные рельсы не переводили, а просто жили в режиме постоянной готовности воевать за свою демократию. И были для этого требуемым образом вооружены и мотивированы. Но, зайди речь о том, что надо помочь оружием третьей стране, и в больших объемах — и они развели бы руками. Не было у них лишнего оружия, а было столько, сколько необходимо для себя, плюс чуть-чуть на продажу, в пределах текущего спроса.

А у кого перед началом Второй мировой войны были по-настоящему большие запасы оружия? Да, примитивного, скверного качества — но большие? Только у СССР. Даже немецкий и японский режимы, не говоря уже об итальянцах, не были настолько тоталитарны и отморожены, чтобы вкладываться в горы оружия, делая ставку на тотальную, бесконечную войну как на естественную форму своего существования. Даже они исходили из того, что война — дело чрезвычайное: вышли на намеченные рубежи, и на них — стоп. Единственным государством, которое всерьез, на доктринальном уровне, стремилось к перманентной войне, растянутой на весь мир, и к мировому господству после победы, был СССР. Правда, слово “война” советские идеологи заменяли “мировой революцией”. Но как войну ни назови, хоть “мировой революцией” хоть “сво” хоть “десатанизацией” она остается войной.

Сегодня история Второй мировой во многом повторяется. РФ — государство, заточенное именно и только на войну, и не способное существовать, не воюя, накопила огромные запасы оружия. Она копила его еще будучи СССР, с 1945 года, и подгребла под себя все советские запасы, до которых сумела дотянуться. И сейчас вытаскивает с хранения всё более и более древние экземпляры. Но их много. И одноразовых солдат, которых Кремлю нисколько не жаль, у него тоже довольно много. И, следом за Россией, появилось еще несколько претендентов на роль страны, границы которой “нигде не кончаются”, до тех пор, пока она не встретит серьезный отпор. И потому Западу, отвыкшему воевать, неизбежно придется учиться этому заново. Заново вооружаться, производя оружие в больших количествах, и психологически готовиться воевать, чтобы сохранить себя и своё устройство жизни. И Запад постепенно приходит к этому, и мало-помалу разворачивает военное производство. Но до тех пор, пока война не затронет его напрямую и всерьез, это будет происходить значительно медленнее, чем нам бы того хотелось. И тут, к сожалению, быстро ничего не изменить.