Эпоха авантюристов

Стефан Цвейг считал конец восемнадцатого века “эпохой великих авантюристов” — так он назвал свою известную новеллу, посвященную Казанове. То было время, когда Калиостро и Казанова, Глюк, Метастазио и Мендель, и десятки других великих авантюристов и тысячи их братьев и сестер по духу и по роду занятий пытались подняться на поверхность общества, развлекая своими разнообразными и порой совершенно неожиданными дарами скучающее европейское общество, стоявшее на пороге великого исторического перелома. Толковые словари обычно определяют авантюризм как деятельность (поведение), характеризующуюся рискованными беспринципными поступками ради достижения легкого успеха или выгоды. Авантюристам, то есть людям, склонным к авантюризму, Стефан Цвейг дал довольно точную характеристику. Вот она. Многих авантюристов сопровождает по жизни “неразгаданная тайна рождения”. “Их карманы наполнены проектами, языки трещат смелыми обещаниями; они замышляют лотереи и дивертисменты, государственные союзы и фабрики...”, “суеверных они ловят гороскопами, легковерных — проектами, игроков — краплеными картами...”, “... их обаяние основано лишь на новизне и таинственности...”; “всюду, где только они встречаются, один тянет другого, предлагает себя в партнеры за игорным столом при обирании глупцов, один проталкивает другого в знатное общество и, признавая его, удостоверяет собственную личность”. Не правда ли, это нам так знакомо? Но читаем далее. “Вместо физической смелости у них присутствие духа, вместо свирепого неистовства — ледяная наглость, вместо грубого разбойничьего кулака — тонкая игра на нервах и психологии”. “Вскоре они уже не удовлетворяются запусканием рук в княжеские карманы — они нагло и величаво вмешиваются в ход истории и вертят исполинскую рулетку мировой истории...” Некоторых ожидает неприятная развязка: “Иногда эта свора артистов и мошенников получает сиятельный пинок в зад, иногда они выкатываются из бального зала в тюрьму или даже на галеры...” Однако кое-кому везет больше: “Некоторые, правда, присасываются крепко, становятся сборщиками податей, любовниками куртизанок, (...) настоящими дворянами и баронами”.

Цвейг ограничился в своей новелле описанием лишь одного типа авантюристов — искателей счастья, лишенных “свирепого неистовства” и потому практически неопасных или малоопасных для общества в целом. Авантюристы этого “мягкого” типа появляются массово и становятся характерным общественным типом во времена застоя и сопровождающих его скуки и однообразия. Но как только застой сменяется ломкой общества, падением законов и нравов, с общественными потрясениями и столкновениями, — так у милых и слегка легкомысленных авантюристов типа Казановы и Калиостро появляется мощная конкуренция: жаждущие немедленно жизненных благ, но вместе с “ледяной наглостью” охваченные и “свирепым неистовством”, не останавливающиеся ни перед чем в стремлении воплотить в реальность свои желания и стремления. Вместо легкомысленных и, в общем-то, некровожадных авантюристов типа Казановы и Калиостро приходят Робеспьер, Марат, Сен-Жюст, Наполеон...

Французская революция выбросила на поверхность общества новый тип авантюриста — охваченного не только зудом поиска приключений (и жажды власти), но и поглощенного идеей переделки общества под свои собственные представления и прихоти. Эти авантюристы были намного опаснее не лишенных личной симпатии, простительной слабости и даже какой-то своеобразной мошеннической гуманности Казанов и прочих одаренных прохвостов. Авантюристы нового поколения, неизвестно откуда появившиеся и овладевшие властью и душами современников-французов, отправляли на только что изобретенную гильотину сотни и тысячи человек. В конце концов, некоторые из них сами закончили земной путь под лезвием революционного орудия казни. Конец этой компании авантюристов был поучителен: их сменили следующие группы, а затем к вершине власти поднялся Наполеон. Но и Наполеон не удержался у власти, так как не умел определить границы реально достижимого (это является отличительной чертой подавляющего числа авантюристов). В принципе, всякий авантюрист настолько тщеславен, что мечтает в глубине души о покорении тем или иным способом всего мира — и теряет все за несколько шагов до заветной цели.

Первая половина двадцатого века стала периодом нового всплеска массового масштабного авантюризма. В Российской империи, как и в некоторых других странах, застой и общественная духота породили всплеск нового авантюризма. Целая социальная прослойка — спекулянты-мошенники, разбогатевшие в одночасье; загадочные и таинственные поэты с раскрепощенными взглядами; искусные ворожеи и предсказатели — стали востребованными и модными. Эти “безобидные авантюристы” типа Казановы нашли свое высшее достижение и воплощение в персоне Распутина — простого мужика, ставшего любовником царицы и советчиком царя. Распутин, как и многие другие авантюристы, кончил плохо.

Но как это уже было на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков, на смену лишенным “свирепого неистовства” прохвостам пришли авантюристы, отличающиеся совершенным отсутствием сострадания к своим ближним, всем согражданам и людям вообще, отличающиеся абсолютным отсутствием совести в ее обычном понимании. Некоторым из них удалось пробиться и к “рулетке мировой истории”. Наибольшего успеха среди этих европейских авантюристов достигли Сталин и Гитлер, а вместе с ними, в различной степени, и десятки тысяч более мелких авантюристов — тех, кто вовремя и умело прилип к этим двум “великим авантюристам” или к их движениям.

Период застоя, а затем крушения Советской империи стал новой эпохой великих и малых авантюристов на постсоветском пространстве. Серые, казалось бы, и скучные партийные и комсомольские функционеры, дисциплинированные обладатели не очень высоких воинских званий, посредственные литераторы, ничем не прославившиеся лаборанты, доценты и профессора, аферисты, воры и грабители — увидели свой шанс и неожиданно превратились в обожаемых вождей больших или малых народов, в миллиардеров и миллионеров, в депутатов парламента и министров, в крупных собственников недвижимости и важных должностей, позволяющих решать судьбы сотен и тысяч людей или оказывать на них влияние. У большинства этих людей нет, и никогда не было дара управления и других талантов, необходимых для высокопрофессионального функционирования в обществе. Они обладают лишь “ледяной наглостью” и другими чертами, описанными Стефаном Цвейгом. Но именно они стали законодателями моды на постсоветском пространстве. Поэтому шарлатанство стало знаком и главным символом нынешней постсоветской эпохи. Миллиардеры, у которых есть талант прихватить то, что плохо лежит, но нет талантов к разумному управлению “прихваченной” собственностью; строитель финансовой пирамиды; предприниматель, изготовляющий мясную колбасу, обходясь без мяса; президенты с манерами и образом мыслей “крестных отцов”, ищущие “кого бы замочить в сортире”; премьер-министры с манерами звезд порножурналов; крупный и мелкий чиновник с купленным дипломом; врач, разбирающийся в медицине не намного больше, чем его пациент; судья и милиционер с ментальностью афериста; астролог, целитель от смертельных недугов с вероятностью излечения от 99 до 100 процентов; страстные проповедники старых и новых “единственно правильных” религий и учений с манерами успешных бизнесменов и прочие благодетели страждущего человечества... Все эти типы стали обычными в странах так называемого СНГ и уже не вызывают не только возмущения и неприятия, но даже и удивления.

Мы уже привыкли к своей эпохе — новой великой эпохе авантюристов. И это неудивительно. Эпоха, определяясь людьми, во многом сама определяет господствующие социальные типы. Мы все и сами постепенно превращаемся в авантюристов, каждый в меру своих талантов и возможностей. Ведь в такое особенное время сама жизнь даже маленького и серенького гражданина превращается в щекочущее нервы приключение, которое может в любой момент оборваться только из-за того, что она, эта жизнь, не в добрый час пересеклась с дорогой авантюриста более крупного масштаба: с врачом, не разбирающимся в медицине или с народным депутатом (либо его сынком), выехавшим на большую дорогу в иномарке и пожелавшим слегка покуражиться; со лжемилиционером или лжестроителем...

Каковы же основные выводы? Первый. История учит — за эпохой застоя с веселыми и милыми авантюристами часто следует время, когда эту самую историю начинают определять авантюристы не только с “ледяной наглостью”, но и со “свирепым неистовством”, авантюристы, готовые поставить на голову всю страну, лишь бы было “так, как хочется мне”. Золотой монумент Туркмен-баши, воздвигнутый еще при жизни “любимого отца туркмен” — это апофеоз авантюризма на постсоветском пространстве. Пока что.

Но история учит также: авантюристы, как правило, кончают плохо, так как у них отсутствует одна крайне необходимая черта характера — чувство меры. Именно отсутствие чувства меры и приводило большинство великих и малых авантюристов к краху их надежд и планов. И это шанс для всех тех, кто ждет-не дождется, когда закончится и постсоветская, и наша, украинская, эпоха великих и малых авантюристов.

Есть и еще один важный исторический вывод. Для успеха прослойке авантюристов необходима другая прослойка людей — людей, которых называют коротким, но звучным словом “лохи”. Именно лох порождает успех авантюриста, ведь где нет пищи, там вымирают и лисы, и волки. Чем больше в нашей стране лохов, тем больше авантюристов она может прокормить. Лох — это понятие с большим объемом. Лохом может стать и человек с университетским образованием, и даже — увы! — с докторской степенью. Лох — это состояние души. Не только ограниченный или слишком односторонне развитый интеллект, но и сильные эмоции помогают стать лохом. В определенную слабую минуту даже академик и философ может, как говорят в народе, крупно “лажануться”. Часто лохи мучаются, пока, наконец, не найдут того, кто обведет их вокруг пальца. Лох не слушает умных советов — в этом его беда. Он просто счастлив, когда его используют всевозможные авантюристы, устроив индивидуальный или массовый “лохотрон”.

Поэтому чем меньше лохов, тем тяжелее удержаться на поверхности всякого рода “романтикам с большой дороги”. Без лохов не устроишь сборищ и собраний, на которых всевозможные маги, целители, благородные и бескорыстные политики и прочие спасители народа пускают в ход свои способности обводить вокруг пальцев простачков. Без лохов не соберешь денег на “пустой проект”. Без лохов для успеха на выборах нужны не удачные предвыборные технологии, а реальные способности и успехи, нужна солидная предыдущая работа и жизнь, которую можно поставить в пример молодежи и детям. Задача нации — свести количество лохов до минимума, и тогда наши авантюристы будут изведены на корню, они вымрут от голода.

Разумные законы и законопослушание в сочетании с государственным и общественным демократическим контролем, социальная стабильность (не путать с застоем!), высокая образованность и культура населения выбивают почву из-под ног разного рода авантюристов.

Но история дает шанс и некоторым “гениям наглости и мистического актерства”, как называет их Стефан Цвейг.

Существует черта, за которой кончается разумное и общественно-полезное. Джентльмены удачи, которые докажут, что могут зарабатывать свой “хлеб”, и не прибегая к своим любимым проделкам и аферам... те, которые будут пользоваться благами жизни, не отбирая их у сограждан, — те авантюрные искатели успеха имеют шанс удержаться на плаву. История знает подобные случаи. Поэтому не забывайте о чувстве меры, господа авантюристы!

Бог, как говорят, дает шанс каждому. Главное — его, этот шанс, не упустить.

Владимир ЛЕСНОЙ