Дневник диссидента

Недавно в жизни украинцев Донбасса произошло событие, которое и не назовешь очень заметным: Славянское издательство “Печатный двор” издало книгу профессора Василия Горбачука “Тридцать лет на Донбассе”. В сущности, это частные дневниковые записи 1974—2004 годов. Однако они могут иметь определенную историческую ценность, особенно для исследователей советских времен и первых лет независимости. Автор, бывший преподаватель украинского языка, во вступительном слове о тогдашних непростых обстоятельствах пишет так: “Записи делались в условиях, когда необходимо было соблюдать максимальную осторожность, не обо всем можно было раздумывать даже наедине с собой, боясь всегда непредсказуемого случая, хотя листы мои немедленно передавались и хранились у посторонних лиц...”

Следовательно, вниманию читателя предлагается фактически диссидентский дневник, ведь на Донбассе автор оказался после увольнения из Кировоградского пединститута. Постоянную опеку “органов” украинский филолог (кстати, берестеец по происхождению) чувствовал из-за своей патриотической позиции и контактов с Евгеном Сверстюком. Да и убеждения его формировались, не в последнюю очередь, благодаря активности украинского подполья, которое на Берестейщине (теперь — Брестская область Беларуси) действовало до начала 50-х годов прошлого века. Есть в книге страницы, интересные для исследователей украинской души. Скажем, искреннее сочувствие постоянно преследуемого КГБ преподавателя украинского языка к собеседнику-еврею, дети которого не интересуются еврейской историей и культурой. Или к мордвинам и удмуртам, обреченным в условиях СССР на ускоренную ассимиляцию. Или разговоры с чрезвычайно умными и информированными людьми в поездах. (А где бы еще советский человек не побоялся говорить откровенно?)

Предлагаем и вам узнать немного больше, о чем думали и чем жили украинцы 30—35 лет тому назад, как они оценивали то или иное событие.
* * *

30.05. 1977 г. “Атеистическая работа вот уже 60 лет ведется энергично, стремительно, систематически, используются разные ее формы. А религиозность еще живет, причем, совсем беззащитная, бесправная, безголосая, систематически высмеиваемая, растаптываемая. И где? Даже в среде партийных...”
* * *

15.06.1977 г. “Николаевка. Воспоминания Анны Степановны: “Приходили в село разные, власть менялась (это в гражданскую). Как-то зашли в наше село мерзликинцы, так николаевская самооборона всех постреляла, остался лишь атаман Мерзликин”. Петлюровцев она не помнит. Были в селе деникинцы. Помнит священника Запольского Никиту — тот призывал австрийцев навести порядок в селе. Потом красные его сожгли; похороны были, на которые водили всю школу”.
* * *

2.07.1977 г. “Пахарев в кругу знакомых рассказывал, что в Олексы Тихого нашли оружие (“вот не знаю точно, или подбросили, или в самом деле нашли — немецкого образца”). Хотели организовать над ним публичный суд, чтобы рабочие выступали на украинском и требовали высшей меры наказания. А где же такую рабочую аудиторию возьмешь в Донецке, чтобы разговаривала по-украински? Решили судить закрытым судом...”
* * *

31.08.1977 г. “Образки, аналогии. Монголы, гунны создали завоевательский вал: покоренные народы включались в завоевательные походы, даже становились важной ударной силой. Казалось бы, этот метод могли использовать немцы, особенно в походе против СССР. Но их национальная психология делала это невозможным. Именно такой поход (победный) могла бы сделать и наша страна. В эпицентре были бы россияне (они являются продуктом ассимиляции многих народов, исторически научились вместе жить и руководить другими). Официальная идеология, опыт работы с массами, умение опереться на определенные социальные категории, что позволяет находить поддержку среди разных народов. Кроме того, как никогда, созрел и мир для этого: идея мировой революции витала в воздухе, разворачивалось движение за национальное и социальное освобождение, за равенство и справедливость. Вот был бы настоящий вал! Завоевание мира для россиян не стоило бы дорого. Москва стала бы мировой столицей. Но не случилось этого. Не случилось социального обледенения Земли. Слишком рано обнаружилась порочность системы, ограниченно жестокий Сталин вылез на престол, его культ не допускал умных людей наверх. Зло слишком рано начало себя есть...”
* * *

29.05.1978 г. “Посетил Алуштинский историко-краеведческий музей. Татарских деятелей на стендах нет. А в жизни были же. Зато есть портреты Екатерины (!!!) и ее генералов, которые брали Крым. Вот кому почет!”
* * *

3.05.1982 г. “Симпатии, антипатии, оценки. Вспоминается разговор с кандидатом медицинских наук в Тбилиси (пожилой женщиной). Зашла речь о Шеварднадзе, его докладе о Тбилисском университете. Мне понравились некоторые места (не сравнить со Щербицким!). Она же о Шеварднадзе: “Это негодяй, вы эму не верьте, доклады эму составляют референты, он их только читает. Разве можно, чтобы милиционер управлял такой республикой?” И дальше о том, что он лишь на словах ведет борьбу со злоупотреблениями, а в действительности негативных явлений стало еще больше. “А кто у вас?” — (задумалась, не могла вспомнить). Говорю — Щербицкий. “А-а, он такой хорошенький...” Подумалось: не в этом ли одна из причин славы Сталина за рубежом? Читают его выступления (как я Шеварднадзе, а она Щербицкого) и верят фарисеям, не зная жизненной правды”.
* * *

1.04.1991 г. “Был несколько раз на заседаниях руховцев. В борьбе за независимость Украины и против бюрократии они руководствуются каким-то внутренним чувством, не имея никаких знаний ни по истории, ни по современной мировой проблематике. Поразительно мало людей читают украинскую прессу! И вот мы опять на переломе. Необразованная, озадаченная, лишенная исторических ориентиров масса. В каком направлении поведет ее стихийная слепая сила, куда позовут те “флуктуации”, которые возникают и распространяются в этой среде?”
* * *

9.11.1999 г. “Вспоминается стратегия и тактика Руха. Чорновил был обижен, что его обошли на выборах, стал в оппозицию к Кравчуку. Рух был силой, и Кравчука нужно было принять к себе. А так взяли и силой толкнули его в объятия коммунистов. Теперь имеем последствия...”
* * *

30.01.2000 г. “В настоящее время крымские татары самого старшего поколения вспоминают, что произведения Тараса Шевченко учили в переводах на крымскотатарский по школьным учебникам, читанкам. Отыскать те читанки им кажется нереальным. После депортации крымских татар были уничтожены все фонды их литературы, библиотеки, личные архивы писателей. И это в XX веке!”
* * *

12.04.2004 г. “О социально незащищенных людях. Есть уже много таких, которые не могут справиться — не понимают, что делать, как выжить? Их нужно загрузить какой-то работой, обеспечить едой, иначе от голода они станут социально опасными. Так или иначе, необходимо создать структуру, которая бы напрямую занялась теми, кто нуждается в помощи...”
* * *

Как видим, профессор тщательным образом фиксировал жизнь страны, да и в настоящее время продолжает жить болью народа. Воспоминания тридцатилетней давности интересно анализировать уже теперь, а спустя 10 —15 лет, надеюсь, будет вдвойне интереснее читать о начале третьего тысячелетия. Досадно только, что тираж книги небольшой — всего 100 экземпляров, потому стоит донести хотя бы часть из написанного донецким филологом до как можно большего количества читателей.

Сергей ЛАЩЕНКО