Даниил Гетманцев: Всегда есть кто-то, кто хочет сыграть в рулетку с государством

 

В Украине некоторые налоги уже скоро планируют вернуть на довоенный уровень. Такое обязательство Украина взяла перед МВФ, рассказал в интервью РБК-Украины глава комитета Рады по вопросам финансов, налоговой и таможенной политики Даниил Гетманцев.

В разговоре с изданием депутат изложил свое видение перспектив налоговых изменений и путей увеличения бюджетных поступлений, а также объяснил, почему категорически против концепции налоговой реформы, которую продвигает замглавы Офиса президента Ростислав Шурма.

— Есть идея налоговой реформы, которая получила название “10-10-10”. Ее предложили в Офисе президента — замглавы ОП Ростислав Шурма. У вас есть оценка этой инициативы и свое видение процесса. И все-таки, чего ждать по налоговым изменениям?

— Если государственный чиновник такого уровня как Ростислав Шурма хочет проводить реформу, то необходимо подать официальный законопроект с реальными предложениями, пояснительной запиской, в которой указать компенсаторы, определить эффект от своей инициативы. Но пока этого нет, то есть нет материала для предметного разговора. Вместо этого есть интервью, презентации конференции, но нет содержания. Поэтому я квалифицирую все это исключительно как политическое шоу, в котором мы все являемся вынужденными участниками.

— Да, но чтобы создать проект этого документа, детали нужно сначала согласовать с международными партнерами.

— В меморандуме с МВФ сейчас мы четко взяли на себя обязательство воздержаться от каких-либо шагов по уменьшению налогооблагаемой базы.

— Там речь о невозможности снижения налоговых поступлений. То есть снижать налоги мы не будем. А как насчет вероятности повышения налогов?

— Мы не брали перед МВФ обязательства увеличить налоги, кроме возвращения к довоенным практикам по единому налогу. Но дали обещание — на первом этапе программы в 2023 -2024 г усиливать мобилизацию доходов в рамках действующего налогового поля и еще раз — воздерживаться от любых действий по размыванию налоговой базы. Это первый вопрос. Это как бы рамка, которая обусловлена официально на уровне государства.

Вторая рамка — это наше членство в ЕС. Чтобы быть членом ЕС, мы должны гармонизировать свою налоговую систему с системой Европейского союза, которая регулируется директивами. Смотришь, например, какая там минимальная ставка НДС. Смотришь, как работает все остальное, и понимаешь, что когда мы станем членом ЕС, у нас налоги будут плюс-минус в тех рамках, которые есть там.

По предложениям Шурмы я общался с министром финансов Сергеем Марченко, с премьер-министром Денисом Шмыгалем. В контексте каких-либо реальных налоговых изменений мы не понимаем, что происходит. Эти идеи идут вразрез с нашими международными обязательствами.

— Он же говорит, что цифры можно обсуждать и варьировать.

— Услышьте, цифр нет! Есть якобы интуитивные прогнозы о том, что Украина обеспечит рост 7% в год, если уменьшить ставки налогов в два раза. За счет детенизации. Но человек мало-мальски знакомый с новейшей экономической историей нашей страны без труда найдет множество примеров, опровергающих этот миф.

Вспомните уменьшение в два раза ставки ЕСВ и взгляните на зарплаты, которые продолжают платить в конвертах. Вспомните абсолютно лоббисткое решение о снижении ставки НДС до 14% для некоторых групп сырьевых товаров. Кто его лоббировал? И кто от него выиграл, кроме крупных агрохолдингов? “Скрутки” (системное уклонение от уплаты НДС) прекратились только тогда, когда Налоговая занялась нормальным администрированием налога, а не тогда, когда ставка уменьшилась, как заверяли лоббисты.

Вспомните решение начала 2022 года об отмене акциза и уменьшении ставки НДС до 7% на топливо. Оно привело к выходу рынка в белую? Нет! Нелегальные бочки выросли как грибы после дождя.

Ответ один. Бизнес-климат — это далеко не в первую очередь о ставках налогов. Это об антикоре, в том числе в таких сферах как лес, энергетика, уголь, госмонополии, госпредприятия, которыми в силу своей компетенции занимается профильный зам (речь о замглавы ОП Р.Шурме, — ред.). Это о верховенстве права. Это о дерегуляции. Это о простых и удобных госсервисах. О диджитализации налоговой и таможни, чем мы сейчас занимаемся.

Потом введение каких-то новых налогов как минимум требует обсуждения и тех же цифр. К примеру, налог на снятие налички — я не разделяю этого подхода. Еще предлагается сократить систему единого налога и убрать зарплатные ФОП, налог на экспорт сырья. Предлагается полностью раскрыть банковскую тайну налоговой. И опять-таки, мы обо всем этом узнаем обрывками из интервью. У нас нет предметной дискуссии.

— Исходя из того, что вы сказали, я делаю вывод, что идея, которую предлагает Шурма, просто отпадает. Верно?

— Мы можем дискутировать по отдельным деталям. Например, предлагается расширить сферу применения РРО, отменить 2% налог, ввести электронную акцизную марку (законопроект принят в первом чтении) — идеи здравые, я их поддерживаю. Однако остальные вызывают вопросы даже на уровне идей. Но в любом случае, если заместитель главы Офиса президента что-то предлагает, он должен предлагать предметно, на цифрах.

— Вы же знаете, что цифры для начала нужно согласовать с тем же МВФ, чтобы потом выйти на какой-то финальный вариант.

— Да, правильно. Если мы имеем какой-то законопроект, мы ж не фантастический роман публикуем, мы же должны предметные какие-то вещи публиковать. Предметных вещей нет, есть только какие-то тезисы, слоганы и идеи.

— Основная идея в том, чтобы сделать невыгодным не платить налоги. То есть сделать ставки такими, чтобы, выплачивая их, бизнес тратил не больше того, чем тратит на услуги по уклонению от налогов. Ведь за конвертацию и прочее тоже существуют определенные тарифы. То есть уплата налогов не должна быть дороже, чем их оптимизация.

— О каких ставках за конвертацию или за схемный кредит идет речь, если, по сути, схемный кредит — так называемые “скрутки”, у нас не работают с декабря 2021 года?

— Их ликвидировали совсем?

— С декабря 2021 года путем болезненных решений были прикрыты системные уклонения от уплаты именно НДС.

— Ну, это один из механизмов.

— Можно вообще отменить налоги. Тогда у меня вопрос, когда стоимость этого схемного кредита, предположим, уменьшится до 5%, мы до 5% уменьшим ставки? Или потом вообще отменим налоги? Чтобы что?

Может, антикоррупционную реформу следует начать с прозрачных закупок угля, закупок в “Энергоатоме”, “Центрэнерго”, а не сводить ее исключительно к ставкам налогов?

Поэтому я категорически против уменьшения налогов как метода борьбы с уклонением. Я считаю, что бороться с уклонением надо администрированием, привлечением к ответственности за уклонение. И той работой, которую в данный момент проводит налоговая служба. Она проводит ее эффективно, мы это видим по поступлениям в бюджет. При падении экономики на 30% в 2022 году, при отмене некоторых налогов, перевыполнение по поступлениям к 2021 году на 80 млрд гривен.

— А как это так получилось? За счет чего?

— Мы с вами только что о “скрутках” говорили.

— Мне с трудом верится, что скрутки полностью ликвидированы.

— Это же не вопрос веры. Это вопрос цифр. Система электронного администрирования НДС видит все возможные манипуляции в поставках товаров, всю цепочку, как она идет и где обрывается. Эта система абсолютно четко видит, как бананы превращаются по документам в чугунные болванки, и это возможно только если налоговая в теме и в доле. Потому что она должна закрыть глаза на это и не видеть у себя на экране. Сейчас всю эту схему мы с 7 декабря 2021 года закрыли за один день.

— А почему вы сказали, что это было болезненно?

— Да потому что в так называемые “риски” было отнесено 10 000 компаний. Это те компании, которые системно генерировали схемный кредит. И украинский бизнес так или иначе подпитывался этим схемным кредитом. Тридцать лет страна так работала. Схемщики имели крышу из “уважаемых” людей в среде правоохранительных органов, которые потеряли свою достаточно объемную сырьевую базу.

— “Скрутки” появились не так давно.

— Они появились с 2015 года, а до этого были другие схемы — конвертационные центры, черные обналы… Но все одно и тоже, просто другой механизм.

— То есть у нас сейчас нет ни “скруток”, ни конвертации? Какие у нас остались схемы уклонения от налогов?

— Нет черных “скрутчиков”, генерирующих схемный кредит в больших объемах. То, что выявляет налоговая сейчас, это, скажем так, высокоинтеллектуальные “скрутки”. Когда это не бананы и чугунные болванки, о которых мы с вами говорили, где махинации очевидны. Сейчас применяют варианты, когда схемный кредит подмешивается в реальную деятельность, в реальный налоговый кредит (схема с разгоном наценки, импорт). Это уже сложнее выявить, и налоговая тоже с этим борется, но это уже абсолютно другой уровень противодействия уклонению от уплаты НДС.

К примеру, возьмем топливо — это хороший товар для “скруток”, потому что все им пользуются. Вы завозите или производите топливо и продаете его за наличные, а потом документы на него продаете строительной фирме. На экране СЭА (система электронного администрирования — ред.) НДС в налоговой сложно определить, есть ли это топливо на остатках или нет.

Строительная компания может пользоваться топливом. Но этого топлива может быть такой объем, что она физически просто не может его использовать. И это уже определяется в ходе документальной проверки. Это сложно определить, нужно выходить на документальные проверки, а это уже интеллектуальная работа, она намного сложнее. И такие схемы остались. Оно, наверное, будет всегда, ведь всегда есть кто-то, кто хочет сыграть в рулетку с государством. Наша задача состоит в том, чтобы эта игра заканчивалась рано или поздно, но всегда одним — доплатой налога и штрафом.

— Но это уже, наверное, не такие большие масштабы — эти, как вы называете, высокоинтеллектуальные “скрутки?

— В том то и дело, что не такие. Поэтому я возвращаю вас к 80 млрд гривен (увеличение поступлений в 2022 году к 2021 году — ред.).

— А что еще кроме “скруток” осталось?

— Много чего. К примеру, остался акциз, системное уклонение от уплаты НДФЛ через зарплаты в конвертах. Поэтому я со своей стороны предлагал еще до войны, и сейчас стою на этой позиции, здравую реформу обложения доходов. Когда мы уменьшаем ставку и объединяем три налога. Это, по мнению Минфина, влечет за собой дыру в бюджете, недопоступление в размере 200 млрд. Это, конечно, намного меньше, чем предлагает “10-10-10”, но это тоже огромные деньги и тоже нужны компенсаторы. И мы с Минфином сейчас находимся в диалоге по поводу поиска источников компенсирования этой дыры.

— И как это можно будет делать? Когда можно будет переходить к реализации этой идеи?

— Когда мы согласуем ее с партнерами и Министерством финансов. Я не хочу вас шокировать — мы сейчас ничего не будем делать без согласования с партнерами. Потому что все расходы бюджета, которые не касаются войны, финансируют наши партнеры. Мы за налоги финансируем только войну, 55% расходов — это война и это то, что мы собираем налогами и ОВГЗ. Все остальное дают нам партнеры — всю социалку, пенсии, помощь бизнесу — все мы платим за счет партнеров.

— Можно сказать, что в этом году ничего не поменяется в системе налогообложения? Или что-то поменяется?

— То, что будет меняться, мы анонсировали. Мы уберем 2%-й единый налог с июля, вернем документальные проверки бизнеса. Сейчас, кроме возмещения НДС, нет таких проверок. Возобновим штрафы с 1 июля за неиспользование РРО. Это законопроект Кабмина N8401, и я думаю, что мы его примем. Это есть в условиях новой программы с МВФ.

— А НДС для топлива вернется на прежний уровень — с 7% до 20%?

— С 1 июля НДС на топливо восстановится до довоенных ставок. Я считаю, что снижение этих ставок было огромной ошибкой. Это абсолютно никак не повлияло на цену топлива. Это только повлияло на заработок трейдеров.

— Это была инициатива Минэкономики.

— Да. Первые месяцы войны — это период проб и ошибок, нигде же нет инструкции по эксплуатации страны в период, когда на тебя нападает настолько мощный агрессор. Решения, которые мы принимали, слава Богу, в большинстве своем были правильными. Но некоторые были ошибочными.

— Что с налогом на выведенный капитал на данном этапе? Вопрос с его введением закрыт или тема пока приостановлена?

— Первое — мы налог на выведенный капитал ввели в Дія.City. Это специальный налоговый режим для IT-компаний. На сегодня у нас 500 резидентов в Дія.City. Это такой прекрасный налоговый режим, который лоббировал Федоров (вице-премьер — министр цифровых трнасформаций Михаил Федоров — ред.), и я его в этом всецело поддержал. Там очень низкие ставки по налогу на доходы физических лиц — 6,5%, и налог на выведенный капитал предусмотрен как опция. И много разных плюшек. На самом деле, я считаю, на сегодня это самый выгодный режим для IT в мире.

Почему я говорю об этом в контексте налога на выведенный капитал? Потому что на сегодня у нас 500 резидентов в Дія.City. Минцифры считает, что у нас всего 5 000 компаний (и групп компаний), которые занимаются IT, а резидентами стали 500. Но из этих 500 перешли на налог на выведенный капитал 225 компаний. При том, что некоторые компании, перейдя на этот режим, потом отказываются от него. Это говорит о том, что люди считают для себя последствия не на уровне трепа в соцсетях, а на цифрах. IT-бизнес — один из самых продвинутых бизнесов в части экспериментов. И вот они не выбирают этот налог, а остаются на налоге на прибыль. Это относительно того, как этот налог воспринимает бизнес.

Второй момент. Модель налоговой системы ЕС весьма однозначна — там работает налог на прибыль предприятий. Например, в Польше до 11 млн евро налог на выведенный капитал, а для остальных налог на прибыль. Есть разные комбинированные системы. Так вот в рамках наших обязательств по имплементации мы должны внедрить в Украине налог на прибыль предприятий тот, который есть в ЕС, ни больше, ни меньше. Поэтому здесь, мне кажется, ситуация тоже достаточно однозначная и мы не должны людям врать.

— То есть тема закрыта?

— По крайней мере, мы можем говорить о каком-то частичном введении. Мы, кстати, были готовы ввести его для предприятий с оборотом до 200 или 500 млн гривен. До войны я так предлагал в законе по реформе налогообложения доходов физических лиц. Мы можем обсуждать объем, но в любом случае я не думаю, что перспектива его полного введения, замены им налога на прибыль соответствует не только нашим евроинтеграционным обязательствам, но и интересам бизнеса.

— Вы предложили новый KPI для налоговой. И я там не нашел ничего, что касается обеспечения плановых поступлений. То есть налоговая должна стать сервисной службой в смартфоне. И если показатели поступлений от доходов не войдут в этот перечень KPI, то кто тогда будет отвечать за это?

— Если мы с вами системно проанализируем KPI, то поймем, что при их соблюдении, а там есть KPI, которые направлены на уменьшение так называемых taxgap, то есть уменьшение объема уклонения от налогообложения, и приведут к увеличению поступлений в бюджет. То есть сейчас один KPI — выполнение плана. Но если мы введем диджитализацию, поменяем философию работы налоговой, то это приведет, в том числе, к выполнению и перевыполнению плана как за счет увеличения добровольной уплаты, освобождения честного бизнеса от ненужных налоговых контрольных процедур, так и за счет более эффективного, риск-ориентированного администрирования.

— План же все равно останется? Минфин все равно будет писать, мы ожидаем от налоговой столько-то и столько-то?

— Без бюджетного планирования вообще ничего не будет. Но с KPI мы хотим понять — эффективен орган или нет. Мы хотим поставить критерии, когда глава налоговой службы будет вызывать аплодисменты или порицание не потому, что в сейфе нашли записки с желаниями. А потому, что у нас, например, на 30% уменьшились налоговые процедуры по времени их осуществления; у нас возмещение НДС проходит в течение 7 дней, у нас процент заблокированных налоговых накладных уменьшается постоянно. Я хочу, чтобы это все было.

— В налоговой могут произойти какие-то кадровые изменения?

— Я вообще считаю, что в налоговой, в таможне и Бюро экономической безопасности необходимо провести открытый конкурс с участием международников.

— И заменить руководство везде?

— Почему нет? Пусть это руководство тоже принимает участие и уберет приставку и.о., если докажет свою эффективность, или уйдет. Дать возможность людям нормально принять участие в конкурсе и получить карт бланш на пять лет, нормально и последовательно провести реформы.

— По таможне. Недавно вы в интервью сказали, что нужна перезагрузка таможни. Ее за последние пару лет несколько раз уже перезагружали.

— Ни разу. Просто руководство меняли, а это очень поверхностное изменение. Для того чтобы перезагрузить таможню и налоговую, необходимо, во-первых, провести открытый конкурс, чтобы пришла команда хотя бы с 5-летними гарантиями, что ее не будут менять по каким-то политическим соображениям.

Необходимо выстроить жесткую иерархию в системе таможенной службы, что, кстати, уже сделано в налоговой. Необходимо убрать руководителей региональных таможен, ввести постоянную внутреннюю ротацию на таможне. Отказаться от назначений “по звонку”. Необходимо убрать правоохранителей с таможенных постов. Это беда. Также внедрить инструменты, о которых очень много говорят, но почему-то не делают до сих пор. Например, совместные пункты пропуска. Поляки к этому готовы, почему мы нет?

— А почему мы не готовы?

— Это вопрос к руководству таможни. Мы его им задавали.

— И что они ответили?

— Нет ответа на этот вопрос. Они якобы готовы, но есть какие-то технические проблемы. Потом необходимо, чтобы заработали сканеры, аналитическая служба таможни. Ведь система оформления позволяет увидеть все злоупотребления, если есть, конечно, желание. Ну и самое главное — нужна воля для этого и умение говорить “нет”. Для этого надо провести нормальный конкурс, выбрать лучших и все будет хорошо.

— Недавно вы сказали, что нужно заключать соглашения о зоне свободной торговли с африканскими и азиатскими странами — Индонезией, Индией, Алжиром, Марокко и Южной Кореей. О расширении торговли со странами Африки говорят с 2008 года, но результата практически нет. К примеру, наш торгпред Тарас Качка в 2020 году говорил, цитирую: “Мы приблизились к началу переговоров о ЗСТ от Египта до Марокко. Также в наши приоритеты входят Иордания, Вьетнам, Индонезия”. Это 2020 год, и что у нас на 2023-й?

— Во-первых, у нас есть соглашение с Турцией.

— Турция не Африка.

— У нас есть Африканская стратегия, когда мы открываем посольства в африканских странах, участились визиты, которые заканчиваются определенными договоренностями с африканскими странами. Это длительный процесс, который сейчас точно двигается в правильном направлении.

— Я навскидку не вспомню визитов.

— Наш первый вице-спикер Корниенко недавно приехал оттуда (осень 2022 года — ред.). Было хорошее африканское турне министра иностранных дел (к сожалению, прерванное досрочно по военным причинам), министра аграрной политики.

В апреле мы подписываем зону свободной торговли с ОАЭ. В некоторых странах мы открываем аграрные хабы, например, над этим работает Катар и те же самые ОАЭ хотят, Йемен и Саудовская Аравия об этом говорят.

Если говорить о странах Средиземноморского пояса, которые имеют зону свободной торговли с ЕС, то нас интересуют Марокко, Алжир, Тунис. И с ними, конечно, надо делать зону свободной торговли, что позволит нам лучше использовать конвенцию Пан-Евро-Мед и пользоваться выгодами кумуляционной торговли. Это когда украинский производитель сможет закупать сырье или комплектующие у одной из сторон — участниц конвенции, например, в Турции, а готовую продукцию экспортировать в другую участницу конвенции, например, в ЕС, без пошлины или по сниженной ставке.

— Но в Африке рынок уже давно занят.

— Это не так. Как бы это ни звучало, но война создает условия для перезагрузки каналов торговли. И какой бы рынок не был занят, соглашение о свободной торговле дает возможность зайти на рынок без тарифных и нетарифных барьеров и предложить свой товар по более низкой цене и более высокого качества.

— Зона свободной торговли нужна для того, чтобы увеличить экспорт и вывести сальдо в желательно позитивный баланс, либо сократить долю негативного. Наш бизнес готов, с чем он будет заходить в эти страны?

— Давайте посмотрим на торговлю с ЕС. Мы видим увеличение объема нашего экспорта после того, как сняли квоты по определенным группам товаров — сахар, семена, курятина. И этот высококонкурентный рынок, где невозможно вклиниться, как вы говорите, открыл нам возможность экспорта без квот, и мы, воспользовавшись этим, увеличили свой объем экспорта. В войну. На 4,2%. Поставки в Европейский союз украинских товаров принесли нам в результате либерализации условий торговли 28 млрд долларов валютной выручки.

Это имеет прямое отношение к Алжиру, к Марокко, Азии точно так же. Когда мы снимем тарифное регулирование и нетарифные барьеры, и заключим с ними соглашения, это создаст условия для поставок. Ведь почему мы раньше меньше продавали в ЕС? Потому что были барьеры. Так что бизнес заинтересован в этом. Я вообще считаю, что из всех стимулов для развития бизнеса открытие рынков является самым эффективным.

И, кстати, развитие нашего экспорта в этих странах должно быть поддержано нашей дипломатией. Послы должны иметь конкретные задачи по продвижению экспорта, так как этим занимаются послы стран ЕС.

— Недавно мы изменили бюджет, увеличили расходы на более 500 млрд грн. И вы уже сказали, откуда для этого 80 млрд гривен. Но ожидается еще 419 млрд внутренних и внешних заимствований.

— Если мы сейчас смотрим на источники наполнения, давайте начнем с того, что действительно у нас улучшились объемы и ритмичность помощи от партнеров. Это очень положительно сказывается на наших публичных финансах. Давайте будем откровенны, ситуация в экономике до завершения активной фазы боевых действий, по крайней мере, не предполагает улучшения, и, соответственно, в налоговых поступлениях также. Поэтому то, что мы имеем как внешние источники, — это в первую очередь помощь партнеров. Внутренний резерв — дальнейшая детенизация и дерегуляция.

— Какая доля в этих 419 млрд внутренних и внешних источников?

— Если говорить о внутренних источниках увеличения доходов, то в общем это 60 млрд — 30 млрд от НДФЛ, 5 млрд от внутреннего НДС и остальное — часть чистой прибыли государственных предприятий.

В бюджет включаются только источники, которые подтверждены. Мы не можем, например, включить детенизацию, потому что она может не произойти. Теневой сектор мы вытягиваем сейчас в “белую зону”: табак, топливо, водку, то есть подакцизную группу.

Дерегуляция — это тоже источник. Потому что мы считаем, что каждое второе разрешение должно быть отменено, многое должно быть переведено в электронную форму, в том числе это касается налоговой. Все это значительно упростит ведение бизнеса и даст возможность освободить дополнительные ресурсы, чтобы нарастить объемы и платить больше налогов.

По поводу заимствований, из 419 млрд. грн. дополнительного долгового финансирования, чуть более половины (57%) предполагается взять на рынке ОВГЗ, остальное — партнеры.

— А игорный бизнес?

— Игорный бизнес — хороший пример. Мы считаем, что от “игорки” мы можем иметь плюс 25-30 млрд грн. И это мы считаем по объему рынка 2022 года. А имеем всего 1,9 млрд. “Игорка” работала вся в “черную”. Вы же знаете эти скандалы — с “ПариМатч” и это не последнее решение. Я думаю, что в марте мы увидим реальный объем рынка и реальные отчисления в бюджет.

— То есть чистка этого направления будет продолжаться?

— Конечно, мы их всех выведем “в белую”. Я имею в виду, что мы взыщем за 2022 год и заставим их платить по закону в будущем. Уже есть компании, которые полностью перешли “в белую”. Кто этого не сделает — прекратит работу.

— А какой смысл для них тогда будет работать “в белую”?

— А какой смысл платить налоги? Если ты нормальный сознательный человек, то платишь налоги потому, что они финансируют армию, которая тебя защищает, если нет — ты платишь налоги чтобы не сесть в тюрьму. Игорные компании получили лицензии, заплатили за них деньги. Они платят налог с выигрышей 19,5%. То есть это даже не они платят, а вы как игрок. И с разницы между выплаченными выигрышами и тем валом, который они получили на счет, они платят еще 18%. То есть они же не платят фиксировано, они платят проценты. Тогда в чем проблема платить? Если посчитать математику по всей этой системе, то они с очень хорошим результатом выходят, намного лучше, чем молочная отрасль. Поэтому работать выгодно, пусть работают.

— Как у нас сейчас выполняется бюджет?

— У нас 4,2% перевыполнение по февралю от налоговой и 0,4% перевыполнение от таможни. Мы по І кварталу предполагаем выйти на выполнение плана. Вы спрашивали о планах, мы считаем, что показателями по І кварталу должны выйти на выполнение плана по налогам. Это как раз говорит о выполнении доходной части бюджета. Все остальное финансируется грантами и разными заимствованиями — это внутренние заимствования и внешние.

— ВВП может быть пересмотрен?

— Уже пересмотрен. У МЭРТ прогноз реального изменения ВВП на 2023 год ухудшен: с +3,2% до +1%, как и у МВФ. Ранее НБУ ухудшил свой прогноз восстановления с 4% до 0,3%. Соответственно, ухудшен и прогноз номинального ВВП.

Основная причина — закладывание в прогноз предположения, что активные боевые действия и военные риски будут сохраняться до конца текущего года (ранее закладывалось — до середины года). Из-за войны сохраняется значительная неопределенность. Это создает трудности для прогнозирования.

— Исходя из І квартала можно понять, придется улучшать или ухудшать прогноз ВВП?

— Я думаю, что пока будет прогноз, который есть — в пределах 1%. Пока мы видим так, а дальше посмотрим. Ситуация развивается динамически. Мы видим, что с середины февраля у нас нет дефицита э/э в системе и плановых отключений. Соответственно, часть негативных ожиданий отпала. Но это на текущий момент времени. С другой стороны, сохраняется неопределенность по поводу стабильной работы зернового коридора, проведения посевной, притока или наоборот оттока внешних мигрантов. На эти вопросы точно вам никто не ответит.

— Как вы можете оценить эффект налоговой амнистии, которая завершилась 1 марта? Было задекларировано 8,8 млрд гривен. Это не мало?

— Мы, конечно, рассчитывали на большее. Но было несколько факторов, которые повлияли на результат.

Первый фактор — это даже не столько война, сколько валютные ограничения Нацбанка. В формуле амнистии мы предусмотрели возможность, если вы в валюте легализуете свои деньги, то можете положить на счет и снять со счета в валюте и не потерять на обмене. Это стало невозможным — с первых дней войны у нас действуют валютные ограничения. Я понимаю и поддерживаю решения НБУ, они позволили избежать значительного оттока валютных средств и — как следствие — серьезного ослабления курса гривны, однако они на амнистию повлияли негативно.

И второй фактор — мы ввели этот 2%-й налог (единый налог для ФОП, — ред.), который мы сейчас будем отменять, и этот налог сыграл неожиданно. То есть под 2% вы, регистрируясь ФОП, могли легализовать свои деньги, которые были получены ранее с уклонением от уплаты налогов. Поэтому он выступил как бы конкурентом налоговой амнистии.

Но я хочу сказать, что у налоговой амнистии в первую очередь все же не фискальная цель. Цель — дать возможность людям выйти “в белую”. Кто воспользовался — молодец, кто не воспользовался — больше такого шанса не будет. Все. Мы дали людям возможность подвести черту под своим прошлым.

— Что у нас по МВФ? Что там среди основных условий новой программы?

— Мы ждем меморандум утверждения программы исполнительным советом Фонда до конца марта. Среди обязательств — отмена 2%-го налога, возобновление налоговых проверок, штрафные санкции за нарушение налогового законодательства.

Второе — уход от эмиссионного финансирования бюджета. То есть мы должны до минимума сократить эмиссию Нацбанком. В 2023 году мы этого пока еще не делали, мы применяли такой механизм в прошлом году.

— Нацбанк больше не будет поддерживать бюджет?

— Я не могу так говорить, потому что всякое может быть. Если у нас будут складываться чрезвычайные проблемы с финансированием расходной части, то вопрос может встать. Но мы должны всячески этого избегать, минимизировать.

Третье — это банковский сектор. Мы должны вернуться на условия функционирования банковского сектора в мирное время, возобновить выполнение нормативов для банков, которые фактически есть, но они пока могут их не выполнять. И, конечно, кредитный портфель — у нас появилось довольно большое количество так называемых плохих кредитов, которые не обслуживаются в силу военных действий. В том числе, из-за того, что предприятий, которых их брали, больше не существует, а, может быть, они испытывают какие-то колоссальные сложности. И сейчас будет необходим план Национального банка по решению этих вопросов.

Четвертое — повышение устойчивости госдолга. Это развитие внутреннего рынка ОВГЗ и продление реструктуризации. Мы уже видим сигналы от внешних официальных кредиторов — правительств стран-союзников продлить паузу в погашении и обслуживании задолженности перед ними после 2024 года на время действия программы МВФ. Скорее всего, в начале 2024 года Минфин будет инициировать переговоры с частными кредиторами о продлении реструктуризации.

Ну и традиционно условия по повышению эффективности государственного управления, борьбе с коррупцией. И очень важно, что будет у нас в меморандуме, это среднесрочный план устойчивости государственных доходов. Это впервые такое.

— То есть это не бюджетное планирование на 3 года?

— Нет, это отдельный документ. Кабмином утверждается среднесрочный план государственных доходов на пять лет. В принципе прототип этого плана у нас есть в “Плане восстановления Украины от последствий войны”. Он и ляжет в основу этого плана. Это новый инструмент МВФ, он его сейчас включает во все свои меморандумы. Мы его примем. И да, там, конечно, нет “10-10-10” или другой псевдонаучно эквилибристики.

Юрий ДОЩАТОВ