“Даже крупнейшие банки не могут рассчитывать на 100% спасения”

Внешние рынки закрыты для российских банков, а ЦБ и Минфину не хватает координации в управлении ликвидностью, считает банкир.

— Чего вы ждете от мировой экономики в этом году? Рецессия еврозоны и США — это реальная угроза?

— Европейская экономика вошла в рецессию в четвертом квартале 2011 года. Периферийные страны — Греция, Португалия, Ирландия — уже с отрицательным экономическим ростом.

В крупнейших экономиках Европы — Германии и Франции — мы можем ожидать в 2012 году нулевого роста. Это наиболее вероятный сценарий развития событий. При более негативном — отрицательный рост. Для европейской экономики рецессия в перовой половине года очень вероятна.

Американская экономика, напротив, показала в четвертом квартале рост на 3,2—3,3%. И, по прогнозам американских аналитиков, рост в первом квартале продолжится на уровне 2,5%. Годовой рост — около 2%. Американская экономика в противовес Европе будет развиваться динамично. Основные факторы — рост потребления домашних хозяйств, поддержанный дополнительными налоговыми льготами.

Мы видим дно на рынке недвижимости США, и по определенным регионам уже началось оживление.

Инфляция остается умеренной и под контролем. Это позволяет Федеральной резервной системе делать шаги по поддержанию спроса мерами монетарной политики. Сильное влияние на американскую экономику могут оказать более глубокая европейская рецессия и замедление роста экономики Китая. У США существенная доля экспорта в структуре ВВП.

Но пока мы видим, что евро дешевеет, а доллар укрепляется. Эта тенденция продлится год или полтора.

По курсам мы в ВТБ-24 ориентируемся на корзину валют. В своих прогнозах мы не видим существенного ослабления рубля. Рубль в данной ситуации будет устойчив, если не произойдет существенного снижения цен на нефть. Мы ориентируемся на $95—98 за 1 баррель.

— Не представляет ли угрозу для доллара постоянно увеличивающийся порог госдолга США?

— Не представляет. Он, конечно, велик, но не столь значителен, как в Японии, где порог внутреннего долга превысил 250% ВВП. Для страны, которая обладает резервной валютой № 1, порог госдолга даже в 100% ВВП не является критичным. Вопрос в том, как будет нынешняя и будущая администрация в среднесрочной перспективе бороться с проблемами улучшения соотношения дефицита к ВВП, замедления или даже остановки приращения американского госдолга.

— Теряет ли актуальность принцип too вig to fail для банковских институтов?

— Он не может потерять актуальность. Во-первых, все мы — основные европейские страны, Россия, Китай (с точки зрения смены руководства Компартии Китая), США, Франция, Германия — находимся в электоральном периоде.

Никто из ответственных политиков не может допустить банкротства финансового учреждения с миллионами клиентов, и не только банковского, но и страхового, например. Политические последствия этого события будут очень чувствительны для любой администрации в этих странах.

И второе: все взвешивают расходы на санацию и на банкротство. В России порог по компенсации вкладов достаточно велик — 700 тысяч рублей. Но в ряде европейских стран он достигает 100 тысяч евро, в некоторых больше. Любой минфин считает издержки на выплаты компенсаций. Это прагматичный расчет, который заставляет идти на спасение финансовых институтов.

С другой стороны, история и кризиса 2007—2009 годов и последние события показывают, что даже крупнейшие банки не могут рассчитывать на 100-процентный вариант спасения. Правительства в крупных государствах в известном смысле исчерпали возможность использовать деньги налогоплательщиков для спасения финансовых институтов, и более жесткая политика в той или иной стране, безусловно, будет. Кто-то из неплатежеспособных финансовых институтов — не только банков, но и страховых компаний — обанкротится. Очевидно, что программа спасения будет распространяться не на все крупные финансовые институты.

— Может ли решение S&P о снижении рейтингов 9 стран еврозоны спровоцировать резкое углубление европейского кризиса?

— Не может. Это только один из шагов в цепочке развития событий. Напротив, я бы сказал, что сегодня аналитики более спокойно смотрят на ситуацию в Европе, чем полтора месяца назад.

— Многие банкиры признаются, что не замечают существенного оживления экономики России и ждут сложностей в 2012 году: вы разделяете пессимизм?

— Кредитование в российской банковской системе в 2011 году выросло более чем на 27%. И в последние несколько месяцев стало очевидным, что доходы российских банков за этот год станут наилучшими за всю историю. Но глобальная нестабильность вызывает осторожный подход к прогнозам на 2012 год. Потому что Россия — экспортная, сырьевая страна, очень зависимая от динамики мировых цен. А динамика цен — это производная от темпов роста или, наоборот, замедления мировой экономики. Такая закономерность заставляет нас быть осторожными. Это не пессимизм, это вопрос понимания нестабильности мировой экономики. Мы более осторожно относились к планированию 2012 года, чем в 2011 году. Но, тем не менее, и расчеты Минэкономики, и расчеты группы ВТБ предусматривают при любом сценарии рост российской экономики и рост банковского сектора, а не снижение, как было в 2009 году.

— Чего вы ждете от российского банковского сектора в этом году?

— 2011 год был годом посткризисного восстановления. Оно касалось и ипотечного рынка, и большого прироста продаж автомобилей — рост около 25% по отношению к 2010 году. Теперь эффект отложенного спроса исчерпан. В 2012 году рост будет органическим, он будет намного медленнее роста 2011 года.

Если розничное кредитование выросло на 35%, то в этом году более 20% мы не ожидаем.

Мы ждем роста стоимости риска в банковском секторе. Такой рост, как в прошлом году, не может не сопровождаться определенным ухудшением ситуации с рисками. Следовательно, финансовый результат в целом по системе, если речь идет об отдаче на капитал, не может быть столь же удачным, как в прошлом году.

Банкам потребуется дополнительный капитал. Запас капитала был во многом использован в 2010—2011 годах, что связано с бурным ростом. А дополнительную прибыль заработали далеко не все. Соответственно, капитал нужен для приведения в порядок объемов бизнеса и капитальной базы и для того, чтобы закрыть растущие риски и выполнить требования регулятора. С октября прошлого года Центральный банк по нескольким направлениями ужесточил требования. Покрытие по ряду активов, например, валютные кредиты, кредиты, выданные офшорным, связанным компаниям, будет взвешиваться не по 100%, а по 150%.

— Это стимул к слияниям?

— Это стимул к более осторожной политике и меньшим объемам кредитования. Надо также понимать, что Центробанк в отличие от правительства ориентирует банки на более медленные темпы роста кредитования. Хочет того правительство или нет, но ЦБ ведет такую политику. Банки должны больше зарабатывать, соответственно, создавать больше резервов и быть менее агрессивными в росте кредитования.

Безусловно, эти требования заставляют избавляться от непрофильных активов, меньше кредитовать связанные стороны. Но в целом ЦБ менее последовательно и менее активно ведет политику по консолидации сектора. Практика последних лет показывает: с рынка уходят единицы и слабейшие. Можно было бы более быстро действовать и по введению МСФО, по ужесточению требований к аудиторам, по совершенствованию надзора.

— Действия регуляторов — правительства и Центробанка — противоречивы?

— Это деликатный вопрос. У нас есть стратегия развития российского банковского сектора до 2015 года, подготовленная Центробанком и Минфином, утвержденная правительством — основными регуляторами. Документ, в принципе, расставляет правильные ориентиры. Недостаток стратегии в том, что она не содержит четкого плана действий и ответственных исполнителей. Тем не менее сама стратегия на качественном уровне неплохая.

Основная проблема в секторе — это не нормы, а правоприменительная практика. Мы видим, что надзор со стороны ЦБ, скорость и качество внедрения тех или иных изменений требуют совершенствования.

Российские банки все больше конкурируют с западными и все чаще за пределами России. Нам хотелось бы, чтобы регуляторы заботились об издержках сектора и вместе с нами работали над сокращением ненужных бумаг и требований. Бизнес понимает, где реально нужны эти издержки, а где нет.

Прежде всего требуется внести изменения в федеральный закон об архивном деле. Банки хранят огромное количество информации на бумажных носителях. Мы должны хранить массу дел, распечатанные документы на протяжении трех-пяти лет. Для ВТБ-24 с нашими 14 миллионами клиентских досье и 8 миллионами активных клиентов это колоссальные затраты на документооборот. Издержки составляют миллионы долларов.

Второй момент. В России не решен вопрос об электронной цифровой подписи. Потом закон о персональных данных. Ни одна организация его не выполнит, если будет строго следовать этому закону. В чем-то он излишне детализирован и требует того, что невозможно реализовать. А где-то базовые требования по защите клиентской информации элементарно не соблюдаются.

— Но закон еще не применяют.

— Как говорил классик, строгость законов в России компенсируется легкостью их неисполнения. Но надо понимать, что сокращение ненужных издержек и требований в конечном счете ведет к удешевлению для потребителя услуги, например кредита. И, соответственно, всех трансакционных издержек в экономике.

— Рост рисков в 2012 году возвращает банки в период margin calls?

— Если не будет резкого падения рынков, связанного с неуправляемым кризисом в Европе, то нет. Margin calls, как я знаю от коллег из “ВТБ Капитала”, даже в период августа — сентября 2011 года сработали у небольшого числа клиентов и закрылись дополнительными бумагами или денежными вливаниями. То есть ситуация сейчас не напоминает ситуацию августа 2008 года. Связано это еще и с тем, что риск-менеджмент банков за это время существенно продвинулся.

— Насколько остро в этом году у российских банков будут стоять проблема с ликвидностью?

— Остро. Потому что ситуация с ликвидностью вновь испытала резкий поворот. Российская экономика долгие годы жила с отрицательной стоимостью денег — они стоили меньше, чем инфляция. Сейчас деньги вновь стоят выше, чем инфляция. Индекс потребительских цен, по официальной статистике, составил 6,1% по итогам 2011 года, а стоимость денег в ноябре — декабре на межбанке превышала этот показатель, доходя до 6,5%, а по некоторым инструментам — до 7%.

Внешние рынки закрыты для российских банков и корпораций. Они ищут ликвидность внутри страны.

При высоком спросе на кредиты нужда в ликвидности заметно увеличивается, а притока пассивов, как год назад, нет. Не имеют дополнительных денег и предприятия: в последние месяцы мы наблюдали сокращение средств на счетах юридических лиц. Граждане по-прежнему несли деньги в банки, но не так активно, как в 2010 году. Если в 2010 году рост депозитов населения и остатков на текущих счетах был 32%, то в 2011 году, до декабря, это было 12,5%, в декабре — максимум 7% прироста. Так что в целом 20-процентный рост депозитного портфеля. Почти на 40% ниже, чем в 2010 году.

— С чем это связано? Меньше доверия к банкам?

— В первую очередь рост реальных доходов населения был не таким, как в 2010 году. Он был относительно невелик и непропорционально распределен по различным слоям населения. Во-вторых, люди активно занимали и тратили деньги. Мы наблюдали рост не только розничного кредитования, но и увеличение розничного товарооборота. Особенно в августе — сентябре, потом прирост стал уменьшаться. Иными словами, при первых новостях о кризисе в Европе люди предпочли потратить часть накопленных денег. Наконец, государство свело бюджет с профицитом.

Это означает, что ЦБ не печатал деньги для финансирования дефицита, а, напротив, вместе с Минфином изымал их из экономики через заимствования, через накопления излишков на счетах Резервного фонда и Фонда национального благосостояния.

Дополнительных источников пассивов было немного. Я думаю, так будет и в 2012 году. Ситуация не очень хороша для экономического роста. Но, когда деньги стоят дороже инфляции, это говорит о том, что экономика здорова.

— Есть ли необходимость в дополнительных вливаниях денег в систему? Например, беззалоговые аукционы ЦБ?

— Центробанку, правительству и крупнейшим игрокам надо договориться о едином понимании политики рефинансирования. ЦБ не рассматривает себя как банк-кредитор последней инстанции. Он считает, что должен рефинансировать систему, только когда пришел кризис. Но постепенно монетарные власти должны прийти к пониманию, что задача по управлению экономическим ростом, стоимостью денег через процентные ставки заключается в том, чтобы на определенных условиях постоянно предоставлять системе ликвидность, не рассматривая те же самые беззалоговые аукционы как антикризисную меру. Это мера нормальная и естественная, вопрос лишь о ставке и сроках кредитования. ЦБ должен становиться кредитором последней инстанции, и любой банк должен понимать, при каких условиях, на какой срок он может привлечь у ЦБ деньги. И не обязательно под залоги.

— Банки поднимают ставки по вкладам. Насколько такая политика оправдана? До каких уровней могут вырасти ставки?

— Тенденция была сформирована в последние месяцы прошлого года. Связано это с доступом к ликвидности. Растут ставки на межбанке, по депозитам для юридических лиц, где тенденция еще более выражена. Что касается предела текущего роста — мы для себя закладывали 1—1,5%, от конца года. Но нужно понимать, что одновременно неизбежно будет повышение кредитных ставок. Пока в аналогичном размере этого не произошло. Размеры ставок зависят от конкуренции. За прошлый год стоимость пассивов снизилась на 1,5%.

Мы будем следовать рыночной тенденции. У ВТБ-24 есть преимущество: объем депозитов населения составляет 800 млрд рублей, кредитный портфель населения плюс малый бизнес — 700 млрд рублей. Таким образом, у нас имеется большая естественным образом сформированная подушка ликвидности. Мы являемся розничным банком, а в России население чаще размещает деньги на депозиты, чем кредитуется. Поэтому мы себя чувствуем спокойно при любом развитии ситуации.

— Как вы относитесь к праву Центробанка ограничивать ставки по депозитам?

— Позитивно. ЦБ по целому ряду причин должен иметь такую возможность. Она позволяет снижать риски безрассудной политики менеджмента и собственников целого ряда банков.

— Госбанки наряду с мелкими частными банками платят 0,1% со всех вкладов в фонд страхования. При этом не учитывается устойчивость банка. Может, имеет смысл дифференцированно подходить к решению вопроса?

— Дифференцировать очень сложно. Адекватных формул я не видел. Необходимо идти другим путем — существенным образом снизить до 0,08% или 0,07% ставку отчисления в фонд АСВ. Я исхожу из того, что в среднем в Европе ставка отчисления — 0,04—0,05%. Нигде нет таких ставок отчислений, как в России. Поэтому ставка должна быть снижена, и одновременно после президентских выборов нужно ужесточить подход к выплатам страховых сумм.

Сейчас АСВ закрывает все накопленные по вкладу проценты.

А человек должен что-то терять. Он сознательно идет на размещение депозита в банке с очевидным риском. Это риск потерять проценты.

Мы с коллегами из АСВ эту и другие идеи дифференциации обсуждаем.

— Насколько 2012 год будет перспективным для ВТБ-24? На какие показатели вы ориентируетесь?

— В прошлом году мы ввели около 80 новых точек продаж по всей стране (значительная часть во втором полугодии) и в этом квартале открываем еще 10—12 допофисов. Сеть по числу офисов продаж в прошлом году была расширена на 15%. ВТБ-24 не снижает темпов роста, собираемся расти в полтора раза быстрее рынка по основным показателям. В целом планы по приросту не ниже, чем в 2011 году. Собираемся увеличить прибыль. Я пока не говорю о перспективах интеграции с Транскредитбанком, которые в основном будут реализовываться не в 2012-м, а в 2013 году.

— Этап слияний-поглощений для ВТБ-24 закончен? Вам достаточно розничных активов, которые сейчас есть: Транскредитбанк, Банк Москвы?

— Нельзя никогда ни от чего зарекаться. Что касается Транскредитбанка, то 1 февраля у нас уже будет детальный план интеграции. Основные вехи ясны. В конце 2013 года будет юридическое объединение, корпоративный бизнес уже в конце 2012 года перейдет в ВТБ. Для нас это один из ключевых проектов на следующие два года, потому что удачных примеров слияний на российском банковском рынке немного. В основном все они в группе ВТБ. Например, ГУТА-банк, ВТБ-СЗ.

— А розничная сеть Банка Москвы?

— Остается за Банком Москвы. Он концентрируется на 10—15 регионах. Банк Москвы остается самостоятельным, но конкурировать с ВТБ-24 он не будет. В рамках группы у нас сформированы глобальные бизнес-линии — корпоративный и розничный бизнес. Я отвечаю за глобальную бизнес-линию в рознице — в Казахстане, на Украине, за розницу Банка Москвы, ТКБ. Через глобальную бизнес-линию мы снимаем вопросы конкуренции. Во-первых, гармонизирована продуктовая линейка.

Второе: нет конкуренции ставок. При равном сроке, объеме вклада ставка примерно одинакова. Нет ценовой конкуренции.

Третий фактор: при формировании собственной сети уже на протяжении двух лет ВТБ-24 не строил свои офисы в тех местах, где расположены точки ТКБ и БМ. Поэтому нет конкуренции и с точки зрения расположения офисов, логистики.

— Вы так долго прорабатывали сделку по покупке Банка Москвы?

— Мы не исключали этого для себя и заранее готовились.

— А строите ли вы сейчас офисы рядом с офисами “Русского стандарта” и Хоум-Кредит-банка?

— Мы не смотрим в своих планах развития на офисы этих уважаемых учреждений.

— Эта тема закрыта?

— Сейчас не смотрим.

— Есть ли у вас офисы рядом с банком “Возрождение”?

— Вполне возможно. Но банк “Возрождение” в основном работает в Московском регионе.

— Банк Москвы будет ориентироваться на менее обеспеченных клиентов, а ВТБ-24 — на клиентов с более высоким уровнем достатка?

— Так традиционно и было. У нас более высокое проникновение в сегменте клиентов с более высоким доходом и private banking. Но и у нас есть массовый сегмент. В Банке Москвы тоже есть private banking.

Для каждого клиентского сегмента ставка не является единой как по кредитам, так и по депозитам. Потому что у БМ, так же как и у нас, есть привилегированные клиенты, а у нас есть продукты для массового сегмента. До какого-то момента у нас по всей стране ставки были едиными, а сейчас мы имеем 6—7 региональных групп, где ставки отличаются от московских. И в столице ставки по депозитам всегда ниже, чем в регионах. Поэтому важно, чтобы не просто абстрактно была одна и та же ставка, а чтобы в одних и тех же регионах, для одного и того же клиента ставка была сопоставима.

— В прошлом году вы запустили вклады в юанях. Планируются ли новые продукты в нетрадиционных для российских банков валютах? Не планируются ли сложно структурируемые продукты?

— Мы уже ввели такие продукты. Банк сейчас двигается не от продуктового подхода, а работает по клиентским сегментам. У нас есть private banking, который дает ВТБ-24 порядка 18—19% всех пассивов. Это клиенты, которые держат в банке от полумиллиона долларов или от 15 млн рублей в различных инструментах.

— Ставки сильно отличаются от непремиального сегмента?

— Они выше. Такого уровня ставок достаточно для того, чтобы выбирать private banking. Затем есть следующий сегмент — привилегированные и состоятельные клиенты, которым предлагаются комплексные продукты. Если мы говорим о вкладах в юанях, то со 100 тысячами рублей его не открыть. Собственно, как и брокерское обслуживание. ВТБ-24 уже предлагает новые структурированные продукты: мы продали несколько видов нот, где человек не теряет свои вложения — может потерять не более 3—5% от первоначальных вложений. При благоприятном развитии рынков он серьезно зарабатывает. Эти инструменты структурированы с помощью “ВТБ Капитала”, инвестбанков-партнеров, привязаны к нескольким видам активов, среди которых продовольственные товары, нефть, золото. В конце прошлого года мы начали активно их продавать, но клиентам определенных категорий. Клиент с большими средствами лучше подготовлен.

— Люди готовы рисковать?

— Не скажу, что в последний год они были готовы сильно рисковать. Даже квалифицированный инвестор следует за рынком, который в прошлом году показал существенный минус. Тем не менее мы свои планы по комиссионным доходам на фондовом рынке выполнили — зафиксировали очень большой прирост вложений в металлические счета и продажи золотых монет. Эти два продукта были весьма востребованы клиентами в 2011 году. Думаю, то же самое будет и в этом.

— Вы видите изменения в инвестиционном климате России? Кроме нефти иностранных инвесторов может что-то привлечь?

— Пока заметных изменений не видно. Именно с недостатками инвестклимата связан большой отток капитала из России. Не емкий и российский фондовый рынок. Требуются многократно обсужденные институциональные, законодательные изменения. Требуется отсутствие сбоев на бирже ММВБ-РТС.

— Вопрос с пострадавшими клиентами в ходе сбоя решен? Вы будете судиться с биржей?

— У нас всего три-четыре клиентские претензии на минимальные суммы, но мы уже сделали запрос. Хотим, чтобы биржа все компенсировала. Пока клиенты свои деньги не получили, мы ведем с биржей переговоры. Но репутационные последствия для ММВБ-РТС и в целом для российского рынка больше, чем конкретные клиентские претензии. Так долго обсуждать, готовиться, заниматься слиянием и допустить несколько сбоев за пару месяцев совершенно недопустимо.

— В наступившем году причины для оттока капитала сохраняются?

— Вокруг оттока капитала масса непрофессиональных суждений. Например, если вы берете 300 000 рублей накоплений и меняете их на чуть меньше $10 тысяч, то по платежному балансу это отток капитала. Вы сокращаете рублевые активы, увеличиваете валютные.

А что было в четвертом квартале? Новых внешних заимствований не было, а были платежи по долгу, чистое погашение долга — соответственно, отток капитала.

Нужно внимательно разбираться в статистике: если сравнить статистику таможни и ЦБ, то значительная часть этого оттока была псевдооттоком.

Что касается инвестиционного климата, то в России очень мало реальных объектов для инвестирования со стороны широких слоев граждан. Несмотря на все разговоры про международный финансовый центр, как было зарегистрировано 800 тысяч инвесторов — физических лиц на ММВБ 5—6 дет назад, так и остается. Не растет ни число инвесторов, ни инструментов длинных денег, не работает пенсионная реформа в части накопительной системы. Это вопрос не только политической воли, это вопрос кропотливой работы по созданию финансовой инфраструктуры в России. Путь, который многие страны уже прошли — например, те же наши казахские соседи, Россия проходит очень медленно.

— Обеспокоены ли вы кадровыми перестановками в Минфине в период электорального цикла и возможными масштабными изменениями в рамках “большого правительства” после выборов?

— Уход Кудрина был крайне несвоевременным. Во-первых, с точки зрения нескоординированности действий ЦБ и Минфина в кризисной ситуации. Во-вторых, с точки зрения окончания политического цикла и начала нового. В принципе, у нас нет серьезных оснований жаловаться на регулятор с точки зрения управления ликвидностью.

Но в то же время ЦБ и Минфину не хватает координации по политике управления ликвидностью в банковской системе. По Бюджетному кодексу с 1 февраля Минфин полностью уходит с рынка, а на пике ведомство размещало более триллиона рублей. А ЦБ пока не объяснял, как, в какие сроки он заместит этот триллион.

Нет четкой картины, а она необходима. Хотелось бы, чтобы Минфин и ЦБ скоординировали денежную политику. Они должны рынкам объяснить, как эта политика будет строиться.

— Общественные протесты после выборов в Госдуму стали стрессом для рынка?

— Нет, не стали. Каких-то серьезных изменений в сложившихся к декабрю тенденциях мы в ВТБ-24 не почувствовали.

— Но на прошлой неделе агентство Fitch снизило прогноз по российскому рейтингу из-за политических рисков.

— Сами по себе эти митинги или протесты никак не сказались на поведении клиентов. Не уменьшился спрос, но и больше депозитов не стали привлекать. На российских президентских выборах стало меньше определенности для внешних наблюдателей.

Ну или, скажем, пришло осознание того, что не все так однозначно в России.

В то же время серьезных рисков, если смотреть на ситуацию глазами инвестора, в настоящее время нет. Для западных инвесторов это более сложное понимание российской действительности. Но возьмем развивающиеся рынки в первые две недели 2012 года: Россия чувствует себя по притоку капитала лучше, чем Бразилия и Индия, и чуть хуже, чем Китай. По движению капитала не видно, чтобы рынки переоценили российскую ситуацию.

— Инвесторы восприняли митинги позитивно? Правая оппозиция понятная, с четкими ориентирами?

— Я не вижу какого-то негативного влияния более сложной политической жизни России на финансовую и банковскую систему. Может, даже это влияние, наоборот, позитивное.

Глеб КЛИМЕНТЬЕВ, Петр КАНАЕВ