Очередной жаркой темой для украинских парламентских политиков и ток-шоу с недавних пор стало предложение о введении визового режима с Российской Федерацией. Разумеется, с точки зрения полемики на повышенных тонах и отвлечения общественного внимания, и без того переутомленного спиральными истериками в тех или иных эфирах, — это выигрышная тема. Однако следует обратить внимание на ряд прагматичных нюансов, связанных с подобным политическим решением.
Прежде всего, очевидно, что оно в достаточной степени перезрело — на пике российской вооруженной интервенции в нашу страну, с середины лета 2014-го по середину лета 2015 г., принятие некоего рамочного документа в этом отношении могло иметь смысл (более того, это прибавило бы очки власти внутри страны и в некоторых европейских столицах, скептически настроенных именно по отношению к Киеву).
Сегодня больший потенциал видится в трезвом подходе к этому вопросу: ведь речь идет о (причем ныне уже глобальном) конфликте нового типа, отчасти похожем на холодную войну, отчасти на практику операций в стиле “гуманитарных” интервенций. И одним из главных правил такого конфликта является следующее: не подставляться, особенно — без надобности.
Здесь дело вот в чем: по аналогии, недавно в секретариате ООН (справедливости ради подчеркнем, подобных функций не имеющем) внезапно заговорили об ограничении права вето воюющих членов Совбеза. Речь, разумеется о России (и если в Сирии ей уже не удается отвертеться, то в Украине Москва упорно не признает себя стороной конфликта, в связи с чем и увязла в болоте созданной ею самой лжи вокруг МН17). Перспектива ограничения права вето члена Совбеза ООН, безусловно, довольно-таки фантастична, но, вместе с тем, нельзя не отметить, что ни два года назад, ни год назад подобные вопросы в Нью-Йорке даже не выносились в публичный дискурс.
Тем более что такая позиция будет в целом соответствовать общей украинской внешнеполитической линии, приносящей свои плоды (так, ЕС присоединился к искам Украины против наворотивших гору правового нигилизма россиян в рамках ВТО). Не стоит забывать,что именно Россия является агрессором — и западные журнальные издания теперь соревнуются в находчивости в деле оскорблений изолируемой Москвы, не уставая рисовать шаржи осатаневшего медведя с окровавленными когтями, пытающегося пролезть в погреб европейского дома. Это масштабный сдвиг в западном сознании по сравнению с 2013-м и даже первой половиной 2014 г.
Похожим образом, без криков и эксгибиционизма, возможно, уместного в сессионном зале, но никак не в тиши кабинетов МИДа и на кофе-брейках “переговорных площадок”, следует действовать и в визовом вопросе.
Во-первых, надо активизировать в таком процессе не аргумент о том, что “из России в Украину миллионами едут мошенники и бандиты” (хотя это отчасти может являться правдой), а поставить во главу угла повестку европейской интеграции. Хотя на данный момент достижение безвизового режима для краткосрочных поездок между Украиной и ЕС не содержит требований введения виз с третьими странами — в частности, с Россией и другими государствами евразийского блока — в будущем поле для маневра Киева в этой плоскости, несомненно, будет сужаться.
Более того, такая постановка вопроса вызовет (вполне благодарный) интерес в Брюсселе, чья нынешняя повестка дня отягощена миграционной проблематикой.
Во-вторых, следует принять во внимание логистику перехода к визовому режиму с Россией — рубить с плеча здесь не следует по двум причинам, тактической и стратегической. Тактическая причина состоит в том, что в поданном на этот год проекте бюджета предполагается существенное увеличение финансирования дипломатической службы (20—25%). Резкие шаги к введению визового режима поглотят все эти средства.
Стратегическая причина — польский опыт 2004-2005 гг. по присоединению к Шенгенскому соглашению, предусматривавший отмену режима краткосрочных посещений страны украинцами. Адаптация заняла несколько лет и потребовала расширения консульской сети.
Несомненно идеологические вопросы и форс-мажоры иногда затмевают конструктивные подходы, однако, учитывая хоть и значительно уменьшившийся, но существенный объем обмена путешествующими между Украиной и Россией, нельзя не рассмотреть промежуточные варианты.
Поэтому, в-третьих, Украине вполне по силам сохранить безвизовый режим де-юре, лишив его содержания де-факто, пополнив казну и существенно снизив стимулы для взаимной миграции. В частности, речь может идти о введении платы за выдачу миграционных карт (которые являются одновременно и разрешением на пребывание). Причем эта мера может касаться и украинских граждан, которым почему-либо так полюбилась Российская Федерация, что они никак не могут определиться со своей гражданской лояльностью.
Конечно, прежде чем перейти к тому варианту, который многие годы использовала Турция, а также эффективно используют еще ряд не чужих Украине стран — а именно механизм покупки права на пребывание в стране при прохождении таможенного и пограничного контроля (точно так же это право может оформляться в туристической фирме), в том числе в форме многоразового абонемента — необходимо проконсультироваться с представителями туристической отрасли (в частности, в карпатских и приморских регионах страны, столичными транзитными операторами).
Неизбежен и адаптационный период, а также разъяснительная кампания (о том, что новелла касается граждан РФ, а также направлена на дестимуляцию рабочей миграции в восточном направлении — это весьма мягкий намек определенной части трудоустроенных в России граждан Украины, что всякой демократии и терпимости существуют пределы, даже на их относительно беззубой Родине). Кроме того, стоит подумать и о тех гражданах, которые, оставаясь по тем или иным причинам на оккупированной территории, едут на “большую землю” через Россию: с ними предстоит серьезная разъяснительная работа.
Следует принять во внимание и тот контингент граждан РФ и Украины, который путешествует между двумя странами без зловредного умысла, а скорее с абсолютно обратной целью, — это журналисты демократических изданий, правозащитники, диссиденты и похожие группы лиц. Для этой категории, разумеется, необходим отдельный статус.
При этом определение ценовой политики для потенциально нежелательного контингента граждан России, стремящихся попасть в Украину, можно сделать весьма чувствительным, а процедуры оформления (в пункте пересечения границы и в визовых центрах, диппредставительствах) — продиктованные исключительно заботой о нашей национальной безопасности и безопасности Европы — максимально способствующими наполнению баз данных украинских правоохранительных органов.
Речь идет, так или иначе, о предоставлении биометрических данных и другой информации подобного характера. При этом держатели Шенгенских виз, американских, канадских и британских виз, по идее, могут быть избавлены от таких сложностей. Такой подход не создаст формальных оснований России вводить визовый режим со своей стороны — это раз, но, и это два, — вызовет определенные зеркальные меры, которые вполне соответствуют украинским национальным интересам, среди прочего состоящим в как можно большем удалении от зараженного имперской чумой и потерявшего управление московского корабля.
Но следует подчеркнуть еще раз: внесение изменений в миграционный режим с РФ должно быть постепенным и согласованным со всеми заинтересованными в Украине и ЕС сторонами процессом, внедряемым с наиболее дружелюбном в нашем положении выражением лица. Что же касается тех лиц и групп лиц, которые несут непосредственную угрозу украинской безопасности, то их подавляющее большинство пересекает неконтролируемые на данный момент Украиной участки границы в оккупированных ОРДЛО и Крыму, поэтому их фильтрация и сегодня является нелегкой, но вполне штатной задачей специальных служб и структур вооруженных сил.
Максим МИХАЙЛЕНКО
