“Каждый четвертый лечится за рубежом неэффективно. Друзья, коллеги! Это рак. Они все умрут. Они все умрут без вариантов. И эффективность этой программы ноль процентов!” — эти слова, сказанные замминистра здравоохранения Александром Линчевским, вызвали в украинском информпространстве бурю негодования. Чиновника тут же обвинили в том, что он хочет обречь на смерть всех онкобольных, посоветовали сказать это в глаза больному ребенку или даже написать заявление об отставке в прямом эфире. В Минздраве заявили, что Линчевский действительно слегка погорячился, но при этом посетовали, что слова замминистра вырвали из контекста. Так был ли мальчик?
Для начала следует отметить, что скандальное заявление о том, что “все умрут”, Линчевский сделал еще в начале мая на закрытом мероприятии — во время отчета перед Счетной палатой. То есть там, где с чиновника без обиняков спрашивают, сколько государственных денег было потрачено и на что. Достоянием общественности выступление Линчевского стало после того, как стенограмму его речи запросила нардеп Ольга Богомолец, ярая противница действий Минздрава. Причем львиная доля СМИ, возмущаясь словами Линчевского, цитировала именно тот фрагмент, где речь шла о неэффективности программы лечения за границей. Мол, злые и бессердечные реформаторы, как такое язык повернулся говорить и вообще.
Тот факт, что слова-то эти для широкой аудитории не предназначались, а также то, что на самом деле Линчевский поднял вопрос о необходимости развития трансплантационной медицины в Украине, остались за кадром. Зрада, как обычно, восторжествовала. Между тем, если внимательно прочесть стенограмму, окажется, что замминистра неоднократно подчеркивал: правильного и красивого решения этой проблемы сегодня нет. Средства, которые выделяют на лечение 100 онкобольных, могут помочь тысячам людей с болезнями сердца. И как тут решишь, чья жизнь достойна спасения? Лечение за границей очень дорогостоящее, к тому же людей с трансплантированными органами надо как-то перевезти на родину, а это возможно только после очень длительной реабилитации. Значит, в идеале нужно создать систему, которая позволит помогать онкобольным в Украине. Но благодаря нашим законодателям долгие годы в стране была запрещена трансплантация от неродственного донора — закон, который разрешает использовать для пересадки органы чужих людей, нардепы приняли лишь несколько недель назад. Однако теперь появляется еще одна проблема: перед тем как поставить на поток трансплантацию того же костного мозга, наших врачей нужно этому научить. А это и время, и деньги. К тому же, как следует из той же стенограммы выступления Линчевского, Минздрав хотел бы превратить в национальный Киевский центр трансплантации костного мозга, однако столица пока не горит желанием отдавать учреждение.
Говорил Линчевский и том, что очень часто деньги на лечение собирают благотворители, а механизм сооплаты (часть — государство, часть — благотворители) в украинском законодательстве не прописан. Кроме того, нередки случаи, когда деньги на операции собирают мошенники. Словом, проблем тут масса. Но все это в новости не попало.
Возмущение населения понять можно: никому не хочется признавать, что государство действительно не может вылечить всех больных. Будь то туберкулез, рак или простая ангина. Украинцы восхищаются системой здравоохранения в Германии, где за каждого пациента будут бороться до конца лучшие умы страны, но при этом забывают, что немцы платят за медстраховку несколько сотен евро ежемесячно. Готовы ли комментаторы, плюющие желчью в Линчевского, официально отдавать пару тысяч гривень в месяц на медицину? Вопрос риторический. Как и вопрос о том, кому отдать миллион гривень — онкобольному ребенку или сотне детей, больных туберкулезом. В любые этические и моральные нормы эти вопросы не укладываются, но решать-то их как-то надо, раз на всех не хватает.
В попытке реформировать систему здравоохранения, чтобы деньги на медицину наконец-то выделялись не по остаточному принципу, в Минздраве и предложили ввести механизм сооплаты на вторичном звене. Чтобы пациент, собираясь к хирургу, знал, что, к примеру, 60% платы за осмотр внесет государство, а 40% — он сам. Но инициатива не прошла: нардепы, которые в большинстве своем обычную больницу и не видели, начали вдруг изображать невиданные приступы любви к населению и кричать, что бабушек, дескать, собрались грабить на государственном уровне. О том, сколько эти бабушки и их родственники кладут в карман докторам, медсестрам, санитаркам и фармацевтам в условиях “бесплатной” медицины, народные избранники решили умолчать. В телевизоре бы плохо смотрелось. В итоге и получается, что денег-то сегодня на банальную первичку со скрипом хватает, что уж говорить о куда более серьезных заболеваниях.
Но в эпоху постправды эмоции всегда преобладают над логикой. Сухие цифры госбюджета неспособны растрогать население так, как фото больного ребенка. И вместо дискуссии о том, как же найти деньги, чтобы Минздраву не пришлось выбирать, кого спасать, у нас получается всеобщее возмущение нелицеприятной правдой. Только вот от криков в Facebook онкобольным вряд ли станет легче.
