Аплодисменты — человеку, который ничего не сделал

Так совпало, что годовщину со дня рождения Бориса Ельцина и юбилей Михаила Горбачева разделяет один месяц. Оба оставили глубокий след в истории как бывшей великой страны, так и современной России. Оба хотели реформ, но это желание их развело по разные стороны. Тогда, в конце 1980-х, они считались чуть ли не антиподами, теперь на их деятельность и возникшие тогда противоречия мы смотрим совсем под другим углом зрения. Время позволяет на многое ответить, но и еще больше — поставить вопросов. И самый главный, все еще вызывающий жаркие дискуссии: могло ли тогда быть по-другому. До сих пор значительное число людей считают, что СССР можно было обновить и тем самым спасти.

Сейчас мало кто помнит, что в декабре 1984 года советские люди с некоторым недоумением и откровенным любопытством смотрели на экраны телевизоров и на снимок в центральных газетах. На фото и телекартинках член политбюро и секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев держался за руки с премьер-министром Великобритании Маргарет Тэтчер. И тогда же радиоголоса через “мутные” волны эфира донесли до нашего народа слова “железной” английской леди: “С этим человеком можно иметь дело”. После всего того, что тупая советская пропаганда наговорила о ней, к ее словам поневоле прислушивались не только антисоветчики. Давно действовало правило: если в газете “Правда” ругают, значит, человек серьезный и стоящий. И когда в марте 1985 года Михаил Горбачев был избран на пост генерального секретаря, ощущение перемен стало витать в воздухе. Первым их признаком было изменение тона статей в центральных газетах.

Все понимали, что так дальше жить нельзя, но никто толком не понимал, как прийти к тому положению, что так дальше жить можно и нужно. Изменений хотели все, но своих и по-своему. Элита раскололась. И не только на реформаторов и консерваторов, как тогда многим представлялось, а на гораздо более мелкие группы. И в этом была первая из многих причин того, что так называемая перестройка не удалась.

Вторая и, на наш взгляд, более важная причина состояла в том, что никто, в том числе и Горбачев, не представлял всей огромности задачи. Более того, отсутствовал, по каким причинам — это отдельный вопрос, выработанный взгляд на цели и пути их воплощения. Даже сам весьма популярный термин “перестройка” отражал это непонимание. Ведь страну, общество нужно было не перестраивать, а менять полностью и строить на других принципах. Не стены нужно было в этом доме обновлять, переносить на новое место и видоизменять несущие конструкции. Исторические стрелки, когда это было еще возможно, СССР давным-давно пропустил, и с этим ничего нельзя было поделать. Режим нужно было разрушать до основания, а параллельно строить новый. Задача не только очень сложная, но едва ли выполнимая.

Можно только поражаться идеализму и даже наивности Горбачева и его единомышленников. В конце ХХ века они хотели возродить некое подобие НЭПа. Перед их глазами был опыт Китая и в какой-то мере — Югославии Тито. Отсюда крайне неудачное копирование чужого опыта с избранием коллективом руководства предприятиями. Ничего это не дало и дать не могло, но волна дестабилизации экономической жизни уже началась. Попытка без серьезной подготовки заимствовать опыт Китая в виде планируемого развития кооперативного движения также не удалась. Более того, существенно расшатала финансовую систему. Страна накачивалась деньгами, товары сметались с полок, раздражение населения росло, и выливалось это на инициатора реформ.

Горбачев не отличался системностью мышления, но в начале своей деятельности демонстрировал исключительную смелость в политических реформаторских начинаниях. Исторический Первый съезд народных депутатов СССР вся страна смотрела как необычайное политическое шоу, своего рода сериал. Гораздо более захватывающий, чем мексиканское или бразильское “мыло”. Внезапно разговоры в узком кругу вышли на широкий простор, приобрели огромную аудиторию. Возник значительный реформаторский потенциал. Впервые в советской истории появилась возможность объединить усилия сверху и снизу. Хотя на съезде господствовало агрессивно-послушное большинство, тем не менее, сложилось реформаторское меньшинство, моральным лидером которого был академик Андрей Сахаров. Как вспышка молнии, возникла возможность, опираясь на это консолидированное меньшинство, перехватить инициативу у консервативного партийного аппарата и начать углубление реформ. Механизмом мог стать подготовленный академиком Сахаровым проект новой “Конституции Союза Республик Европы и Азии”. Вместе с проектом “Закона о власти”, отменявшим монополию КПСС на управление страной, это создавало реальную основу нового Союза. Это уже был бы не СССР, но давало шанс на сохранение большой страны. Теперь мы понимаем, что уже тогда такая возможность была не очень большой, но она существовала.

Не очень важно, по каким причинам Горбачев этой ускользающей возможностью не воспользовался. Наверное, для него было большим разочарованием, что съезд не консолидировал общество вокруг перестроечного руководства КПСС и возникновение на нем демократической оппозиции. Политическое руководство во главе с ним просто не знало, что в таких условиях нужно делать. Тут причина психологическая. Страшила сама возможность потери власти, боязнь углубления процесса реформ, и самое главное — неясность конечного результата. Ведь ничего такого в самом начале не предполагалось. События стали развиваться по собственной логике. И вместо того чтобы возглавить процесс, Горбачев начал лавировать между различными группами в партийном и государственном аппарате. А это был прямой путь к поражению. Колебания при проведении реформ, стремление не испортить отношения со всеми приводят, в конце концов, к полному фиаско.

И все это происходило на глазах у всей страны. Транслировавшийся в прямом эфире эпизод с Андреем Сахаровым, пытающимся изложить депутатам свой конституционный проект, и с Горбачевым, пытающимся прогнать Сахарова с трибуны, подорвал авторитет главного реформатора, как он себя считал. Оказалось, что в стране есть и другие реформаторы, и не менее авторитетные. Партийный режим на Первом съезде потерпел жесточайшее поражение в открытом состязании с немногочисленными демократами. И уже с ними очень многие связывали надежды на перемены. Так начался закат Горбачева-реформатора.

Гласность, а потом и отмена цензуры — большая заслуга юбиляра. Но и проблем это породило очень много. Одна из них — национальная. Центробежные тенденции в союзных и автономных республиках были давно, но до поры до времени их сдерживали железные партийные обручи в опоре на военную силу. Мы не будем перечислять многочисленные национальные конфликты. Они хорошо известны. О том, что СССР как государство в его тогдашнем виде себя исчерпал, стало ясно уже на Первом съезде народных депутатов. Застрельщиками выступили делегации прибалтийских республик. Особенно поразило многих, что наряду с демократами из народных фронтов в этих демаршах участвовали и партийные руководители. В республиках Балтии явно, а в других более скрыто партийная номенклатура поняла, что нужно спасаться с тонущего корабля и попытаться спасти то, что еще можно. Горбачев этого не понял и продолжал убеждать давно для себя все решивших прибалтов в преимуществах общей коммунальной квартиры. А на его угрозы экономической блокады был дан вполне четкий ответ: “Лучше быть голодным, но свободным”. И когда в Литву перестали поставлять нефть и бензин, это был фактически жест отчаянья, так как московское руководство расписалось в том, что справиться с развалом СССР оно не в состоянии. И в этом ничего не могли изменить захват телецентра в Вильнюсе или стрельба на улицах Риги. Наоборот, кто еще сомневался, тот понял, что ничего хорошего от этой страны ждать не приходится и надо из нее уходить — чем скорее, тем лучше. Не случайно весной 1991 года во время подготовки нового союзного договора представители стран Балтии в этих заседаниях не участвовали. А потом вышла из рублевого пространства Россия. И выходили они из СССР гораздо раньше, чем собрались Ельцин, Кравчук и Шушкевич в Беловежской Пуще.

В начале перестройки Горбачев приехал в Днепропетровск. После ритуальных посещений Южмаша и металлургического завода им. Петровского в обкоме партии он выступил перед партийно-хозяйственным активом. Передовики производства докладывали об успехах ускорения развития страны, отмечали отдельные недостатки. Специально подготовленные знатные люди задавали заранее известные вопросы и не очень интересовались ответами на них высокого гостя. И напрасно. В своем выступлении генеральный секретарь остановился на опасности национализма и стремлении некоторых неназванных разрушить братский союз. Уже тогда он напомнил собравшимся, что у него жена и мать украинки, и разрезать границами по живому невозможно. Через некоторое время он те же слова повторял в Литве и Латвии. Повторяет их и сейчас, спустя много лет. Неужели ничего не добавилось в понимании Украины? С некоторой модификацией, с учетом современных условий это прозвучало на его пресс-конференции в Москве и в интервью газете “Сегодня”. “Все-таки мы родственный народ. Вот сейчас вы вышли на то, что у вас государство... Но я рассчитываю, что будет единое экономическое пространство. Что такое экономическое пространство трех славянских стран и Казахстана — это 80% потенциала СССР. Сейчас так важно иметь этот вес”. Вес иметь нужно, только почему-то все сейчас ведут борьбу с лишним.

Лилия Шевцова, в свое время весьма критически относившаяся к Горбачеву, писала в московской “Новой газете”: “Мечтал ли он о “социализме с человеческим лицом”, как полагают многие? Видимо, он был искренен, когда считал, что “больше демократии — больше социализма”. Тогда еще не было исторического опыта, который бы доказал, что это невозможно. В любом случае, он знал (не мог не знать), что перестройка советской системы — это не способ упрочить свою власть. И он понимал риск затеянного”. Теперь можно усомниться, что понимал...

Важно не только то, что сделал Горбачев, но и то, чего он не сделал. “Он не отдал приказа провести массовые аресты или ввести войска, как на его месте сделали бы другие. Исходя из личного и политического инстинкта, он не захотел видеть кровопролития”. Эти строки пишет в статье “Троекратное “ура” человеку, который ничего не сделал” в The National Interest журналист Томас де Вааль, работавший много лет в России эпохи Ельцина. Этот журналист также отметил: “Григорий Явлинский был прав, когда на вопрос о Горбачеве он ответил просто: “Горбачев дал нам свободу. Это мы с вами должны решить, что с ней делать. Вот и все”. Когда русские и другие бывшие советские граждане высказывают в отношении него свое негодование, они должны подумать, почему чехи, поляки и эстонцы смогли воспользоваться плодами перестройки, а они этого не сделали. Тем не менее многие из завоеванных в те годы свобод оказались необратимыми. Не самым последним по значимости завоеванием стал прецедент мирного ухода из власти. Горбачев мирно живет в отставке, а его политические наследники правят страной”. И этот вопрос в полной мере касается Украины.

Юрий РАЙХЕЛЬ