Алексей Миллер ответил Киеву

Ранее украинские власти заявили, что хотят сократить закупку российского газа до 27 млрд кубометров. Анна Казакова обсудила новость с директором Института энергетики и финансов Владимиром Фейгиным.

— Как вы полагаете, как сейчас Украина будет действовать в этой ситуации?

— Украина обратилась с таким предложением. Предложение действительно противоречит тому, что написано в контракте. На чем оно может быть основано — например, на некоторой оптимизации, которую она может проводить. В этом году, зная, что скоро цены будут расти: к концу года они очень вырастут и в Европе, и для Украины —— они могут увеличивать закачку газа в подземные хранилища, заниматься какой-то еще оптимизацией этого дела. У них огромные хранилища — это реально. И они могли это делать: в период, когда цены ниже, использовать эти возможности и планировать снизить потребление, когда цены окажутся выше. Они предпринимают и другие шаги, чтобы изменить условия контракта, то есть долгосрочно обезопаситься от таких ценовых подъемов.

— У них вообще есть шансы это сделать, есть ли какие-то рычаги давления на “Газпром”?

— Нет, я таких шансов, откровенно говоря, не вижу. Не хочется вспоминать, но, конечно, были шансы, связанные с неприятными инцидентами, отражавшимися на стабильности экспортных поставок. Я надеюсь, что этого не будет. Это все-таки было прежнее время, когда не было долгосрочных договоров, когда не было таких ясных формул. И на этой неопределенности можно было как-то пощекотать нервы партнеру. Не думаю, что это сейчас будет применяться, и в силу того, что отношения стали как-то гораздо более стабильными, это может быть плохо воспринято в Европе. Я считаю, что этого не произойдет, но как-то пытаться влиять, будоражить эту тему — будут, конечно. Причем применяются, вы же знаете, и другие методы.

— Кстати по поводу методов. В марте Владимир Путин выступил с критикой принципа “бери или плати” и заявил о возможном отказе “Газпрома” от штрафов по контрактам. Возможно ли, что сейчас активизируется обсуждение этого вопроса и вообще отменят этот принцип?

— Я, честно говоря, не помню, чтобы российское руководство было против принципа “бери или плати”. По-моему, это вы сказали не очень точно. Это один из основных компонентов долгосрочных контрактов. Если этого принципа не будет в какой-нибудь форме, тогда роль долгосрочных контрактов резко снизится.

Ведь зачем нужны контракты — в частности, для того, чтобы те, кто финансирует крупные проекты, видели, что здесь есть гарантии минимальных объемов. Если они предполагают нефтяные цены —— уровень газовых цен от них зависящих —— то они могут примерно представить себе, какие в худшем случае будут поступления. Если этих гарантий нет, то никаких ограничений снизу на то, что будет по контракту, нет. Контракт перестанет выполнять свою функцию.

— А что это вообще за условие “бери или плати”?

— Условия могут быть разные в разных типах контрактов, но суть их примерно такая: предположим, мы с вами заключили контракт на 10 лет на то, что примерно 10 млрд кубов ежегодно вы мне будете поставлять. Как правило, около 70% этого объема — это гарантированные поставки, то есть 7 млрд я обязан забрать. Если я не заберу в какой-то год, там есть некоторые правила переноса на следующий год, но я должен буду все равно заплатить определенную стоимость этого газа, даже если я его не купил. Но это учтется в следующем году. То есть это механизм стабилизации реальных отборов. Там обычно есть механизмы возможного увеличения отборов. Если вам понадобится больше, как правило, предусматривается гибкость норм. Есть самые разные механизмы гибкости.

— А кроме “Газпрома” этот принцип кто-то использует?

— Да, конечно. Это традиционный принцип в континентальной Европе. То есть кроме Великобритании в Европе контракты, как правило, по-прежнему построены на принципе “бери или плати”. Он не нами изобретен, вообще говоря.