Адвокат Pussy Riot Марк Фейгин: “Проблема не в приговоре, а в отсутствии правосудия”

В 1994 г., в возрасте 22 лет, он стал депутатом Государственной думы, где занимался вопросами местного самоуправления. Марк Фейгин был одним из авторов и разработчиков первой редакции федерального закона “Об общих принципах организации местного самоуправления в РФ”.

После окончания депутатского мандата Марк Фейгин успешно занимался журналистикой — он издавал газету “Числа”, выходившую в Самаре, а за серию статей, посвященных отношениям между постсоветскими государствами, в 1998 г. получил премию журнала “Новый мир”. На протяжении 10 лет, вплоть до 2007 г. был заместителем главы администрации Самары, шестого по численности населения города России. Г-н Фейгин продолжает бороться за права местного самоуправления, выступает за объединение всех политических сил, добивающихся установления общественного контроля за действиями власти. В январе 2012-го он стал одним из создателей и лидеров Российского политического комитета, объединившего политиков и общественных деятелей, которые считают своей первоочередной задачей формирование социально-экономической и политической программы оппозиционных сил.

В последнее время Марк Фейгин, как и многие другие участники оппозиционного движения, имеющие опыт адвокатской работы, оказывает содействие тем, кто был арестован за причастность к протестным акциям.

Как адвокат обвиняемых он принимал участие в одном из самых громких российских субедных процессов последнего времени, который завершился 17 августа вынесением обвинительного приговора. Девушки из группы Pussy Riot, устроившие 21 февраля “панк-молебен” в одном из главных храмов России, получили по два года тюремного заключения.

— Марк Захарович, ваша позиция относительно приговора известна. Вы не считаете приговор справедливым, а суд законным. Однако так до конца и непонятно, а зачем вообще понадобился этот судебный процесс? Зачем нужно было привлекать к нему внимание, заключая подсудимых под стражу? Для чего власть участвовала в организации информационной шумихи? Чего она этим хотела добиться?

— Анализируя то, что произошло, можно сказать, что никакого долгосрочного плана у власти изначально не было. Она вполне могла спустить дело на тормозах, если бы девушки не организовали свое выступление на заключительном этапе президентской кампании.

Владимир Путин стремился привлечь избирателей намеками на то, что в скором времени будет восстановлена советская патерналистская система внутри страны, в сам он в качестве лидера государства приступит к возрождению Советского Союза, втягивая бывшие советские республики в сферу экономического и политического влияния России. Поэтому окружение Путина не могло простить публичный выпад в его адрес. Оно считало своим долгом показать свою силу как конкурирующим группам внутри элиты, так и самым широким общественным слоям. Все должны были усвоить, что президент теперь становится подлинным национальным лидером, над которым нельзя насмехаться.

Поэтому первоначальная относительно мягкая реакция быстро уступила место жестким мерам, и за неделю до президентских выборов девушки, принимавшие участие в акции в храме Христа Спасителя, были арестованы.

Подобное поведение власти является лучшим доказательством того, что выступление девушек представляло собой политический манифест. Возможно, по своей форме он получился не совсем удачным, но это уже другой вопрос. Оценивать их акцию можно только с этой точки зрения. Она открыто направлена против стремления власти использовать церковь в собственных целях, для подавления и порабощения общества.

Но суд сумел не заметить ясного и очевидного политического заявления. Поскольку власть не могла признать, что Путин стал объектом политической критики, подрывающей образ “национального лидера”. Однако очевидная политическая подоплека акции в храме Христа Спасителя привела к тому, что процесс принял для власти неожиданный оборот. Власть оказалась в центре скандала, угрожающего ее позициям на международной арене, поскольку российский президент предстал в глазах европейского и американского политического сообщества в качестве человека, жестко карающего за критику и насмешку.

С точки зрения западных политических деятелей, это проявление некоторой неадекватности российской власти, которая может стать препятствием для ее партнерских отношений с США и Западной Европой. Причем российская власть, насколько я могу судить, осознала это. Однако она уже не могла отказаться от своей нынешней линии поведения и отпустить участниц группы Pussy Riot, приговорив их, допустим, к условному лишению свободы.

Власть боялась, что подобный шаг будет воспринят как проявление слабости, несовместимое с тем образом новой идеологической силы, который создается на протяжении последних месяцев. Представители президентского окружения видят Путина наследником советских политических традиций, выступающим с патерналистских позиций по отношению к лояльному большинству общества и жестко расправляющимся со всеми, кто пытается подорвать народное доверие к власти. Действуя в рамках этой логики, девушек можно было только посадить.

— Что же тогда значит фраза Путина о том, что наказание не должно быть слишком тяжелым? Почему она не произвела никакого впечатления на суд?

— Властная вертикаль, созданная нынешним президентом, не придает никакого значения фразам, тем более явно сказанным в расчете на “внешнюю” аудиторию. Руководством к действию являются только прямые указания, а их суд, разумеется, не получил. Поведение судьи после высказывания Путина не изменилось. Она продолжала игнорировать наши ходатайства, открыто нарушала уголовно-процессуальный кодекс, явно выступала на стороне обвинения.

Возможно, если бы у власти была единая политическая стратегия, которой были бы подчинены действия различных государственных институтов, то тогда линия поведения время от времени менялась бы в соответствии с изменением объективных обстоятельств. Но российская правящая элита так и не сумела выработать сколько-нибудь цельную стратегию. А потому властные структуры действуют в рамках общих базовых установок, которые могут корректироваться только прямыми указаниями сверху. А они так и не поступили.

— Однако решение, вынесенное судом, явно вредит международной репутации Путина. Может быть, он все же не контролирует судебную вертикаль, и она обладает определенной самостоятельностью?

— Это исключено. На характер приговора, как мне кажется, повлияло два фактора.

Во-первых, личностные особенности Путина. Как известно, его, с одной стороны, угнетает оперативное управление, с другой — захватывает ощущение борьбы и противостояния. Если бы девушки начали извиняться и каяться, соглашаясь с предъявленными им обвинениями, то, возможно, приговор был бы мягче. Но они настаивали на сугубо политическом характере своей акции, заявляли, что она была направлена исключительно против Путина.

Во-вторых, чрезвычайно высокой оказалась степень ответственности, и те, кто готовил решение по делу о “панк-молебне”, это хорошо осознавали. Это дело повлияло на восприятие российской власти и внутри страны, и за рубежом. Оно уже привело к серьезным экономическим последствиям: начался отток инвестиций, российские корпорации теряют огромные средства. Интересно, что произошло это в результате приговора, вынесенного трем молодым женщинам, жившим всегда крайне скромно и никогда деньгами не располагавшим.

Понятно, что решение такой важности не могли принять ни судья Сырова, ни председатель Московского горсуда Ольга Егорова, которая, как мне кажется, выступала лишь в качестве передаточной инстанции, взаимодействуя с президентскими референтами. Безусловно, в российских судах понимают, что хочет власть, и не нуждаются в дополнительных сигналах. Но если бы Путин захотел, он мог бы легко обеспечить более мягкий приговор.

— Но, не сделав этого, он поставил под угрозу свое любимое детище — Олимпиаду. Как думаете, власть понимает, что может столкнуться с угрозой бойкота?

— Конечно. Но даже если призывы к бойкоту примут массовый характер, власть не освободит участниц группы. Она пойдет на какие-то уступки только в том случае, если они не будут восприниматься как слабость. Поэтому в суде более высокой инстанции приговор, скорее всего, снизят на полгода, а затем девушек выпустят по условно-досрочному освобождению. Если кампания в их защиту действительно превратится в угрозу для нормального проведения Олимпиады, это произойдет весной 2013 г. Если нет, то осенью. Но в любом случае это не будет выглядеть как победа над системой.

— Зачем власть втянула в историю с Pussy Riot православную общественность? Осознавали ли организаторы процесса, что превращение православных верующих в сторону обвинения нанесет ущерб церкви?

— Мне кажется, главная причина этого заключается в том, что патриарх вызывает недовольство у окружения Владимира Путина. Предстоятель РПЦ пытался вести самостоятельную политическую игру и внутри страны, и на постсоветском пространстве (особенно в отношениях с Виктором Януковичем), и на международной арене (как известно, патриарх является последовательным сторонником диалога с католической церковью).

Политическая самостоятельность патриарха, его визиты в Беларусь, Украину и Молдову, по всей видимости, вызвали у властной группировки своеобразную ревность. Информационная кампания против патриарха началась еще до дела Pussy Riot. В ход пошли и дорогие часы, и престижная квартира, которые были призваны подорвать не столько доверие верующих, сколько авторитет православной церкви в обществе.

Не стоит забывать и о том, что у этой кампании может быть экономическая подоплека. Принята программа по строительству в Москве 200 церквей. На нее выделяются огромные средства, а подряды Кирилл хотел отдать группе, связанной с прежним московским руководством. Советником патриархии по строительству был назначен Владимир Ресин — в прошлом ближайший соратник Юрия Лужкова.

— Организаторы этой кампании осознают, что они не только дискредитировали церковь, но и подорвали доверие к политической и судебной системе государства?

— Мне кажется, что у нашей правящей элиты наступила атрофия политического чувства. Она целиком сосредоточена на собственных краткосрочных интересах и ради их реализации легко готова пожертвовать не только Олимпиадой или репутацией церкви, но и государственными институтами.

Меня пугает не столько приговор, вынесенный моим подзащитным, сколько отсутствие в России авторитарного следствия и суда. Их подменили произвол и беззаконие, на которых не может держаться ни одна политическая система. Подобная пустота царит и в других сферах общественной жизни. А значит, за тонким фасадом стабильности готовится взрыв, повод для которого в нынешних условиях легко отыщется.

Дмитрий ГАЛКИН