Впрочем, большинство российских историков, да и власть имущих все-таки признали, что голод 1932—1933 годов стал следствием политики коллективизации, но при этом в России многие отрицают преднамеренность этого “явления”, убеждая, что просто случайно перегнули палку. И практически все в один голос твердят, что бедствия постигли не только украинцев, но и представителей многих других народов СССР. И уж чего категорически не воспринимает российская историческая наука, так это определение Голодомора как геноцида.
В России считают, что даже если кто и преднамеренно истреблялся голодом, то исключительно по социальному признаку — принадлежности к крестьянству. А вот украинские историки указывают, что, во-первых, жертв голода 1932—1933 годов было больше всего именно в Украине, а во-вторых, это было следствием сталинской национальной политики, направленной в случае с УССР не просто против крестьянства, но именно против украинского крестьянства. В конце концов, есть украинский закон, назвавший Голодомор геноцидом, а украинский суд признал виновными в этом преступлении Сталина и других тогдашних советских чинов. То есть, чтобы адаптировать украинские учебники в вопросе Голодомора к российской исторической концепции, нужно отменить закон и судебный приговор, иначе издавать книги под новой редакцией будет противозаконно.
В том же русле, что и Голодомор, российская история склонна рассматривать сталинские репрессии против украинской интеллигенции. Мол, по всему СССР уничтожались лучшие представители науки и культуры, а то, что кто-то говорит про украинское “Розстріляне Відродження”, то это от лукавого. Таким образом, русская историография опять-таки пытается лишить Украину какой-либо уникальности исторической судьбы и даже в трагических страницах пристегнуть украинцев к обозу русской истории. Но если в случае с той частью Украины, которая осталась после 1917 года в орбите влияния России, российские историки еще как-то находят аргументы для разговоров об “общности исторической судьбы”, то в случае с Западной Украиной, попавшей под “освобождение” только в 1939 году, подобная риторика не выдерживает никакой критики. Поэтому в России предпочитают не рассуждать ни о репрессиях в Западной Украине, ни о ликвидации УГКЦ, которую Московский патриархат не желает признавать и поныне.
В целом в российской науке к Сталину и его правлению относятся двойственно. Лучше всего это выразил президент РФ Дмитрий Медведев, который заявил: “Несмотря на то что он (Сталин — Ред.) много работал, несмотря на то что под его руководством страна добилась успехов, то, что было сделано применительно к собственным людям, не может быть прощено”. Как тут не вспомнить скандал, когда в одном из российских учебников истории появилась трактовка деятельности Сталина как “эффективного менеджера”. А вот украинская историческая наука не оценивает Сталина иначе, чем одного из величайших преступников XX века.
Олег ТУРОВСКИЙ