Совладелец “Белона” Андрей Добров: “Я отказался от размещения собственного пакета ради компании”

Совладелец “Белона” Андрей ДОБРОВ решил не продавать собственные акции, чтобы его компании досталось больше денег.

В разгар кризиса на российском фондовом рынке Андрей ДОБРОВ пытался объяснить инвесторам, почему им надо вкладывать деньги в угольную компанию из Сибири. Несмотря на плохую конъюнктуру, Доброву удалось продать акции “Белона” по приемлемой цене, хотя ему и пришлось отказаться примерно от 35 млн. долларов, которые предприниматель из Новосибирска надеялся выручить, продав 8% из собственного пакета акций.

— В июле “Белон” первой из российских угольных компаний провел размещение акций. Почему это было частное размещение, а не IPO?

— Я считаю, что это было именно IPO, а не частное размещение. Более того, по моему мнению, это было первое IPO угольной компании в России. Инвесторам были предложены вновь выпущенные акции компании, зарегистрированные для торгов в РТС. Размещены они были среди широкого круга инвесторов. Вся подготовка была сделана в соответствии с условиями проведения IPO. Мы соблюдали и продолжаем соблюдать все требования публичного рынка по раскрытию информации. Для нас это была тренировка перед будущим размещением на западной бирже.

— А насколько хорошо разбирались в угле потенциальные инвесторы “Белона”?

— Кто-то разбирался, а кто-то и нет. Для многих история российской угольной промышленности была просто открытием. Кроме “Мечела”, который позиционирует себя как стальную группу, на рынке больше не было угольных компаний. Поэтому мы были пионерами, нам пришлось открывать угольную отрасль для инвесторов.

— “Белон” проводил размещение на фоне сильного падения рынков. Вместо 25% компания смогла продать лишь 13%. Как вы оцениваете итоги размещения?

— Я считаю, что мы провели его достаточно успешно. Ведь конъюнктура рынка была очень плохая. Когда мы выехали на road show, никто не мог предположить, что вскоре произойдет такое резкое падение рынка. Ничто не предвещало никаких проблем. Но если мы начинали road show при очень благоприятных условиях, то его завершение (13 июня) пришлось на самый пик падения рынков. В течение дня индекс РТС упал на 10%, а в целом за 10 дней — и того больше: на 30%; на рынке была большая паника, был колоссальный отток капитала. Я называю этот день черным вторником. Из-за падения рынка около 17 IPO российских и зарубежных компаний были вообще отменены или перенесены. То, что на таком фоне состоялось первое размещение угольной компании, я считаю удачным.

— Почему нельзя было отложить размещение, как это сделали другие компании?

— Все очень просто. Мы разместились ближе ко второй половине июля. Дальше наступает август — мертвый сезон для инвесторов. А для размещения в сентябре, октябре уже надо заново готовить международную отчетность, переписывать проспект, готовить много новых документов. Тогда бы мы вообще ушли на конец года. Мы долго общались с нашими инвестбанкирами, разговаривали с инвесторами и приняли решение сократить размер пакета. Изначально планировалось разместить до 25% акций и получить в результате размещения около 100 млн. долларов, а в итоге за 13% получили $57 млн. Фактически размещение прошло по той же цене, что и предполагалось. Инвесторы смогли купить акции допэмиссии — 13%, а я отказался от размещения моих личных акций — 8%.

— Почему вы хотя бы часть их не продали?

— Я отказался от размещения части собственного пакета ради компании, чтобы привлечь средства для ее развития. Я “Белону” отдал почти 16 лет своей жизни, и для меня было очень важно довести размещение до разумного конца. У компании большие планы, нужно было привлекать ресурсы для выполнения инвестпрограммы на ближайшие несколько лет. “Белон” сейчас очень сильно недооценен, и, после того как все наши планы будут реализованы, компания примет совершенно другой вид.

— Рынок оценил “Белон” почти в 440 млн. долларов. Вы считаете эту оценку справедливой?

— Если бы мы размещались в марте-апреле, то, вероятно, “Белон” был бы оценен дороже. Тогда поглощалось все, любая российская компания продавалась на ура, с очень большой премией. Но тем не менее я считаю оценку в 437 млн. долларов справедливой. В моем понимании через 2-3 года “Белон” будет стоить в районе 800-900 млн. долларов. Это скромная оценка.

— Как вы считаете, сохранится ли в ближайшие несколько лет интерес инвесторов к российским угольным IPO?

— Российская угольная отрасль для инвесторов была неизвестна. Но при этом все видят перспективу развития сырьевого бизнеса, инвесторы понимают, как развивается угольное направление в Австралии, Китае и США. Мы пытались донести до них мысль, что у российской угольной отрасли есть большой потенциал развития, она недооценена. Нам показалось, что нам удалось это сделать. Вопрос только в том, насколько наши компании готовы быть открытыми и отвечать требованиям инвесторов.

— У “Белона” есть независимые директора, отчетность по МСФО ведется уже восемь лет. Как еще вы готовили компанию к размещению?

— Нужно было сформировать структуру собственности, понятную для приобретения. Мы учредили 10 компаний, зарегистрированных на Кипре, которые формально и стали собственниками “Белона”. Таким образом, мы еще и обезопасили себя от возможных проблем в будущем — в том числе поглощений.

— А кто является основным бенефициаром компании “Белон”?

— Те 87%, которые остались после размещения, принадлежат мне.

— Как вам удалось сосредоточить все акции компании в своих руках?

— Ничего удивительного здесь нет. Во-первых, у компании серьезная история. Сначала у “Белона” было более 200 акционеров, даже точно сейчас не вспомню, сколько именно. Это были юридические и физические лица. Какой-то резкой скупки не было. Например, у юрлиц выкупали акции по решению совета директоров, на это выделялись специальные ресурсы. У физических лиц акции также выкупались постепенно. Только в один момент, в 1998 г. при попытке поглощения нашей компании, было принято решение сосредоточить акции у менеджмента, выкупив часть у работников компании. Эта скупка проводилась на личные средства собственников, при этом нам удалось собрать все 100% акций. Затем уже были выкуплены акции и у менеджмента компании. Окончательно пакет был консолидирован в 2005 г. — это было сделано в том числе в связи с предстоящим размещением, чтобы быть более понятными и прозрачными для инвесторов.

— Но еще год назад вы и ваша супруга Татьяна примерно в равных долях владели компанией. Почему сейчас все акции сосредоточены в ваших руках?

— На семейном совете мы решили, что я буду бенефициаром оставшихся акций.

— В 2005 г. “Белон” добыл больше 3 млн т коксующегося и энергетического угля. Будете наращивать добычу?

— К 2008 г. компания будет добывать около 7,5-8 млн т энергетического и коксующегося угля. А в 2010 г. — уже 10 млн т. Через 2-3 года мы хотим на 100% сформировать собственную ресурсную базу по коксующемуся углю и довести ее до 5,5-6 млн т к концу 2009 г. Тогда мы будем полностью сбалансированны: сколько производим, столько перерабатываем. По энергетическому углю к концу 2008 г. — до 3 млн т, к 2010 гг. — до 6 млн т.

— Много придется инвестировать в увеличение добычи?

— Программа инвестиций колоссальная: с 2002 г. до конца 2006 г. мы вложили 240 млн. долларов, в ближайшие три года собираемся вложить еще около 300 млн. долларов.

— Как будете привлекать средства?

— В этом году мы уже получили 57 млн. долларов в результате размещения акций, провели облигационный заем на 1,5 млрд руб., планируем еще один — на 2 млрд руб. Плюс собственная прибыль и дополнительные заемные средства.

— А почему “Белон” занимается и энергетическим, и коксующимся углем одновременно?

— Крупнейшие мировые горнорудные компании — BHP, Rio Tinto, Xstrata — играют на двух рынках сразу: энергетического и коксующегося угля. Это рынки с разной структурой, поэтому особой зависимости по ценам друг от друга у них нет. Нам развитие в двух направлениях позволяет быть сбалансированной компанией и не так сильно зависеть от колебаний на каждом из этих рынков.

— А как будут вести себя цены на уголь в ближайшие годы?

— Давать прогнозы по ценам — самое неблагодарное дело. Если бы я знал все цены, то чувствовал бы себя на рынке более спокойно и уверенно. По прогнозам нашей компании, цены на коксующийся уголь сейчас должны стабилизироваться и в будущем будут немного расти — вместе или чуть опережая уровень инфляции.

Энергетический же уголь будет дорожать быстрее. Одна из причин — газа в России не хватает, и цены на него вырастут. По нашим расчетам, для энергетиков уголь становится выгоднее перерабатывать при цене на газ более 50 долларов за 1000 куб. м. А сейчас звучат заявления, что газ будет стоить минимум 80 долларов. У России колоссальные запасы угля — их хватит еще на 400-500 лет, но его доля в производстве электроэнергии составляет около 25%, а газа — 70%. В мире же в среднем доля угля составляет 40%, а, например, в Польше — вообще 80%. Мировое потребление энергетического угля к 2010 г. также должно увеличиться примерно на 1 млрд т угля в год, т. е. на 25%.

— А как в России обстоят дела с добычей энергетического угля?

— Реально существует профицит производства. Но по большей части это уголь не очень высокого качества, он практически не обогащается и в таком виде поставляется на электростанции. А западный рынок требует более качественного продукта. “Белон” движется как раз в этом направлении: мы строим крупнейшую обогатительную фабрику в России (на шахте “Листвяжная”), которая и будет заниматься переработкой энергетического угля. Переработка рядового угля на ней составит около 6 млн т в год. Планируем запустить фабрику в 2007 г.

— Этот уголь будет поставляться на экспорт?

— В большей степени на экспорт. Мы и сейчас экспортируем уголь, но в большинстве своем необогащенный.

— А коксующийся уголь тоже идет на экспорт?

— Объем производства коксующегося угля у нас недостаточно велик, чтобы заниматься экспортом. Мы поставляем его только на внутренний рынок.

— Вы работаете по долгосрочным контрактам?

— Долгосрочные контракты в угольной отрасли начали заключаться только в 2004 г. В этом году “Белон” и “Распадская” выступили с инициативой заключать пятилетние контракты. С НЛМК и “Металлоинвестом” об этом уже договорились, планируем договориться с ММК. Это по коксующемуся углю. А по энергетическому — каждый год участвуем в тендере на поставку угля на электростанции. Сейчас прорабатываем с нашими партнерами на Западе — итальянскими и английскими компаниями — возможность заключения тех же пятилетних контрактов уже под новую фабрику.

— Зарубежные активы вас интересуют?

— Это соответствует нашей стратегии развития. Мы смотрим на недооцененные предприятия — в основном в Восточной Европе: Румынии, Болгарии, Польше, Черногории, Сербии.

— Как вы считаете, возможна ли сейчас консолидация в угольной отрасли России?

— Она уже идет полным ходом: на рынке работают крупные игроки — СУЭК, “Южный Кузбасс”, “Южкузбассуголь”.

— А еще большая консолидация возможна?

— Если бы угольная отрасль производила конечный продукт, тогда можно было бы говорить об объединении именно угольщиков. Но уголь — сырье. Поэтому в большой степени вероятна консолидация через интеграцию с крупными металлургическими компаниями и энергохолдингами. Как, например, сейчас делает “Евраз”: он уже приобрел пакеты в “Южкузбассугле” и “Распадской”, купил угольные активы в Якутии. Таким образом, большой металлургический холдинг начинает собирать активы в коксующемся угле.

На этот вопрос нужно смотреть еще и с другой стороны. Приватизация угольной отрасли проводилась так: была возможность что-то купить — люди покупали. Если бы покупки совершались целенаправленно, мог бы сформироваться мощный угольно-металлургический холдинг. Но такой возможности не было, и угольные активы тогда не были такими привлекательными, как сейчас. Когда “Белон” начал покупать угольные активы, мало кто верил, что из этого вообще может получиться бизнес.

— Почему?

— Уголь никогда не считался сверхдоходным бизнесом, тем более что угольная промышленность всегда была дотационной. Угледобывающие предприятия строились в расчете на будущие дотации. А сейчас в отрасль пришли профессиональные менеджеры и строят эффективные частные компании.

— “Белон” был первой компанией, которую вы основали?

— Нет, к моменту создания “Белона” у нас уже был опыт работы в бизнесе, в Новосибирске у нас было много разных предприятий. Свою первую компанию я создал еще при комсомоле в 1988 г., тогда было принято постановление о первых молодежных хозрасчетных центрах. Позднее на базе этой компании был создан многопрофильный концерн. Занимались всем: строительством, продажей одежды, продавали все — от ширпотреба до бытовой техники. Мы создали кабельное телевидение — фактически первое в Новосибирске. Открыли один из первых в городе видеосалонов. Период был очень интересный, даже лотерея была. Я не знаю, что в то время не приносило доход.

— В какой момент у “Белона” появился интерес к углю?

— Наша идея заключалась в том, чтобы объединить возможности угольных, машиностроительных и металлургических предприятий. В частности, мы использовали силы новосибирских оборонных предприятий и научных институтов для реконструкции угольных предприятий в Кузбассе. В качестве эксперимента угольщики предложили нам восстановить одну из фабрик — “Чертинскую”, это был наш первый проект, и позднее она вошла в состав группы “Белон”. Пять или шесть лет мы работали практически на всех объединениях Кузбасса — восстанавливали и строили угольные предприятия. С нами расплачивались углем, и его нужно было продавать — фактически тогда мы стали трейдинговой компанией. Позднее уже и сама добыча, и переработка угля стали для нас основным видом бизнеса, ради него решили отказаться от всех других направлений. От непрофильных активов мы начали избавляться в 1998 г., а в 2004 г. у нас их практически уже не осталось.

— А кому вы продавали уголь?

— Когда у нас появился постоянный поток угля, мы поехали к металлургам. В 1991-1992 гг. они как раз испытывали очень серьезный дефицит угля. Нижнетагильский и Новолипецкий меткомбинаты были первыми компаниями, которым мы начали поставлять уголь. В основном с НЛМК мы и работали первые пять лет жизни “Белона”. Потом появились и другие покупатели — Магнитогорский и Орско-Халиловский меткомбинаты.

— Как “Белон” собирал свои угольные активы?

— Первым предприятием, с которого, можно сказать, начала создаваться группа “Белон”, стала обогатительная фабрика “Беловская”. Мы начали работать с ней еще в 1992 г., нашей фабрика стала в 1998 г. В 2001 г. в состав группы вошел “Беловопогрузтранс”, в 2002 г. — обогатительная фабрика “Чертинская”. В 2001 г. на аукционе по “Кузбассуглю”, куда входило много угольных предприятий, мы в альянсе с НЛМК, “Евразом” и “Коксом” получили 49% акций. Контроль в компании получили “Северсталь” и Магнитогорский меткомбинат. В 2003 г. в результате обмена активами с “Северсталью” мы получили шахты “Инская” (“Листвяжная”) и “Чертинская-Коксовая”. В этом же, 2003 году приобрели шахту “Костромовская”. Право пользования разрезами “Новобачатский-1” и “Новобачатский-2” мы получили в 2004 г. на аукционе, а шахту “Новую-2” в 2006 г. купили у ее бывшего собственника — компании “Северсталь”.

— Почему НЛМК, “Северсталь”, ММК, “Евраз” и “Белон” не смогли работать вместе в “Кузбассугле”?

— В аукционе приняли участие только те, кому уголь был необходим, а не те, кто хотел спекулятивно сыграть на повышение и через какое-то время выйти из проекта. Компании, получившие доли в “Кузбассугле”, хотели участвовать в его управлении и в итоге решили разделить активы. Остальные получили деньги и остались довольны, что вышли из этого бизнеса без потерь. Но главное — что мы все очень комфортно разошлись. Это было время очень серьезных корпоративных войн, и именно “Кузбассуголь” показал, что можно договариваться. Мы провели порядка 7-8 деловых встреч полным составом, где сначала встречались первые лица, потом — юристы и специалисты, в итоге нашли взаимовыгодный компромисс.

— У “Белона” есть металлотрейдинговое направление. Когда оно появилось?

— До 1996-1997 гг., в принципе, ни у кого не было денег. Как угольщики расплачивались с нами углем, так и металлурги за поставленный уголь рассчитывались с нами металлом. Поэтому мы были вынуждены осваивать еще одно направление — реализацию металла. В итоге создали серьезную металлотрейдинговую структуру. Сейчас от оптовых продаж, когда мы выступали в роли посредника, мы перешли к мелкому опту, а потом и к рознице. Металлотрейдинг “Белона” сегодня — это 17 площадок по всей стране, от Архангельска до Иркутска, более 5000 клиентов. Мы входим в десятку крупнейших независимых металлотрейдеров России.

— В таком случае “Белон” — это угольная или угольно-металлотрейдинговая компания?

— Уголь занимает в доходной части более 80%. Конечно, мы угольная компания.

— Вам бы хотелось, чтобы ваши дети принимали участие в управлении компанией?

— С точки зрения сохранения бизнеса каждый руководитель хотел бы, чтобы кто-то из детей в итоге занялся управлением компании. Но, с другой стороны, им сначала нужно получить образование, опыт работы. Хотя дети у меня в общем-то хотят заниматься бизнесом. Старшие пока учатся, каждый год проходят практику в моей компании.

— Вы не собираетесь выходить из бизнеса?

— В ближайшие три года точно не собираюсь, многое нужно успеть сделать. Скорее всего во второй половине 2008 г. — начале 2009 г. планируем разместить акции на западной бирже, как вариант рассматриваем Лондонскую фондовую биржу. К этому времени нужно успеть реализовать наши планы, в том числе по инвестпрограмме. Главное — чтобы здоровья хватило выполнить все задуманное.

— А после 2009 г.?

— А после 2009 г. соберемся с новыми акционерами. Сейчас пишем новую программу развития, нынешняя рассчитана на 2003-2008 гг. Дальше посмотрим, насколько нужно будет мое оперативное участие в управлении компанией.

— Какой-нибудь личный бизнес у вас есть?

— Ну если “Белон” не считать личным бизнесом, то больше ничего у меня нет. Времени больше ни на что не хватает.

О компании

“Белон“ — российская угольная компания. Штаб-квартира расположена в Новосибирске, основные активы — в Кемеровской области. Объем добычи угля в 2005 г. составил более 3,2 млн т (в 2004 г. — 2,5 млн т). Выручка по МСФО в 2005 г. — 440 млн. долларов (в 2004 г. — 374,4 млн. долларов ), чистая прибыль — 34,4 млн. долларов (46,2 млн. долларов). Президент компании Андрей Добров контролирует 87% акций, остальные размещены летом 2006 г. среди группы инвестфондов.

Биография

Андрей Добров родился 13 февраля 1963 г. в Алма-Ате (Казахстан). В 1985 г. окончил Новосибирский электротехнический институт по специальности “инженер промышленной электроники”, в 1988 г. — Университет марксизма-ленинизма при Новосибирском обкоме КПСС, в 2005 г. получил диплом MBA в Высшей школе экономики (Москва). С 1983 г. — рабочий по обслуживанию и текущему ремонту зданий в Новосибирске. В 1985 г. избран секретарем комитета ВЛКСМ Новосибирского электротехнического техникума. В 1987 г. стал вторым секретарем Первомайского райкома ВЛКСМ Новосибирска. В 1988-1990 гг. — замдиректора по воспитательной работе Новосибирского электромеханического техникума транспортного машиностроения. Одновременно в 1988 г. стал гендиректором молодежного центра “Импульс”. В 1990-1991 гг. — гендиректор концерна “Смена”. В мае 1991 г. основал и возглавил компанию “Белон”. С 2002 г. — президент группы “Белон”.

Подготовила Ксения РЫБАК