Мы — нумера
Начнем с Евгения Замятина. Еще не закончилась в России Гражданская, а он уже написал роман “Мы” (1920 г.) — антиутопию, намного опередившую и Хаксли, и Оруэлла. Задолго до концлагерей он описывает мир, в котором живут не люди со своими именами, а “нумера” (так пишется это слово у Замятина). Задолго до узурпации власти Сталиным он описывает, как единым государством руководит несменяемый Благодетель, причем народ радостно выбирает его каждый год, голосуя на безальтернативных выборах. И задолго до публичных московских процессов он описал ритуал казни как всеобщего праздника, на котором “нумера” еще теснее переживают свое единство с Благодетелем.
Еще одно поразительное предсказание — что главным делом этого государства становится покорение космоса. Это не какие-то там утилитарные спутники связи, это величественный Интеграл — вызов Вселенной, утверждение собственной мощи, главный идол гражданской религии. 1920 год, напомню, Гагарин еще не родился, а Королев только ходит в школу!
Но даже не в том дело, что Замятин многое угадал. Роман написан в форме дневника главного героя: в самом начале он верный сторонник Благодетеля и строитель Интеграла, но потом в его жизнь врывается несанкционированная влюбленность, он соприкасается с миром старых вещей, начинает сомневаться, попадает в круг смутьянов-вольнодумцев… но находит силы всё преодолеть, отвергнуть эмоции и полюбить Благодетеля. Да, вы правы, это у Замятина Оруэлл позаимствовал основу своего сюжета. И Оруэллу легче было писать, имея перед глазами примеры уже вполне состоявшихся тоталитарных диктатур — а Замятин разглядел их в зародыше, понял, как и почему они подчинят себе волю человека даже без прямого насилия.
Мы — президент
Шестидесятническую повесть Стругацких “Трудно быть Богом” я к пророчествам не отнесу — они просто обобщили опыт тоталитарных диктатур в эпоху их массового вымирания. Обобщение было гениальным, но нового там не сказано практически ничего.
А вот ближе к нашим дням, в 1999 г., появилась пророческая и лучшая, на мой взгляд книга Виктора Пелевина “Generation П” (по ней в вегетарианские нулевые успели и фильм снять). Ее, конечно, можно считать скорее пародией на бурные девяностые, а заодно на конспирологические теории с привкусом психоделиков, но… давайте вспомним основу сюжета. Это история успеха мелкого рекламного креативщика, который как-то незаметно становится правителем Вселенной.
А как? Он понимает одну простую вещь: рекламу создают совсем не для того, чтобы убедить покупателя в чудесных качествах товара, а чтобы потешить заказчика, расчесывая его комплексы. И в какой-то момент, когда первичный капитал уже накоплен, а дети в Гарвард еще не отправлены, возникает у коллективного заказчика острая потребность в “духовности, как в сорок пятом под Сталинградом”, чтобы объяснить себе самому и всему миру, зачем и почему эти деньги. Кстати, слоган “Солидный Господь для солидных господ” — не подвел ли он заранее итоги тому, что мы называли “духовным возрождением”?
Наконец, рекламщики усредняют чаяния народные: компенсировать свежие обиды и восстановить старые обряды, — и создают из ничего нового президента, взяв за основу говорливого всезнающего таксиста. Собственно, на этом и заканчивается книга (но начинается наша новейшая история).
Мы — опричники
А в 2006 г., уже при новом президенте, вышла книга Владимира Сорокина “День Опричника” — про тот идеальный мир, в который нас ведут сторонники “традиционных ценностей” под радостные крики “гойда!” (если кто не помнит, где громче всего звучит у Сорокина этот клич, советую перелистать старые страницы, вас ждет любопытное открытие). Мир западный слишком сложен и непредсказуем, надо бы что-то попроще и пожестче, чтобы в ларьке было только два сорта сыра, и чтобы Государь указывал, что белое и что черное, а опричники следили неукоснительно за исполнением его воли и карали своевольных зажравшихся бояр. И все при деле.
Как и Замятин с Пелевиным, Сорокин не просто показывает какой-то ужасный антиутопический мир — он рисует детальный портрет человека из этого мира, его главную опору и надежду. Почему он такой, какие комплексы и стереотипы заставляют его вести себя подобным образом, и, что самое главное, как и почему общество позволяет себя кроить по его лекалам?
Много было в двадцатом веке тоталитарных и авторитарных режимов в разных странах, много было великих писателей. Но предсказал ли кто-то из них наступление диктатуры? Я таких примеров не знаю, при том, что немецкие писатели точно и подробно описали эту диктатуру и ужасы войны. Но уже постфактум.
Вы скажете: а что толку, если все эти прекрасные книги не предотвратили ни сталинизма, ни того, что мы имеем сейчас? Но задача писателя не в том, чтобы заменить собой всех граждан своей страны. Он лишь предупреждает. В Библию вошли книги пророков, которые говорили своему народу: “если вы не покаетесь, если всё у вас останется по-прежнему — наш народ ждет катастрофа”. Да, власть при молчаливом согласии большинства затыкала пророкам рот — но они хотя бы попытались. Они дали людям шанс, а люди уж сами выбирали, как им воспользоваться.
И однажды, когда всё это закончится, нам предстоит не за памятники и музеи бороться, а восстанавливать разрушенную страну. И для этого, пожалуй, придется перечитать классику и понять: как и почему это случилось? Как мы это допустили?
***
Есть, впрочем, еще одно, совсем свежее пророчество, которое, как я очень надеюсь, не сбудется. Послушал я этим летом “Пост” Глуховского…
Дмитрий Алексеевич, извините, может, хоть вы ошибётесь?
Андрей ДЕСНИЦКИЙ, филолог