“Вирус не разбирается — бедный или богатый”: Сергей Гуриев — о проблеме неравенства во время пандемии

Проблема неравенства в эпоху пандемии

Пандемия коронавируса еще раз показала важность проблемы неравенства. Казалось бы, вирус не разбирается, кто перед ним — бедный или богатый, образованный или неграмотный, выходец из “хорошей” или неблагополучной семьи. Но, как всегда, оказалось, что неравенство имеет значение. Если у вас большой дом, вам легче жить на карантине. Если вы образованны, скорее всего, вашу работу можно перевести в удаленный режим. Если у вас есть сбережения, вам легче пережить несколько месяцев существенного снижения или полной потери дохода — и тем более платить за доставку продуктов, а не ходить в магазин. 

Уже сейчас целый ряд исследований свидетельствует, что во время эпидемии лучше быть богатым и образованным — для того чтобы остаться здоровым. В развитых странах (даже в США) власти принимают экстраординарные меры по обеспечению равного доступа к здравоохранению во время кризиса. Например, как показывает исследование экономистов Колумбийского университета, в Нью-Йорке удалось добиться равной интенсивности тестирования на коронавирус и бедных, и богатых. Тем не менее бедные люди с большей вероятностью выходят на улицу — на работу или в магазин, поэтому риск заболеваемости в бедных районах существенно выше.

Неравенство результатов и неравенство возможностей

Неравенство всегда было важным предметом экономических исследований, но внимание к нему особенно усилилось после кризиса 2008—2009 годов, когда стало понятно, что глобализация и экономический рост 1990-х и 2000-х годов привели к росту дохода не у всех и не в равной мере.

Оказалось, что основной выигрыш от глобализации и технологического прогресса получили наиболее образованные слои западного общества, а также так называемый “глобальный средний класс” — в первую очередь рабочие в Китае и Индии. В то же время “нижний” средний класс в развитых странах столкнулся со стагнацией зарплат и сокращением рабочих мест вследствие автоматизации и конкуренции с импортом из развивающихся стран. Следствием этого стали и протесты Occupy Wall Street, и резкий рост популярности книги Тома Пикетти “Капитал в XXI веке”, и существенный подъем популизма в США и Европе.

Почему западные общества обеспокоены ростом неравенства? Ответ на этот вопрос не так очевиден, как могло бы показаться. Неравенство доходов само по себе необязательно приводит к несправедливости или неэффективности. Например, в социалистической экономике неравенство доходов было гораздо ниже, чем в капиталистической, но плановая экономика не была ни справедливой, ни эффективной. Если всем платят одинаково, какой смысл работать больше и лучше? И что справедливого в том, что те, кто работает больше, получают столько же, сколько и те, кто ничего не делает?

Поэтому неудивительно, что исследователи стали различать неравенство результатов (например, неравенство доходов) и неравенство возможностей. Если обеспечены равные стартовые возможности, то нет ничего несправедливого или неэффективного в том, что более трудолюбивые и талантливые работники заработают больше. Именно поэтому исследователи разделяют неравенство на “справедливое” и “несправедливое”. Целый ряд экспериментов показал, что люди отрицательно относятся только к несправедливому неравенству, а к справедливому — положительно или нейтрально.

Несправедливое неравенство — это в первую очередь неравенство возможностей. Его можно измерить несколькими способами.

Во-первых, это оценки межпоколенческой мобильности — то есть того, насколько доходы детей коррелируют с доходами родителей. Самые точные оценки существуют в развитых странах с обширными базами данных налоговых служб, которые охватывают длительные периоды, — например, в США или Швеции. Тем не менее за последние годы Всемирный банк сформировал и глобальную базу данных межпоколенческой мобильности (Global Database on Intergenerational Mobility, GDIM), которая позволяет оценить межпоколенческую мобильность когорт, рожденных между 1940 и 1989 годами, для 148 стран.

Еще один способ позволяет учесть и другие факторы неравенства возможностей — гендер, расу, этнос, место рождения и т.д. Этот подход заключается в следующем: исследователи рассматривают распределение доходов в стране и вычисляют, какую часть неравенства доходов можно объяснить факторами, на которые человек повлиять не может (образование родителей и их доходы, гендер, этническая принадлежность и т.д.), — это и есть неравенство возможностей. Для всех посткоммунистических стран такие расчеты проведены, например, в докладе ЕБРР о переходном процессе за 2016—2017 годы (EBRD Transition Report).

Последствия несправедливого неравенства

Неравенство возможностей является и несправедливым, и неэффективным. Оно неэффективно, так как человек, родившийся “не в том месте и не в то время”, не может реализовать свой потенциал — тем самым не позволяя реализовать свой потенциал и всей экономике в целом. Оно несправедливо, поскольку фактически предполагает привилегии по праву рождения, которые в современном обществе считаются неприемлемыми.

Соответственно, общество с высоким неравенством возможностей с большей вероятностью будет характеризоваться политической нестабильностью, что также плохо скажется на экономическом росте.

Можно ли утверждать, что неравенство отрицательно влияет на экономический рост? В 1990-х годах был опубликован целый ряд межстрановых исследований, которые показали, что выявить устойчивые корреляции между неравенством и ростом трудно: результаты зависят от выборки стран, периода времени, спецификации эконометрических моделей и т.д. Впрочем, в недавней статье экономисты МВФ Шехар Айяр и Кристиан Эбеке пишут о том, что в этих исследованиях как раз и недоставало данных о неравенстве возможностей, которые появились в последние годы. Они показывают, что в выборке стран с низким неравенством возможностей корреляции между неравенством доходов и экономическим ростом нет — в этих странах неравенство “справедливое”. В то же время в выборке стран с высоким неравенством возможностей есть сильная отрицательная корреляция между неравенством доходов и ростом: чем выше неравенство, тем ниже темпы роста, ведь в этих странах неравенство является несправедливым и неэффективным.

Айяр и Эбеке показывают, что в странах с равенством возможностей даже высокий начальный уровень неравенства доходов не означает отрицательных последствий для экономического роста. Они говорят о необходимости институтов, которые разрывают связь между неравенством доходов (и богатства) и неравенством возможностей. Это институты, которые обеспечивают равенство богатых и бедных перед правосудием, равные возможности богатых и бедных быть представленными в политике и СМИ. Без этих институтов неравенство доходов превращается в неравенство возможностей.

Даже если старшее поколение зарабатывает свое богатство в честной конкуренции, у него есть искушение изменить правила игры, чтобы обеспечить процветание своим детям. В такой ситуации возникает построенная в 2012 году американским экономистом Аланом Крюгером “кривая Великого Гэтсби”, которая показывает, что страны с высоким неравенством доходов (латиноамериканские страны, США и Китай) — это и страны с низкой межпоколенческой мобильностью. Страны, которым удалось избежать роста неравенства возможностей, — это в первую очередь североевропейские страны и некоторые англосаксонские страны, за исключением США. Что у них общего? Демократические институты, свободные (в том числе и от олигархов) СМИ, нетерпимость к коррупции и равный доступ к качественному образованию и здравоохранению.