Судьба меньшинства

 Нашему веку обещали разные конфликты глобального масштаба. Конфликт между богатым Севером и бедным Югом, между мусульманским миром и христианским, между этносами, совершившими демографический переход, и не совершившими, грубо говоря, старыми — малодетными и молодыми — многодетными. Главной парой глобальных соперников уверенно называли США и Китай.

И вдруг вместо всего этого мир оказался так или иначе втянут в конфликт совершенно другого ряда. Это началось как схватка стран — обществ, ближе которых друг к другу не найти, — этнически, конфессионально, лингвистически. Обе сравнимы по богатству (небольшому), обе малодетные.

Впору думать, что на самом деле это гражданская война, но с шансом вырасти в мировую. Такие же по сути бои между Россией и Украиной в 1919-1920 годах стали звать потом именно гражданской войной. У той войны была связь с войной мировой. Она в известном смысле из мировой выросла. К тому же, по сути, в этом конфликте участвовало несколько ведущих мировых держав — и не на стороне России (тогда Советской). А Советская Россия тогда считала, что начинает мировую революцию, которая должна была иметь форму мировой войны.

Вражеский Запад

Что опасность перерастания нынешнего конфликта в мировую войну высока как никогда, сразу после 24 февраля решили очень многие российские обыватели. А многие политики с российской стороны говорят, что третья мировая уже идет. Военное столкновение  с Украиной они называют спецоперацией, а конфликт со странами НАТО, чьи армии в нем не участвуют, мировой войной России с объединенным Западом. Этому комбинированному конфликту присваивали имя гибридной войны, колониальной войны, ее с разных сторон сравнивали со второй мировой, с Великой Отечественной.

Да, неожиданно главным конфликтом мира стал конфликт между Россией и Западом. Его трактуют как битву за деньги: кто будет продавать Европе газ — Россия или США? Его трактуют как битву между этими же державами за гегемонию в Европе или во всем мире.

Несколько лет назад деление на Восток и Запад стали считать анахронизмом. В России меж тем набирали силу политики, которым был нужен ярко очерченный контуром партнер, противник, враг. Они верили, что главное учение о мире это геополитика, наука о национальных интересах, и тогда носитель главной им угрозы — Запад (или “западники”, а потом и вовсе “англосаксы”).

Запад был таким образом сконструирован или точнее реконструирован из понятия “англо-американский империализм”, игравшего ту же роль в годы “холодной войны”.

Един Запад или нет в его собственных глазах, в его собственных понятиях, мы сейчас обсуждать не будем. Нам в данный момент рассуждения важно, что за этим словом и там, на Западе, и здесь, в России записаны определенные ценности и принципы. Им давали имя то европейских, то общечеловеческих, в России то официально признавались в приверженности им, то отрицали как чуждые. Строились даже такие фигуры: Европа, мол, от европейских ценностей отказалась, их хранителем теперь будет Россия. Далее в России пошла пря: будет их хранителем верховная власть, либо будет оппозиционная к ней часть общества (по-старому “демократическая общественность”).    

В настоящее время сторонам не до ценностей. “Запад” проклят и отвергнут российской властью, некоторые страны Запада начали отвечать тем же. От России стали закрываться наглухо.

Лояльная Россия

А что меж тем происходило и происходит в самой России? Сторонники европейских (общечеловеческих) ценностей, люди и их объединения уже довольно давно не в чести у российской власти. Им придумали эвфемистическое название “иностранных агентов”, некоторых теснят по другим статьям, иногда весьма тяжелым.  Их пытались назвать “пятой колонной”, что в глазах называвших предполагало не только инакомыслие, но и определенную меру организованности, объединения. Этого до поры не было и в помине.

Но вот начали специальную военную операцию (СВО). Тысячи россиян решили, что во-первых, сейчас их начнут забирать в армию и пошлют воевать с украинцами. Во-вторых, начнут “закручивать гайки”, установятся порядки, которые им с их “европейскими” ценностями кажутся неприемлемыми. В соцсетях между частью этих людей возникла некоторая мера связи и организации. Они выстроились пусть не в единую пятую колонну, но в самые настоящие очереди-колонны у касс аэропортов и у постов погранпереходов. От них решили избавиться — и их выпустили почти всех. Второй раз произошло почти то же самое после объявления мобилизации.

Власти освободились от десятков, а иные говорят, сотен тысяч потенциальных оппонентов. Все ли они уехали?

Посмотрим, как обстоит дело с лояльностью власти и ее политике в стране. Это нам покажут результаты опросов, которые проводил “Левада-центр”. Тот тип исследования — массовый опрос — который приходится сейчас использовать, не позволяет выяснять тонкие вопросы о ценностях. Используем более грубый прием, задавая вопросы насчет одобрения/неодобрения высшей власти и поддержки (неподдержки) проводимой ею войсковой операции.

Для ориентации сообщим, что с началом СВО доля (среди всех опрошенных) респондентов, дающих положительный ответ на вопрос: “Вы в целом одобряете или не одобряете деятельность Владимира Путина на посту президента РФ?” — обычно находящаяся в интервале 60-70%, поднялась до 83% и находилась на этой отметке с марта и по август. В конце сентября, вероятно в связи с воздействием таких факторов, как   успешное наступление ВСУ под Харьковом и объявление мобилизации, названный показатель спустился до уровня 77%. 21% выразили неодобрение, среди них примерно поровну склонных к формулировкам “скорее нет” и “определенно нет”.

Кто самый воинственный

Другой вопрос звучал так: “Вы лично поддерживаете или не поддерживаете действия российских вооруженных сил в Украине?” Суммарная доля отвечавших “определенно да” и “скорее да” за период с марта по август была в среднем 76,5%. В сентябре она снизилась до 72%. А 21% дал отрицательные ответы. Среди последних примерно поровну выбравших формулировку более мягкую “скорее нет” и более жесткую “определенно нет”.

Как видим, поддержка президента и “спецоперации” — господствующая норма, но в обоих случаях имеется примерно одна пятая не согласных с нею. Две трети не поддержавших “спецоперацию” не одобряют и деятельность Путина. 

Таковы показатели в целом и в среднем. В разных социально-профессиональных группах/категориях доля готовых выразить несогласие по указанным вопросам разная.

В составе не одобряющих деятельность Путина наиболее многочисленная категория — специалисты. В среде одобряющих — пенсионеры.

Но при этом среди одобряющих зажиточных в полтора раза больше, чем нуждающихся. А среди неодобряющих, напротив, нуждающихся в 1,2 раза больше, чем зажиточных. Меж тем доля людей с высшим образованием среди критически настроенных выше, чем среди одобряющих.

Наиболее критически относящимися к деятельности Владимира Путина в сентябре были предприниматели, руководящие работники, специалисты (26-29%), как уже сказано, обладатели более значительного объема такого капитала, как знания и компетенции. Минимум критики следовал со стороны пенсионеров (11%).

Лидерами негативного отношения к спецоперации выступили представители учащейся молодежи, среди них треть отказала ей в поддержке, далее следуют те же группы, в которых и неодобрение деятельности Владимира Путина было выражено более сильно, чем в среднем. Наименьшая доля неодобряющих — опять-таки среди пенсионеров.

Если следить за тем же показателем отказа в одобрении СВО, то увидим, что его минимум — в среде самых старших, тем кому 65 и более лет (11%), по мере движения к более молодым возрастам показатель монотонно возрастает. Среди когорты 35-44 он уже вдвое выше, а среди самых молодых (18-24) — выше в три с лишним раза. По-другому: среди той части молодежи, на которой оказывается главное бремя военной службы и участия в СВО, более трети ее не поддерживают. Среди этого контингента 56% выбрали слова “тревога, страх, ужас”, 31% — слово “шок”, 23% — “гнев, возмущение”, чтобы описать чувства, которые они испытали, узнав о подписании указа о “частичной мобилизации”. Это — самая сильная эмоциональная реакция среди всех возрастных групп.

Получается, что максимум тревоги и несогласия со спецоперацией — среди тех, кого будут мобилизовать для участия в ней. А максимум ее поддержки (мыслью, чувством, словами — но не действиями) — в среде тех, кого на поле боя не зовут и не позовут.

Размышляя над рассказанным в этих заметках, следует помнить, что в них речь в основном шла о меньшинстве. Пусть в его составе миллионы людей, пусть их число будет расти, но они останутся меньшинством. Час, когда и те, кто в меньшинстве, и те, кого больше, вздохнут свободно и облегченно, придет, но до того и тем и другим придется вынести испытания куда более тяжкие, чем-то, что пришлось пережить за прошедшие месяцы.

Алексй ЛЕВИНСОН,  руководитель отдела социально-культурных исследований, “Левада-центр”