Рожкова и Вайсман о БМ Банке

Это — серия разговоров. На большинстве записей — два голоса. Женский похож на голос зампреда НБУ Екатерины Рожковой. Мужской — на голос председателя правления украинской “дочки” ВТБ Константина Вайсмана. Еще на одной записи — “Рожкова” и мужской голос. Он похож на голос директора департамента финансового мониторинга НБУ Игоря Березы. 

Для простоты “Минфин” не кавычит фамилии. Далее по тексту Рожкова — это женский голос, Вайсман — мужской.

Жизнь под санкциями

Рожкова звонит Вайсману уточнить, смог ли он через свои связи изменить приказ СНБО и вывести БМ Банк из-под санкций. Не удалось. Вайсман переживает, что из-за санкций банк придется ликвидировать, а это может ударить по всей группе ВТБ. 

Рожкова: Костя, привет.

Вайсман: Приветствую. К нам дошло письмо, что мы не можем докапитализировать банк (БМ Банк). Что нам с этим делать?

Рожкова: Ну ничего. Этого следовало ожидать. То есть, вы не можете докапитализировать, потому что акции заблокированы.

Вайсман: Но мы проводили собрание (акционеров — “Минфин”) до того, как ввели санкции.

Рожкова: Понятно, собрание, да. Но сейчас, актив заблокирован. Мы с тобой это обсуждали. То есть, сейчас вопрос просто…ты говорил, что возможно…вы пытались там как-то изменить этот указ. Но я так понимаю, что не получилось ничего?

Вайсман: Нет, мне просто нужна ваша позиция. Мы сейчас хотим банк просто на ровном месте утопить. Тот, который был нормальный, а потом можем иметь…у нас сейчас все объединено в банковскую группу. Мне хочется понять, если вот сейчас банк пойдет ко дну. Соответственно скоро проверка НБУ и увидит там недостаточный резерв и еще куча нарушений. Ну и что делать? Банк мы реально готовы были капитализировать либо соединять, либо продавать. Теперь такая х...ь [ерунда] случилась. Мы ожидаем, может быть, будет эфир негативный на нас. Но зачем это делать? Я этого понять не могу.

Рожкова: Это то, что мы обсуждали с тобой. Смотри какая ситуация. Мы не могли на это не среагировать на эти санкции. Мы держали это до последнего. Пока они там…не вступили в силу. Или что-то еще не произошло и т.д. Поэтому вопрос, как бы, в…Но не реагировать, мы не могли, потому что это предписывается законом. Было совместное совещание с этими…скажи мне…финмонами (финансовый мониторинг — “Минфин”) большими и со всеми, со всеми, дабы были определены, какие-либо шаги.

Мы договаривались, что за этот период времени есть два варианта, вернее у вас уже оставался один: либо соединять, либо ликвидировать. Вы должны были определиться с этим с “мамой” (материнская структура, российский ВТБ — “Минфин”). Это первая часть. Параллельно ты мне сказал о том, что подержите там пожалуйста неделю и возможно вам удастся что-то в санкциях поменять.

Вайсман: Ну, просто мы в санкциях поменять не можем. Просто реакции пока никакой нет. Я хочу понять, какая позиция НБУ. Мы сейчас здоровый, нормальный банк просто начинаем мочить.

Рожкова: У нас…Кость, это за пределами нашей компетенции. Я знаю, что вы обсуждали это ранее…

Вайсман: Но есть ВТБ, понимаете? Я просто хочу понять, что будет к ВТБ. Какая позиция НБУ? То есть, мы не можем…там перевод активов и пассивов, оно в ноль не схлопывается. Мы деньги ему дать не можем. То есть, вот что делать?

Рожкова: Смотри, если говорить о Банке Москвы: заблокированы акции, потому что собственностью российского Банка Москвы являются акции. Они заблокированы. Все остальные операции вы можете делать. Вы можете сейчас заняться внутри чисткой баланса. То есть, сделать прощение субдолга, прощение всего не через капитал, а через прибыль. Схлопнуть там то, что схлопывается, а разницу, условно говоря, перевести на баланс к вам, например. Те планы, которые мы…Ты просто говоришь, какая позиция НБУ? Позиция НБУ относительно Банка Москвы, мы ж ее обсудили. В моем понимании было только два варианта. Сделать что-то с этим указом Национальный банк не может. Да, плохо. Да, зачем? Но, без вариантов.

Вайсман: Но, просто нам переводить активы в пассивы, там будет дырка в этом балансе. Кто будет ее закрывать? Вот в чем вопрос. Мы туда деньга давать не будем сейчас. То есть, мы не можем переводить активы в пассивы сейчас со схлопованием этого всего. Тем более, что любой пассив, он по-любому отольется сейчас. У нас сразу банк встанет…

Рожкова: Какая у вас там дырка? Вы уже дырку посчитали?

Вайсман: Смотря какая дырка. Есть дырка в ликвидности, а есть дырка в капитале. Вот соответственно, как бы, клиенты сейчас могут оттекать начать. Они уже немножко оттекают. Просто банк скоро может встать. Зачем мы вот это все делаем? Нужна какая-то нормальная, взвешенная позиция. Допустим, вы бы сказали: нормальное собрание акционеров было, мы капитализируем, зачищаем резервы. Там будет 74% кредитного портфеля.

Рожкова: Мы не можем. Акции заблокированы.

Вайсман: Тогда нам нужен вейвер (разрешение на невыполнение некоторых нормативов — “Минфин”) на год. Потому что через год, условно говоря, ВТБ будет правопреемником БМ, так как большой БМ сливается. И тогда вейвер ненарушения нормативов, потому что прецедент просто. Я чего боюсь просто? Я хочу понять, мы банковская группа, ваше мнение по поводу нашей группы? Мы просто топим банк, вообще ничего не делаем, соответственно к нам не будет никаких претензий. Все. И тогда это вариант. Но у нас начнутся оттоки, даже если, мы на это пойдем. Второй вариант — это нам выдают вейвер о не нарушении всего на год, например. Чтобы мы нарушали все. Хотя бы так. Чтобы никто не потребовал от нас создавать резервы и т.д. Будем как-то баланс…портфель кредитный покупать будем, и будет какая-то ликвидность поддерживаться. Но мы не можем, как акционеры, его тупо капитализировать никак. Нельзя эти деньги зачислить в капитал. Вот в чем вопрос.

Рожкова: Вы можете его капитализировать по-другому. Через прощение этих долгов. Не через покупку…

Вайсман: То есть, что это будет тогда? Как оно пройдет?

Рожкова: Оно пройдет все как прибыль. И сразу увеличит капитал. То есть, через прощение долга, вы можете его докапитализировать. Сформировать резервы. У вас не будет там налоговой нагрузки, но при этом капитал увеличится и сбалансируется вот вся эта ситуация. Вы акции не можете купить. Но все остальное вы можете сделать.

Вайсман: Прощение долга, может быть. Я не знаю.

Рожкова: Да.

Вайсман: А когда вы планируете банк этот проверять? Есть какой-либо план?

Рожкова: Давай, смотри. Я ничего не предпринимала, никаких планов не строила до того, как ты мне сказал, что вы обсудите все это в Москве, ты вернешься и расскажешь ваше мнение.

Вайсман: Но Москва сейчас ничего не может сделать тут. Москва ни ликвидности не может дать, ни…пока решения нет по Банку Москвы. Получается, что сейчас фактически нам показали фигу. То есть, банк который готовился к присоединению либо продаже, нам сказали: не, делать вы ничего не можете и мы вам, тупо сейчас…Просто я опасаюсь не Банка Москвы, а опасаюсь, что в ВТБ там что-то может быть. И со стороны регулятора, и со стороны клиентов. Я хочу понять просто…

Рожкова: Ты ж слышал, если мы не найдем решение по банку, что мы с ним делаем, как мы поддерживаем его ликвидность и капитал, его придется ликвидировать. И тут вы его либо сами присоедините/самоликвидируете. Либо это сделает Фонд гарантирования вкладов. Вопросы: как поддержать ликвидность? Мы обсудили с тобой. Вы можете выкупить у них часть портфеля и залить им ликвидность. Да, это не будет межбанковский кредит, но таким образом вы можете это поддерживать. Более того, ты сказал, что с ликвидностью там более-менее все в порядке.

Вайсман: Но, оно все в порядке до поры до времени. Оно более-менее в порядке. Ситуация шаткая такая. Более-менее в порядке, но если дальше…могут быть оттоки. Ну, то есть, ФОР мы уже вскоре можем начать нарушать. ФОР вы тогда должны нам разрешить нарушать, как минимум.

Рожкова: Второй момент, что касается…что нарушать?

Вайсман: ФОР — фонд обязательных резервов.

Рожкова: А, я поняла. Смотри, теперь то, что касается капитала. Мы тоже с вами это проговаривали. Акции вы купить не можете. Рассмотрите вариант прощение субдолга и всего, что у вас получится. И потом, если ты рассмотришь, ликвидность там и, допустим, вместе с капиталом, что у тебя получается, то я готова вам вейвер какой-то пробивать. Но мне нужно понимать ваши дальнейшие шаги. Я ж не могу тебе навечно поставить вейвер. Это ж элементарно.

Вайсман: Не. Вы, допустим, до момента присоединения московского БМ к ВТБ и все: ВТБ не под санкциями и мы тогда присоединяем БМ (украинскую дочку) этот.

Рожкова: Когда это произойдет?

Вайсман: Ну, в мае следующего года либо в июне где-то, приблизительно, такие даты.

Рожкова: Так вам все равно придется сливать два баланса? А почему не сделать это сейчас?

Вайсман: А как мы можем это сделать, если там есть…активы и пассивы не сходятся между собой, немножко. То есть, это значит, что нам туда живую ликвидность туда залить.

Рожкова: Не, я просто не знаю, насколько они не сходятся. Ну давай так, если вы готовы с расчетами, приходите к нам с четверга. Давай вы придете, посчитаете, что вы можете сделать, какие у вас дыры, насколько вам недостаточно капитала, какая у вас капитальная дыра, условна там. Сядем, посмотрим это все, и тогда какой-то просто…с учетом ваших предложений и пожеланий…сможем что-то соорудить.

Вайсман: Просто теоретически, конечно, проще было бы его продать. Потому что…актив стал токсичным, все покупатели разлетелись, как это…ну какое-то странное отношение, еще Валерия говорит: ну, я вам говорила, что мертвяк! Так все банки у нас мертвяком, где вы найдете банк, в котором 1 млрд грн заливается, при таком маленьком балансе — 3 млрд — а один миллиард заливается капитал. Ничего себе мертвяк! На 74% кредитный портфель будет отрезервирован. Ничего себе мертвяк! Нормально все с ликвидностью, все хорошо либо зальем…либо такая корова…ну точно она никому не нужна, потому что есть…ты найди попробуй…то есть какое-то странное отношение…мы то здесь при чем? Мы этим банком не занимались. У меня была абсолютно отдельная история к БМ Банк. Я ее говорил вам…я ж вам говорю, у нас совершенно отдельное юрлицо…мы им не занимались.

Рожкова: Костя, смотри. Послушай меня, претензий же к тебе нет. Абсолютно к тебе нет никаких претензий. Просто, Валерия Алексеевна (Гонтарева — “Минфин”) справедливо отмечает, что в нынешней ситуации, такой тяжелой, она предупреждала и говорила: примите решения по банку. Потому что банковская группа — два банка, тем более банк…

Вайсман: Мы приняли решение. То есть, теперь нам дали определенные полномочия и мы начали искать покупателя. Мы занимались покупателем. У нас была четкая стратегия. Его четко, соответственно капитализировали. У нас прошло собрание акционеров даже целое. Вот. Мы даже потом хотели идти к Юре (директор департамента статистики и отчетности НБУ Юрий Половнев — “Минфин”), чтобы все это зачислить. У нас был дедлайн: если мы его не продаем, мы его присоединяем. Но после того как он сейчас начнет развалиться на куски и мы ничего не можем сделать…то есть, значит есть большие риски…может он будет и стоять нормально…я вот опасаюсь двух вещей…это созданные резервы, потом как-то…я сейчас спрошу у мамы, мама будет готова прощать долг, или нет…я не знаю. Вот соответственно. И второй момент, чтобы не было претензий со стороны НБУ к тому, что мы одна банковская группа. Вот, потому что здесь еще политический нюанс начинает работать. Вы ж понимаете прекрасно.

Рожкова: Кость, смотри, я же тебе говорю, можно говорить о каких-либо вейверах и о каких-то еще вещах. Но, понятно, что для нас это тема тоже достаточно сенситивна, да? Мы сейчас там отписываемся, нам…нас уже завалили…мы нейтрально пытаемся отписаться. Но обсуждать любые вейверы, или любые там отлагательные условие можно, когда мы четко понимаем, какой план. То есть, поскольку первый план (продажа БМ Банка — “Минфин”) вы уже реализовать не можете, то есть, вы опоздали условно с ним, да? Значит, нужно искать другой вариант. Другие варианты мы здесь с тобой проговаривали. Вариант №1: Они прощают все долги, вы закрываете дырки в капитале, разницу присоединяете, условно говоря, на ВТБ. Как это сделать? Вы выкупаете работающие активы, а депозиты переводите механизмом…да он нелегкий там…и все такое…

Вайсман: Кать, он не сходится, он не сводится с балансом, Кать.

Рожкова: Понятно. Сколько у тебя разница?

Вайсман: Ну 10-15 миллионов долларов будет дельта. Никто не будет закрывать эту дельту живыми деньгами.

Рожкова: И не хватит эту дельту закрыть, маминым (российский ВТБ) прощением всех этих вещей?

Вайсман: Нет. Я тебе говорю про живую экономическую дельту.

Рожкова: Эмммм.

Вайсман: Но как? Как она? Живую ликвидность сейчас туда никто давать не будет в этом банк.

Рожкова: Понятно.

Вайсман: Как я тогда сведу активы и пассивы? На меня переводится история как бы, которая, как бы не в нас и не для нас. Вот я не очень понимаю. Если бы мы присоединяли, это было бы увеличение капитала нашего. То есть, мы бы заказали у мамы (российский ВТБ) большую сумму на капитал например. Как мы сейчас это можем сделать? Живыми деньгами заливать, после того, как были введены санкции, это как вообще? Мы можем портфель купить, ну да, на небольшую сумму поддержим, если нам дадут добро. Я хочу с вами выработать разумную позицию. Потому что это: я к президенту не пойду, потому что это не ВТБ. А как это не ВТБ мне очень интересно знать и понять? Это ВТБ в конечном итоге. Это все из-за вашей позиции: если такая маленькая…к президенту я не пойду. Мы — группа. Вы нас объединили в группу. Я хочу просто понять…я не призываю сейчас идти к Гонтаревой. Может мы там вдвоем с ней как-то подумаем. Просто я завтра послезавтра в Москву улетаю на набсовет (наблюдательный совет ВТБ).

Рожкова: Смотри, Кость, подожди…

Вайсман: Еще будем говорить за…там позиция такая: сами сделали — сами получайте. Я просто сам не хочу получить из того же рецепта на ВТБ Украина. Который там, как клиенты отреагируют? Как вы отреагируете? Хочу понять просто вообще, какое развитие событий.

Рожкова: Смотри, как вообще отреагируем мы, ну, тебе ж было…Первое, тебе с точки зрения нашей реакции было понятно: да мы тоже не хотим, чтобы это сказалось на ВТБ, как бы да? И фактически, и коммуникационно и по-всякому, мы готовы этой темы избегать, да? Мы не можем заявить там о том, что не надо было включать его в список, или нужно было. Мы делаем вид, как будто к ВТБ это не имеет отношения. Это первое — дистанцировались. Второе, от БМ и ВТБ, мы ждем от вас каких-либо предложений. Мы наговорили их вам. Вы должны обсудить их с мамой, приехать к нам и сказать: мама готова делать это и это и это в такие-то сроки. Сели, подсчитали и пришла к какому-либо выводу. Если банк продержится, с точки зрения ликвидности, путем выкупа там, каких-либо портфелей через вас…санкции год…пускай болтается, да? Чтобы…

Вайсман: А если мама сейчас не будет готова к прощению долга, например. То вы его закроете? Я просто хочу понять.

Рожкова: Костя, смотри, если он перестанет выполнять свои обязательства и обвалится в отрицательный капитал, то мы его закроем.

Вайсман: А что значит отрицательный капитал? Просто, банк…он сейчас…вот как-то он есть, да? Вроде исполняет все нормативы. То есть, если его не трогают, то он нормально функционирует.

Рожкова: Ты хочешь сказать, что если не проверять, как он формирует резервы?

Вайсман: Ну да. Если его не трогать год, условно говоря, то, соответственно говоря, он нормально будет функционировать.

Рожкова: Ты понимаешь, что год он не простоит? Ему сейчас перестанут платить по кредитам все. Абсолютно все перестанут платить по кредитам. Это первое, что будут использовать ваши клиенты: против банка введены санкции — не будем платить вражеской армии. Ну как они всегда говорят? Мы ж уже это проходили. То есть, сейчас ему просто перестанут платить по кредитам. То есть, весь его портфель тотально, через 3-4 месяца, станет 100% невозвратным. Если вы не будете с ним ничего делать, то через полгода вы его вообще не соберете уже. Вернее вы его начнете собирать…

Вайсман: А почему мы его должны собирать. Позиция Москвы такая: почему, мол, мы его обязаны собирать, если мы его не рожали? То есть, мы вообще ничего не обязаны делать с такой историей. Позиция такая: мы должны как-то выпутываться с ситуации, которую создали вообще не мы. То есть, мы ничего капитализировать, присоединить, продать, ничего не можем. У нас была одна стратегия — отчуждение. Взяли нам и всю эту стратегию порубили, и теперь от нас еще что-то просят. Такая ситуация. У нас тут с Москвой может немного разные позиции, потому что я понимаю, какие тут могут быть внутренние украинские моменты, всякие пиары и прочее. Я хочу избежать…знаешь…чтобы не было хорошей войны, а чтобы был худой мир хотя бы. Моя позиция простая.

Рожкова: Кость, смотри. Еще раз. Позиция: никому не интересно убивать Банк Москвы. Но, если мама сейчас скажет: я ничего делать не буду, пускай все стоит, как стоит, то как только он прекратит выплачивать по депозитам и у него появится картотека, мы его по закону выведем, как неплатежеспособный.

Вайсман: Ну, какие последствия для нас? Чисто юридически? Мне кажется, что никаких.

Рожкова: Для тебя, как ВТБ — никаких. Он тебе ж никак пока.

Вайсман: Ну никак, да. Вот я хочу выяснить, что допустим мне никак, значит я буду тогда сам решать свои проблемы с возможным оттоками.

Рожкова: Да.

Вайсман: Просто такой вариант, не можем не рассматривать, скажем так.

Рожкова: У тебя пока никаких вопросов нет. Лично, как для тебя. Он (БМ Банк) живет себе отдельной жизнью. Понятно там группа, не группа, сейчас будем разбираться, что делать с вами, как с группой. Но суть такая, что он действительно может улетучиться.

Вайсман: Этот вариант более-менее нас устраивает. Просто, чтобы к нам не было претензий с вашей стороны, мы тогда будем самостоятельно решать проблемы с ликвидностью и нам нужно время выиграть. Нам нужно несколько месяцев, чтобы свою ликвидность подкачать, чтобы в случае, если что-то будет, чтобы мы на рынке там что-то пособирали. Чтобы, если у нас там оттоки будут какие-либо небольшие, чтобы мы их удовлетворили спокойно. Это все, что нам нужно. Потому что мы вот действительно рукотворно сделали вот какую-то дурацкую хр.нь. Я, если честно, не очень понимаю, зачем? И странно, что нет никакого предложения с вашей стороны. Просто если бы было хоть какое-либо общение с администрацией, чтобы сказала допустим: мы этот банк разрешим отчудить, давайте сделаем паузу на 3-4 месяца, чтобы не дразнить, а через 3-4 месяца мы дадим вам разрешение. Вот это я понимаю позиция какая-то. Вот это для меня более комфортный вариант. Или допустим: вы как-то прокрутитесь эти 4 месяца, мы сильно давить не будем, но через 4 месяца, или допустим, через какое-то время, мы как-то сделаем, вы его либо продадите, либо “счастливо”. Тогда бы я обратно покупателей сейчас бы искал.

Рожкова: Я не могу тебе этого гарантировать, потому что этот приказ выше компетенции Нацбанка. То есть я не могу тебе сказать: Костя, сейчас все успокоится, а я тебе потом разрешу. Потому что это приказ СНБО! То есть я не могу сделать вид, что его нет.

Вайсман: Не, я понимаю. Просто мне кажется, что когда они его (приказ СНБО — “Минфин”) делали, они забыли, что здесь есть его (российский Банк Москвы — “Минфин”) дочерняя структура. Они забыли просто. Не учли этого.

Рожкова: Наверняка. Более того, они когда там все это согласовывали, на моей памяти, с Нацбанком никто ничего не согласовывал по этому вопросу. Потому оно нам тоже было как снег на голову. Но мы в этой ситуации не можем…просто…элементарно…мы не можем тебе ничего такого сказать…такой позиции (санкции против БМ Банка — “Минфин”) у Нацбанка просто быть не может. Да? Мы обязаны это выполнять, как собственно говоря, и все остальные. Поэтому здесь мы можем только тебе советовать, или искать с вами вместе какой-либо выход. Если вы…

Вайсман: Хорошо, давай следующем образом. У нас такая просьба: это вопрос пока ни с кем не обсуждать. Я хочу, чтобы…может мы на пятницу договоримся…я приеду из Москвы…мы сядем…я получу еще какие-то сигналы…и тогда сядем и будем это обсуждать.

Рожкова: Я тебя и ждала! Я ни с кем ничего не обсуждала. Ждала, что ты приедешь и скажешь, какие вводные ты получил и какие у нас могут быть варианты.

Вайсман: У меня пока вводные такие: проси…можно ли поговорить с Нацбанком на предмет того, что искать какое-то решение. Вот, у меня пока нет видения, а у Москвы большая обида на этот счет. Что я тебе могу сказать? Такое видение. Не знаю, что может поменяться за эти два дня.

Рожкова: Смотри, с точки зрения Нацбанка, я тебе еще раз говорю, мы готовы на какое-то там прикрытие глаз, да? Но, нам нужно понимать, шаг за шагом, что мы делаем. Просто сказать, что мы ничего не трогаем в течение двух лет, пускай оно законсервировано будет, я боюсь вы тогда еще больше потеряете. Потому что, по крайней мере…я не знаю, какой там портфель (кредитный портфель), но та его работающая часть, которая есть, она скоро может превратиться в воздух. Понимаешь?

Вайсман: Не, ну, мы можем просто взять этот портфель на аутсорсинг и пытаться с ним работать. Просто нужно понимание, что…просто мы не взрываем ситуации? Я не хочу взрыва никакого.

Рожкова: Я тоже не хочу! Поэтому давай есть варианты, которые мы с тобой обговорили. Если присоединение не работает, ликвидация не работает, хотя бы выкупите у них часть портфеля, который работает. Заберите его на себя там, или оутсорсте. Должен быть какой-то план действий, как хотя бы поддерживать его ликвидность, да? Смотрим на то, что может случиться с капиталом. Если вы подсчитали дыру, приходи в пятницу с этими расчетами — будем смотреть.

Вайсман: Мы консервативно подсчитали. То есть может быть, что там особой дыры нет. Зависит от того, как работать с этим портфелем. Это ты правильно заметила. Потому что резерв будет 74% от портфеля после конвертации и всех зачисток. Вот. Миллиард тогда находится на балансе, 3 млрд идет в зачисление, а миллиард в капитал, конечно здорово у тебя улучшается баланс. Вот поэтому я и говорю, что когда Валерия говорит, что это мертвый актив, тогда у нас все банки мертвы. Такие резервы, я думаю, мало у кого будут.

Рожкова: Ладно, давай едь, возвращайся, приезжай и будем что-то думать.

Вайсман: Ладненько, спасибо, пока.

Рожкова: Спасибо, давай.

На ковер

Следующий разговор. Вайсман собирается в Москву на встречу с “самым большим начальником”. Хочет понять, как быть дальше.

Вайсман: Алло, привет.

Рожкова: Да, говори.

Вайсман: Ну, смотри, мы сейчас пока…с нашей стороны пока никто не приедет. Но мы как все подумали, вчера у всех и у нас и у вас был какой-то негативный взгляд на эту ситуацию. То есть я выезжаю утром, вот сижу долго думаю над этим всем, то есть мысль какая, мы сейчас еще сложим всю ликвидность, но мне кажется, банк продержится на плаву достаточно долго. Соответственно, мне нужно, чтобы была тишина и спокойствие, я думаю на сегодняшний момент. То есть минимальная информация от НБУ…минимальное общение с внешним миром. Заходим в администрацию, будем пытаться, там я уже пустил людей туда, чтобы решали какую-то историю. Просто сейчас мы еще раз подсчитали — банк завтра не ликвидируется.

Рожкова: Я тебя услышала. Но как мы с тобой говорили, мы можем купить там на несколько дней…мы отморозились уже. Письмо отослали на систему, вот сейчас я посмотрела, его тоже все согласовали. Абсолютно ни о чем. Вот эту цитату возьмем и будем морозиться какое-то время. Но ты ж понимаешь, долго мы это делать не сможем. Потому что в любом случае, мы обязаны сегодня или завтра, или в понедельник, отправить в госкомиссию и туда письма про блокировку акций.

Вайсман: Это ж вы можете сделать, это ж несильно публично?

Рожкова: Мы не будем это публиковать, но ты ж понимаешь, все что вышло за наши стены, дальше оно нами вообще не контролируемо. Давай сделаем так, я постараюсь отправить это письмо, но не сегодня, а например, в понедельник в конце дня. Но до этого момента, в течение недели, мы должны понимать направление…

Вайсман: То есть я должен полететь в Москву там к начальнику самому большому. В четверг у меня с ним встреча. Сейчас я созваниваюсь с…с ними еще определяюсь, они еще тоже будут…то есть информация у меня будет. Но как бы, я еще не все сказал. Что я бы хотел попросить.

Рожкова: Угу-угу.

Вайсман: Я хотел бы, чтобы наш банк сейчас, чтобы он сейчас жил такой жизнью…типа ничего не произошло. Нам нужно максимально держать ликвидность, мы будем активизировать из всех источников. И, скорее всего, можем обратиться к вам о нарушении там ФОРа (фонд обязательных резервов — “Минфин”), возможно. Вы сможете пойти на это, если что?

Рожкова: Я думаю, что да.

Вайсман: Я думаю, что мы не будем пускать много пыли, шуму и там всего. В это время ищем какой-то способ либо сделать там отсрочку внедрения санкций, либо еще что-то такое. И потом, все-таки, пытаемся его…у нас покупатели были, даже если два отвалилось, три еще осталось. Вот. И соответственно, если нам все таки дадут все это, самый для нас хороший вариант — отсрочка санкций на 3 месяца, предположим.

Рожкова: Угу.

Вайсман: И мы тогда делаем капитализацию, как оно шло, и соответственно, если в этот момент есть покупатель, значит есть, если нет, то за этот момент будет решение о присоединении и все.

Рожкова: Хорошо, я резюмирую. Мы сейчас стараемся держать паузу — раз. Вы работаете как работаете, если у вас будут какие-либо нарушения нормативов, то ничего страшного. Мы с этим готовы будем жить. Следующий момент, ты в четверг летишь, параллельно ты пытаешься работать с отсрочкой, то есть до конца следующей недели у нас нарисуется какое-либо понимание.

Вайсман: Да.

Рожкова: Ну окей. Я думаю, что вчерашние новости, которые кроме вас были, я думаю чуть-чуть рынок будет занят другими вещами. Ну не столько…может и хорошо, что все это случилось в один день. Соответственно в конце следующей недели ты выходишь на связь, и мы обсуждаем, что мы делаем дальше.

Вайсман: Да.

Рожкова “пробивает” снятие санкций

Катерина Рожкова звонит директору департамента финансового мониторинга НБУ Игорю Березе. 

Рожкова: Игорек, привет!

Береза: Да Катя, привет!

Рожкова: У меня к тебе вопрос, скажи, пожалуйста, по БМ Банку мы подавали, чтобы их вычеркнули из списка, или нет?

Береза: Да, подавали.

Рожкова: А когда мы можем ожидать…?

Береза: Ой, ну, смотри я ничего не могу обещать, это же получается СНБО должно прозаседать, они должны принять решение, а потом указом президента, они должны это ввести.

Рожкова: А когда это будет?

Береза: Там сейчас идет…получается как…первые же списки ввели, там очень много ошибок и сейчас идет процедура внесения изменений этим государственным органом. И вот мы в эту попали струю. Катенька, я не знаю сколько…я боюсь…понимаешь, предыдущие санкции полгода принимали. Сейчас я так понимаю, оно будет гораздо быстрее, но сказать тебе, что это будет две недели, или месяц, я не могу.

Рожкова: Я это услышала.